— Ишь ты, — услышал Мешков издевательский голос проводницы, — не жена… Сам-то подержанный, можно определить, вторичное сырье, а все одно — завел! И конечно, наобещал!
— Да никого я не заводил! — взбеленился Мешков. — И вообще, какое ваше дело!
— Мое дело бабье, а вас всех, мужиков-шустряков, пересажать надо!
— Чай принесите! — приказал Мешков.
— Не принесу! — с вызовом отказалась проводница. — Все вы по городам шастаете, нам жизнь портите. Всухомятку живите, без чаю, а не нравится — жалуйтесь! Меня уволить нельзя, пусть такую другую дуреху ищут в этой трясучке вкалывать…
И заторопилась по служебному делу — собирать билеты…
Мешков опустил сигарету в металлическую пепельницу и вернулся в купе. На верхней полке кто-то спал. Внизу над крупной бельевой корзиной колдовал толстяк. Он доставал из корзины продукты и густо заставлял ими маленький вагонный столик.
Увидев Мешкова, толстяк обрадовался, что-то прожевал, проглотил:
— Помидорчиков хотите?
— Нет, спасибо! — Мешков уселся на полку напротив.
— Огурчиков соленых? — Толстяк один огурец отправил в рот, а другой протянул Мешкову. — Они из рассола, мыть не надо!
— Спасибо, нет! — опять отказался Мешков.
— Кабачок фаршированный? Жинка моя…
— Спасибо, не хочется, настроения нет! — Приставучий толстяк уже начинал злить.
— Еда от всего лечит — от болезней, от настроений! Хотите пирог с яйцами, с луком-порей… Жинка моя…
— Нет!
— Хлебушка черного с копченой грудинкой?
— Нет!
— Вот… рыбец… фантастический рыбец, будто бриллиантовый!!
— Нет!
— Ну тогда курочку… — растерялся толстяк. — Больше она мне ничего не поклала!
— А гусятины в вашем магазине нет? — с издевкой спросил Мешков.
Толстяк принял вопрос Мешкова, как говорится, на полном серьезе.
— Вот беда… Гусяки нету…
— А я ем только, как вы его зовете, гусяку! — Мешков поднялся, снова вышел в коридор и стал продвигаться по вагону. Навстречу шел другой пассажир.
— Чувствую, в ресторан?
— А куда же еще?
— Ни одного местечка.
— Спасибо. — Мешков вернулся к своему окну и стал в него глядеть.
Сквозь окно просачивался летний вечер. И поля, и леса, и проезжие деревушки заливало закатом. Настроение у Мешкова было противное. За его спиной прошла проводница и сказала ему в спину:
— Душегуб!
Следующим утром Мешков смешался с толпой, которая двигалась в одном направлении — от вокзала к станции метро.
Потом, уже в другом районе, он вышел из метро, свернул за угол…
А вскоре он уже входил к себе на работу, сел за стол, положил на него портфель и поздоровался:
— Общий привет!
— Прямо с вокзала? — спросил Гаврилов, худой очкастый мужчина, он сидел напротив Мешкова.
— С вокзала.
Гаврилов пристально посмотрел на прибывшего:
— Болен?
— Нет.
Гаврилов перегнулся через стол:
— В поезде перебрал?
— Нет! — ответил Мешков своим любимым словом.
Гаврилов покрутил головой:
— Чего-то ты весь перекошенный!
И тут Мешков засмеялся, не разжимая губ, вздернув вверх уголки:
— Очень может быть, что меня перекосило… Ты лучше скажи, какие новости?
— Бороздин на пенсию уходит, на его место берут Корешкова, того, который марки собирает, а управляющий намеревается срочно послать тебя в Тамбов.
— Я не могу скакать по городам! — взорвался Мешков. — Я живой человек.
— Это ты ему скажи, — посоветовал Гаврилов, — все-таки, что случилось, Витя?
Мешков усмехнулся:
— А вообще-то мне бы лучше не в Тамбов, а куда-нибудь на Курильские острова, а еще лучше в Антарктиду!
— Скоро будут уже отправлять на картошку, — напомнил Гаврилов, — ты можешь попроситься, и я тебе гарантирую, что тебя возьмут!
Это совершенно неповторимое ощущение — возвращаться домой. Если, конечно, ты любишь свой дом…
Мешков жил когда-то в тихом доме, который выходил в тихий двор, а потом, совершенно неожиданно, прорубили улицу. Теперь дом стал смотреть окнами на широкую шумную магистраль, которую в духе космической эры окрестили Планетной. Однако с другой стороны дома уцелели корявые липы, и старый тополь, и кусты черемухи.
Мешков сошел с автобуса, сделал несколько шагов, завернул во двор… и сразу почувствовал себя дома. И сразу забылось все — эта суматошная поездка, Иллария, Таисия…
Во дворе на скамейке сидели женщины с детьми.
— Ну? — обратился к ним Мешков. — Здравствуйте, мои хорошие! Какие последние известия?
— В пятой квартире Глеб женился, а в сто шестой Семен выиграл по спортлото…
Мешков покрутил головой, прошел в глубь двора. По пути остановил Мешкова человек с пуделем:
— Ну что, берете щенка?
— Еще не решил! — помялся Мешков.
— Смотрите, жалеть будете. Хотите купить за деньги верную любовь — купите собаку! В доме надо иметь верного друга. А без собаки — собачья жизнь!
Под тополем играли в домино.
Мешков подсел к играющим. Блаженная, глупая улыбка поползла по его лицу. Да, он приехал домой!
Седой старик с пышной артистической прической — он стоял возле играющих — предложил Мешкову:
— Михалыч, могу взять в компанию, сейчас подойдет наша очередь!
— Спасибо, Вадимыч, я только из командировки.
— Тогда прощаю! — развел руками Вадимыч.
Теперь Мешков от души улыбнулся персонально Вадимычу, поднялся со скамейки и повернул к подъезду.
Вскоре Мешков вышел из лифта на пятом этаже. Открыл ключом дверь квартиры. Повесил на вешалку плащ. Положил портфель. Вошел в комнату и увидел дочь, которая разговаривала с соседкой из другого подъезда.
При виде соседки Мешков изменился в лице и обессиленно опустился на диван. Эта болтливая женщина напрочь сняла с него то радостное спокойствие, которое он ощутил, едва войдя во двор своего дома.
— Здравствуй, папа! — Дочери было лет двадцать. Мешков не успел ответить, потому что соседка затараторила с невероятной скоростью:
— С приездом, Виктор Михайлович! Я забежала на минутку, у меня совершенно нет времени. Посмотрите, вот я достала бра, оно из ГДР. Я купила его у метро «Войковская». У меня обои золотистые, в цветочках. Вы с дороги, вам надо отдохнуть! В квартире шестнадцать сказали, что бра подходит, в квартире восемнадцать — что не подходит, я могу сдать бра обратно. У меня есть чек, в двадцать второй сказали…
— Хорошее бра! Прекрасное! — прорычал Мешков.
— А что думаете вы, Машенька? — спросила соседка у его дочери. — Я так дорожу вашим мнением.
— Под старину теперь модно! — закивала Маша, только чтоб отвязаться. — Папа, ты будешь есть рыбные котлеты?
— Машенька! — счастливым голосом пропела соседка. — Хотите, я вам дам гениальный рецепт, как готовить рыбные котлеты из морского окуня. Надо взять филе, положить в молоко…
— Поменяйте ваше бра. — Мешков угрожающе поднялся с дивана. — На филе морского окуня! А филе сдайте обратно, если у вас сохранился чек!
Соседка в испуге вылетела из квартиры.
Потом отец и дочь сидели за столом на кухне. И смотрели друг на друга, при этом отец ел рыбные котлеты, он, не глядя, цеплял их на вилку и отправлял в рот. По тому, как они смотрели, видно было, что отец и дочь не только любят друг друга, но еще и большие приятели. Это на сегодня редкость.
— Ты царапаешь вилкой по пустой тарелке, — заметила Маша. — Ты умял восемь штук!
Мешков захохотал. Он хохотал от души, запрокидывая назад голову и показывая зубы. Затем оборвал смех:
— Скажи, Маня, можно ли влюбиться в твоего отца, когда он несет на вокзале чужие вещи?
— Много вещей? — строго спросила Маша.
— Один чемодан.
— Всего один?
— Но зато такой тяжелый, что отломилась ручка.
— Если отвалилась ручка — тогда можно! — И дочь серьезно продолжила: — Папа, я тебя наизусть знаю, что у тебя произошло?