поставить сигнальщиков с факелами, с какой стороны они загорятся, значит там

среди мунгал сполох, пора возвращаться к воротам. А если на проездной башне

будет светиться только один факел, тогда ошкуривай нехристей, пока рассвет

не зардеется.

Князь Василий громко пристукнул каблуком по полу, заставив собравшихся

обернуться к нему и увидеть, как по его лицу растекается довольная улыбка.

Марья Дмитриевна тоже бросила на сына внимательный взгляд и откинулась на

спинку кресла.

– Свет наш Матвей Глебович, и ты Федор Савельевич, нам с сыном кажется, что сейчас мы услышали мудрые мысли не молодого ратника, но зрелого мужа. Вы

сами сказали, что нам необходимо сбить мунгалам их животный пыл, иначе они

никогда не уйдут от стен города, а здесь может выйти замешательство, которое

поспособствует ихнему уходу в степи.

– Матушка Марья Дмитриевна, вряд ли ордынцев испугает вылазка козлян, какой бы удачной она ни была, под их хоругвями собраны несметные тьмы, – с

сожалением покачал воевода головой. – На место одних поганых придут полчища

других, еще алчнее, такое уже было на русской земле не однажды.

– Федор Савельевич, ты предрекаешь нам готовиться принять судьбину? –

напряглась княгиня, она вскинула голову, заставив дорагоценные каменья на

коруне брызнуть в свете лучин ледяной радугой, ей отозвались морозным

отсветом ажурные колты в розовых ушах, отделанные крупным жемчугом. Она

повторила. – Ты не оставляешь нам и народу Козельска никакого выхода из

кольца мунгальской осады?

В большой комнате с низкими потолками снова наступила напряженная

тишина, она продолжалась так долго, что князь Василий не утерпел и

пристукнул ножнами от меча по возвышению, на котором стояло кресло. Но его

лицо выражало теперь не мальчишеское нетерпение, а негодование человека, с

рождения облеченного властью. Видно было, что ему не терпится высказать свое

слово, да власть над собственным мнением отобрал у него малый возраст. И

тогда в разговор вступил митрополит, сидевший во главе священников, молча

тискавших между пальцами золотые, серебряные и медные кресты на груди, положенные им в зависимости от сана. Он чуть склонил бархатную камилавку по

направлению к княгине и ее сыну, и заговорил рокочущим басом, которым читал

псалтирь на амвоне главной в городе церкви Спаса на Яру: – Заступница Марья Дмитриевна, Господь всегда дает надежду пастве, каким бы сложным ни был вопрос, разве может он оставить своих агнцев в беде, не явив божественный свет в конце пути?

– И какой же путь подсказывает нам Иисус Христос? – вежливо повернулась

княгиня к нему.

– Вы забыли о тайном ходе, прорытом козельскими монахами к чудотворному

источнику на другой стороне Жиздры, пробившем себе выход на поверхность

земли в глубине соснового бора.

– Но этот ход, если он еще существует, должен быть заполнен полой

водой! – приподняла брови княгиня. – И вряд ли она уйдет до начала лета, ведь так было всегда.

– Так было в самые снежные зимы и долгие весны, когда стада выпускали

на пастбища лишь с наступлением теплых дней, а в этом году разлив был

бурным, таким же стал и отлив, – вежливо поправил ее митрополит. – Свет наш

Марья Дмитриевна, вода из церковных подземелий почти ушла, значит, скоро она

уйдет и из подкопа.

– А разве он не разрушился? Я полагала, что стены у подкопа земляные. – Так и есть, матушка, только промазаны они толстым слоем глины, обожженной огнем костров на всем протяжении. Подкоп сделан по ганзейскому

образцу, подсказанному Вольганом, зодчим из тех западных стран, козельскому

князю Мстиславу Святославичу, ставшему потом во главе Черниговского

княжества. Хороший был князь, он укрепил крепость трехрядными стенами из

мореного дуба и заставил прорыть канал между Клютомой и Другуской, а потом

между Другуской и Жиздрой, чем не преминул воспользоваться сотник Вятка, когда там случился затор из бревен и другого мусора.

Слова священнослужителя поддержал одобрительный гул голосов не только

бояр и купцов, но и мастеровых людей, представлявших каждый свой район.

– Хват-ратник Вятка, попал тогда болтом в самую цель. – Потопил поганых не меньше пяти сотен, а то и поболе. Княгиня признательно улыбнулась сотнику, но сейчас ее больше волновал

подземный ход, она перевела взгляд на первого боярина, затем на воеводу и на

остальных, выискивая подтверждения словам церковника, но большниство

собравшихся не были посвящены в тайны митрополичьего двора. Люди знали о

подземном ходе к чудодейственному колодцу не только от монахов да калик

перехожих, считавших это место священным, о нем не раз говорили старые

дружинники, проходившие тем путем, но вернувшиеся обратно по верху. И все

равно подкоп считался каким-то чудом, составляющим единое целое с колодцем, известным по всей Руси, в ледяной его купели избавления от недугов во время

купания случались и среди граждан Козельска, хотя они чаще собирались в

группы и отправлялись за здоровьем на капище в лесном урочище с истуканом на

вершине холма. Там действительно происходили чудеса исцеления, по силе

воздействия превосходившие случаи у священного колодца, приписанного

церковниками к христианской святыне. И все- таки к нему тоже была протоптана

дорога, хотя он не нес в себе особой тайны, сравнимой с тайной подкопа, потому что был на виду. Мало кто понимал, как можно было прорыть под землей

пещеру длиной не менее версты, да еще под широкой Жиздрой, хотя народ видел, что монахи проводят дни не в праздном веселии, а в праведных трудах.

– Я знаю про тайный ход, им однажды пользовались ратники во главе с

князем Мстиславом Святославичем, когда решили зайти в спину половецкому хану

Яндыге, тогда козляне одержали победу, отбившую на несколько лет охоту у

степняков нападать на вятичей, – нарушил молчание воевода. – Но с тех пор, как я слышал, пещерой никто не пользовался, даже церковные служители.

– Радыня, ты плохо знаешь жизнь монашеских обителей, – мягко перебил

его митрополит. – Каждый год после паводка мы заново укрепляем не только

стены церквей и монастырей с хозяйственными постройками, но и все строения, отписанные властью и паствой в наше пользование.

Князь Василий улыбнулся, он впервые за время совещания переступил с

ноги на ногу, одобрительно прищурилась и его мать, укрепляя общее мнение, что они являют собой единое целое. Напряжение спало, по рядам мужей, расположившихся вдоль стен, пошло гулять расслабление, кто-то шумно перевел

дух, кто-то громко воскликнул, кто-то выпустил из под лавки ноги в новых

сапогах надеясь услышать похвалу от соседей. Только церковники продолжали

сидеть с лицами, похожими на лики святых, написанные на дубовых досках

царьградскими живописцами, лишь глаза выдавали их внутреннее состояние, они

стали светиться добром еще сильнее.

– Я рада, что подтвердилась древняя мысль о том, что из каждого тупика

имеется выход, это заставляет отнестись к нашему священному праву на свободу

от любых посягательств на нее с еще большим вниманием, теперь мы можем

меньше волноваться за жизнь жителей города, – облегченно вздохнула

княгиня. – Остается решить вопрос, как оттянуть сроки нападения ордынцев на

крепость, чтобы полая вода успела схлынуть в реки, подземный ход очистился

от мусора и мы смогли бы в нужный момент им воспользоваться.

Боярин Мечник пристукнул посохом об пол, упреждая собравшихся о том, что он будет говорить, но тишина в гриднице еще долго не могла установиться, словно с сообщением митрополита о пещере с плеч каждого защитника крепости

свалилось тяжкое бремя, мешавшее дышать и думать. Пришлось княгине поднять

правую ладонь, призывая всех к вниманию: – Я еще не слышала предложения боярина Мечника, – насмурила она светлые