— Ну что? — обернулась Таисия Павловна. — Очухалась? — вырвала из рук сестры пакет, ловко надкусила угол, сделала большой глоток, отломила, сунула в рот кусок булки. — Сегодня идет хорошо, кажется, я поймала свет на этих домишках, там на склоне в этом свете они как живые. — И снова повернулась к этюду.

Иллария оскорбленно поджала губы:

— Разве ты не заметила, что я изменилась?

— Нет, я вижу тебя слишком часто и поэтому не могу заметить, как ты меняешься.

— Я сделала прическу.

— Не ври! — сказала Таисия, увлеченная работой. — Прическу я бы заметила, и помолчи, не мешай мне писать.

— Я исчезаю! — сухо, суше не бывает, сказала Иллария. — Может быть, я пойду к реке загорать, а может, пойду в гостиницу, а может, пойду в кино, а может, пойду на вокзал и уеду домой.

— Ты когда-нибудь замолчишь?

Иллария резко повернулась и поспешила прочь.

Иллария спустилась вниз к реке, к самой воде добраться было нельзя, потому что берег обрывался круто, почти отвесно. Иллария пошла по берегу, по вытоптанной тропе.

На реке трудились буксиры и рыбачьи лодки и шел рейсовый пароход, на борту которого было выведено: «Художник Василий Мешков», в честь знаменитого живописца, который писал когда-то эту реку. Иллария увидела на пароходе фамилию Мешков, вздрогнула, отвернулась и обратила свой взгляд на мальчишку, который отсюда, с обрыва, удил рыбу.

Мальчишка почувствовал за спиной Илларию, обернулся и приказал:

— Отойди!

— А ты мне что тыкаешь?

— Над душой стоишь, рыбу пугаешь!

— Чем я ее пугаю, стою себе. Это ты языком молотишь.

— Нервы мне тянешь, — злился юный рыбак, — от взрослых и так податься некуда. И тут, на тебе, надзор!

— Лопух ты! — обругала его Иллария. — Может, я тебе рыбу приваживаю.

— Ты что, ведьма?

— Смотри лучше на поплавок!

Мальчишка глянул вниз, ахнул, потянул, подсек — на крючке болтался подлещик.

— Тетенька, — завизжал мальчишка, — не уходи! — И поправился: — Не уходите!

Иллария шла дальше по берегу, села на поваленную иву, подставила лицо солнцу, прикрыла веки.

Так она сидела, не двигаясь и блаженствуя, как вдруг кто-то потряс ее за плечо.

— Не трясите меня! — возмутилась Иллария. — Терпеть не могу, когда меня трясут.

Она открыла глаза и увидела женщину, с которой встретилась в парикмахерской.

— Вы чего? — спросила та. — Радикулит схватите.

— Загораю!

— Как это вы загораете, когда на небе вон какая туча.

— А я и не заметила! — засмеялась Иллария. — Бездельничаю, вы в отпуск на юг, а я к вам в отпуск. — И встала.

— Я вас очень хорошо понимаю, — задушевно произнесла женщина из парикмахерской, — только на местный загар мужики не клюют, они клюют только на южный загар.

— Выходит, я зря приехала к вам в город?

Но женщина, в сумочке которой лежал билет в Симферополь, ответила совершенно серьезно:

— Конечно, зря… Что к нам ездить? Ничего у нас нет. Вода и церкви…

Под вечер Иллария без дела болталась в холле гостиницы, ерзала в кресле, листая журнал «Наука и жизнь», поглядывала сквозь стеклянный простенок на вход.

Вот у гостиницы остановилась старенькая «Волга». Мешков открыл дверцу, выставил на мостовую ногу…

Иллария, уронив в кресло журнал, кинулась к выходу, толкнула дверь и степенно стала спускаться по ступенькам, вскинув голову, чтобы видна была прическа.

Мешков — он поднимался по ступеням — поравнялся с Илларией и прошел бы мимо нее, не заметив. Иллария сама его окликнула:

— Хорошо бы поздороваться!

— А мы же утром виделись. — Мешков остановился, кинул на Илларию веселый взгляд, таким еще Иллария его не видела.

— Нет, не виделись, мы разговаривали через дверь.

— Это правда! — Мешков улыбнулся. — Слушайте, что отколол этот толстый Кира, главный инженер. Сидел у меня весь вечер, каля-маля, а в это время на стройке ставили ограждение!

— Молодец! — похвалила инженера Иллария. — Он хочет, чтобы коллектив получил прогрессивку.

— Идея! — внезапно воскликнул Мешков. Видно, сейчас у него было такое настроение, что не хотелось оставаться одному. — Вы футбол любите?

— Нет.

— Жаль, я вас хотел на стадион пригласить.

— А я поехать на стадион не отказывалась! — нашлась Иллария.

На стадион ехали трамваем. И, как в первый раз, стояли на задней площадке, которую водило из стороны в сторону.

— Что это у вас глаза печальные? Как у женщины, у которой нет мужа? — спросил Мешков.

— А у меня нет мужа! — просто ответила Иллария.

Мешков даже поперхнулся, ему захотелось выпрыгнуть на ходу из вагона, от безвыходности он начал выкручиваться и глупо шутить:

— Это даже лучше. Зачем женщине муж, действительно! То он пьет, то в преферанс играет, готовь ему, стирай ему, дети от него…

— А у меня двое детей!

Мешков почувствовал, как у него остановилось сердце. И чтобы сердце сдвинулось с места, он продолжал балагурить:

— Конечно, что за жизнь без детей. Великое предназначение женщины — мать. И материнские чувства…

— А у меня не свои дети, — спокойно перебила Иллария, — это племянники — дети Таисии. Только ей некогда, и ее мужу некогда, и поэтому я их воспитываю.

— Приехали! — простонал Мешков.

Стадион оказался маленький, но уютный. Илларии с ее места были видны деревья, которые вплотную подступали к трибунам, а вдали, в темно-зеленой глубине, желтела маковка церкви. Над деревьями пикой торчала стрела крана, она все время поворачивалась в разные стороны, будто царапала по небу.

Мешков перехватил взгляд Илларии и пояснил:

— Это строят тот самый цементный завод, где я скандалил…

Мешков устроился на скамейке свободно, привычно, уперся о скамейку руками, ноги раскинул.

— Вот вы в трамвае учинили мне допрос, — сказала Иллария.

— Да ни о чем я вас не спрашивал. Просто что ни скажу, все невпопад.

— У вас, наверное, создалось впечатление, — продолжала Иллария, — что я никогда не была замужем. А у меня был муж, настоящий, с отметкой в паспорте. Химик. Таисия Павловна этого химика терпеть не могла, и, как всегда, оказалась права. Потом он от меня сбежал к одной… У нее обнаружились ноги сто семнадцать сантиметров.

— Это много или мало?

Иллария погрустнела, поджала ноги под себя, нижняя губа вздрогнула.

— Очень много. И еще у нее папа генерал, новая «Волга», дача со всеми удобствами, зеленые глаза, и еще она пела в ансамбле «Звездочеты» в мини-юбке. Мужчины в зале не слушали ее пения, они смотрели на ее ноги.

— Теперь я буду знать, — широко улыбнулся Мешков, — что к женщинам надо подходить с рулеткой. Благо она у меня всегда с собой.

Он достал из кармана рулетку и потянул за металлический кончик…

Наконец на поле выбежали футболисты. Мешков оживился.

— Ну! — Мешков потер ладошкой о ладошку. — Скинемся по рублику? Будет интереснее глядеть.

— Скинемся! — охотно согласилась Иллария. — Обожаю скидываться, только что это значит?

— Вы за каких, за синих или за белых?

По полю бегали футболисты, одни в белых майках, другие — в синих.

— Я буду за белых! — сказала Иллария.

— Тогда я за синих!

— Тогда я тоже буду за синих!

— Да нет, вы будете за белых, — покрутил головой Мешков, — мы должны болеть за разные команды. Ваши забьют — я вам рубль. Мои забьют — вы мне рубль. Расчет после игры. Все понятно?

— Я уж не такая дура! — обиделась Иллария. — Только я запуталась — я за синих или я за белых?

— Вы за белых, белых.

— Я за белых, белых, — повторила Иллария.

Команда синих перешла в атаку, правый защитник прошел по краю, навесил мяч в штрафную площадку, синий нападающий упал, в падении ударил мяч головой, и мяч угодил в сетку ворот.

Мешков подпрыгнул на месте, потом вскочил и восторженно заорал. Иллария испуганно посмотрела на Мешкова.