В это время раздался звонок в дверь. Мешков повернулся к двери, собираясь встать, но дочь остановила его:

— Обожди, это Павлик. Он, между прочим, предлагает мне идти за него замуж.

Мешков растерялся:

— Но почему замуж?

— Он сильно высокий, — рассуждала Маша, — это модерново, он на бас-гитаре играет.

Мешков осторожно спросил:

— Ты его любишь?

— Конечно, нет, но мне уже двадцать, пожалуйста, не возражай, сейчас всеобщая акселерация. Двадцать лет — самый замужний возраст.

— Маня, — простонал отец, — но если ты его любишь…

— Папочка, когда ты ко мне привыкнешь? Я ведь шучу, я всегда шучу, и поэтому мы не откроем дверь!

Павлик продолжал звонить, проявляя характер.

Несколько дней спустя погода испортилась. По крышам и мостовым усердно заколотил дождь. Когда Лаза-ренко вышел из метро, то припустился бегом.

Вскоре Лазаренко спешил по длинному коридору и заглянул в комнату, где работал Мешков. В комнате никого не было.

Лазаренко прошел дальше по коридору.

В зале заседаний была распахнута дверь. Лазаренко осторожно, через голову женщины, которая сидела при входе, заглянул внутрь и увидел Мешкова.

— Вызовите-ка мне Мешкова! — шепотом попросил он женщину.

Женщина нагнулась к соседу и, как при игре в телефон, шепнула ему на ухо: «Мешкова спрашивают!» Тот нагнулся к следующему и повторил: «Мешкова спрашивают!»

Мешков поднялся с места и, аккуратно переступая через чужие ноги, выбрался в коридор.

— Здорово! — сказал он Лазаренко. — С приездом. Что стряслось?

— Тебе привет!

— Какой привет? От кого?

— От изумительной и неповторимой Илларии Павловны.

— Ты за этим меня вызвал с совещания?

— За этим.

Мешков повернулся к нему спиной, возвратился в комнату, где шло совещание, и занял свое место.

Лазаренко потоптался в коридоре, потом снова наклонился к женщине, которая сидела в дверях:

— Извините, еще раз Мешкова!

Женщина покрутила головой, но все-таки нагнулась к уху соседа и передала поручение. Мешков мрачно поднялся со стула.

— Что происходит, Виктор Михайлович? — Управляющий проявил неудовольствие.

— Все время междугородная вызывает! — соврал Мешков, снова с трудом выбрался в коридор и кинулся на Лазаренко: — Что тебе еще, что ты пристал?

— Двадцать девятого у нее день рождения.

— Вот и давай телеграмму!

Лазаренко взял Мешкова за локоть:

— Нет, это ты посылай телеграмму. Ты ей заморочил голову!

— Да ничего я не морочил! — в сердцах воскликнул Мешков.

— Она просила передать про день рождения, — уже с раздражением повторил Лазаренко, — я передал. А дальше — это дело твоей порядочности.

— При чем тут порядочность, когда ничего не было!

— Меня это не касается — было или не было. — И Лазаренко быстро зашагал по коридору.

Мешков помчался за ним, догнал его на лестничной площадке, возле лифта:

— Ты что, мне не веришь?

— Если ты не виноват, почему ты оправдываешься? И почему у Илларии Павловны все время глаза на мокром месте? — И Лазаренко прыгнул в лифт.

Кабина лифта умчалась вверх.

Мешков задрал голову и заорал, обращаясь к невидимому Лазаренко:

— Она вовсе меня не интересует! И мне наплевать на ее день рождения!

Кто-то сзади потрепал Мешкова по плечу. Мешков обернулся. Сзади стоял управляющий трестом:

— Это вы разговариваете по междугородному телефону?

— Разве вы не видите, что по междугородному! — отшутился Мешков.

Двадцать девятого числа великомученик Мешков понуро плелся по улице. Вид у него был затравленный.

На здании почты было написано: «Почта — телеграф — телефон».

Мешков вошел внутрь как приговоренный. Он проследовал в телеграфный зал и спросил у телеграфистки:

— Я не знаю ее фамилии, только имя и отчество, примете телеграмму?

— Приму!

— Но это не домашний адрес, это номер в гостинице!

— Все равно приму!

— А вдруг ее перевели в другой номер?

— В гостинице разыщут. — Телеграфистка разрушила последнюю надежду Мешкова. — Пишите, приму!

— Это неправильно, — разозлился Мешков, — вы не имеете права принимать без фамилии!

Телеграфистка высунулась из окошка и поглядела на Мешкова:

— С утра пьете?

— Только кофе.

— Хорошо, — сказала телеграфистка, — я не приму, но рядом переговорный пункт. В гостиницу можно позвонить!

— Зачем вы подали мне эту мысль? — взвился Мешков.

— А я ненавижу всех мужчин, — призналась телеграфистка. — Я уже четвертый раз замужем!

На переговорном пункте Мешков утопал в глубоком ярко-красном кресле, поджав под себя ноги, и невесело слушал стереотипный голос:

— Ленинград, кто вызывает «Электросилу» — первая кабина.

— Рига, Кубланова, пройдите в девятую кабину!..

Рядом с Мешковым, в таком же красном кресле, вскакивал и снова садился высокий молодой человек со светлыми глазами. Его тонкую шею перехватывал желтый шарф. В очередной раз упав в кресло, нервный молодой человек потеребил шарф и сказал Мешкову:

— Ее нигде нет!

— Кого? — машинально вступил в разговор Мешков.

— Жены.

— А я здесь при чем? — обрезал Мешков.

— Вы ни при чем. Вы в Москве, я в Москве, она в Златоусте. Ее нет ни дома, ни у родственников, ни у друзей. Ни днем, ни вечером, ни ночью.

— Позвоните ей на работу! — посоветовал Мешков.

— Она недавно уволилась. В больнице ее тоже нет, я проверял. Я живу в этом красном кресле и трезвоню по всему Златоусту. Если она от меня ушла, я не дотерплю до Златоуста, я убью первого попавшегося!

Мешков встал и пересел подальше от опасного соседа.

— Древнегорск. Тринадцатая кабина.

Мешков прошел к кабине под несчастливым номером. Там уже зажегся свет. Мешков закрыл за собой дверь, поднял трубку и услышал:

— Триста восемнадцатый не отвечает!

— Тогда, — решился Мешков, — тогда соедините с администратором.

— Администратор слушает. — Это была та самая администраторша, которая поселяла Мешкова. Чтобы ей не мешали разговаривать, она повернулась спиной к вестибюлю.

А из лифта вышли Таисия Павловна, с этюдником и зонтом, и Иллария, которая волокла все тот же чемодан.

— Жаль, что нет твоего Виктора Михайловича, поднес бы вещи! — усмехнулась старшая сестра.

— Он тебе не носильщик! — отрубила Иллария.

— Постой, отдохни, я ей напоследок кое-что скажу! — Таисия Павловна решительно направилась к администратору.

— Зачем опять нервы трепать… — начала было Иллария, но махнула рукой и села на чемодан.

— Я узнала вашу фамилию, товарищ Тихонравова, — грозно произнесла Таисия Павловна в спину администраторше, — я напишу министру…

— Минуточку, не мешайте! — отмахнулась администратор, не оборачиваясь. — У меня на проводе Москва, поскандалим через несколько минут. Это я не вам! — сказала она в трубку.

Илларии расхотелось сидеть на чемодане, она встала и тоже подошла к стойке администратора.

— У вас там в триста восемнадцатом живут две женщины, — говорил в трубку Мешков, но администратор его перебила:

— А мы их выселили!

— Может, это меня? — Иллария пальцем постучала администраторше по спине.

— Вот люди! — взорвалась администратор, по-прежнему не оборачиваясь. — Даже с Москвой не дают поговорить! — И опять повторила в трубку: — Это я не вам!

— Как «выселили»? — повысил голос Мешков.

— У нас заезд иностранцев, сим-по-зиум, — по слогам произнесла администратор.

— Безобразие! — возмутился Мешков.

Администратор в сердцах повесила трубку:

— Все скандалят, все! — И повернулась к сестрам: — Это вы? А вас Москва вызывала.

— Да я же тут рядом стою! — обозлилась Таисия Павловна.

— Я же к вам в спину стучалась?! — добавила Иллария.

— Что я, спиной вижу, что ли?

— А кто звонил? — Иллария разволновалась, толком сама не зная почему.