скота и от другого добра, а так-же десятую часть от мужчин, женщин и детей, чтобы мы могли увести их с собой.

Ратники, стоявшие рядом с воеводой, начали переглядываться, словно

впервые услышали условия сдачи русских городов ордынцам, будто сбеги не

успели выложить им всю подноготную грабительского акта.

– Значит, отдай своего брата или сына, а с ними жену, дочку или сестру, и они угонят их в рабство, – разом заговорили они. – Чтобы они там работали

на них до конца своих дней за кусок мунгальской черствой лепешки.

– А поганые что захотят, то с ними и сделают. – Могут не довести, вон их сколько накладено во рву, будто косой

накосили.

– Они гнали наших братьев и сестер впереди себя, чтобы мы убивали их

своими руками.

– Нехристи поганые, как только земля держит... – Не бывать этому! – Лучше поляжем на могилах пращуров, а поганых все одно порежем ножами. – Таков наш ответ. Радыня, давай нехристю отлуп, не то он первым

получит стрелу.

На прясло взбежал запыхавшийся отрок, служивший рассыльным при тысяцком

Бугриме, оборонявшем вторую половину стены от проездной башни, тогда как на

первой стояли отряды тысяцкого Латыны. Он подскочил на одной ноге к воеводе

и громко выложил:

– Воевода, через Березовку перешел большой полк ордынцев и приблизился

к стене, – он притопнул красным сапогом. – Они сбираются начать новый набег.

– А как они перешли реку? – отшатнулся назад Радыня, брови у него

поползли вверх.

– Там образовался затор из льдин и деревьев с мусором, они накидали

поверх досок с сучьями, и прошли.

– Ах, поганцы! – вскинулся руками воевода. – А под проездной башней

решили, значит, нас отвлечь от мунгальских замыслов.

Отрок покивал головой и мазнул рукавом под носом: – Еще готовится новая атака с напольной стороны, нехристи подтаскивают

к воротной башне пороки, которые они утром приволокли из леса.

Радыня застыл было с раззявленным ртом, затем отстранил от себя отрока, медленно опустил личину на лицо и снова взялся за сулицу: – Дружинники, готовь луки, – осевшим голосом отдал он приказ ратникам, когда за спиной перестали звенеть натягиваемые тетивы, махнул десницей в

сторону отряда посланцев от Гуюк-хана. – Рази нехристей, чтобы духу их тут

не было.

И первым метнул копье в грудь сотника, продолжавшего расслабленно

сидеть в удобном седле и презрительно поджимать маленькие губы, так неловко

помеченные природой на его лице, больше похожем на созревшую дыню. По

сторонам от воеводы, а так-же со стены, раздалось звонкое теньканье тетив, перешедшее в короткий свист стрел, устремившихся к цели. Кто-то из ордынцев

упал под ноги коней, другие рванули на себя уздечки и бросились вместе с

ними в холодные воды Жиздры, стремясь поскорее уйти от страшного места, но

защитники крепости расстреливали их как деревянные чурки на подворье

воеводы, служившие мишенями. Не жалели они мохнатых коней, поднимавших над

волнами злые морды, могущих вытащить хозяев на берег. Скоро течение реки

понесло вниз вместе с мусором и трупы ордынцев, не сумевших перехитрить

русских ратников. Это обстоятельство оказалось для них неожиданным, потому

что такой достойный отпор от урусутов они получили впервые.

А на стене, вознесшейся над Березовкой с Другуской, разгорался яростный

бой, тугары лезли напролом, понимая, что атака может быть последней. После

нее половодье вступит в силу и не даст больше возможности приблизиться к

крепости до тех пор, пока снега не растают совсем и вешние воды не схлынут в

реки, уносящие их в море. Они атаковали стены одновременно с луговой и

напольной сторон, стараясь распылить полки защитников, заставить их

перебегать с места на место. Но воевода Радыня знал, куда кого направить, он

появлялся то в одном месте, то в другом, показывая пример личной храбрости.

Вятка с сотней опять поспешил на самый опасный участок, бывший под

присмотром тысяцкого Латыны, он занял с ратниками заборола и глухие башни, глядящие бойницами на Другуску, впадающую в Жиздру, не давая нехристям

зацепиться крюками за края наверший, обрубая веревки и расстреливая

косоглазых разбойников стрелами часто в упор. А они лезли и лезли по

лесницам и веревкам, шестам и стволам деревьев с обрубленными сучьями, подгоняемые десятниками и джагунами-сотниками, или заносчивыми мунгалами с

тугарами, наблюдающими за осадой со строны. А когда штурм начинал

захлебываться, натягивающими луки и расстреливающими соратников без

сожаления. Вятка бросился к дружинникам, возившимся с арбалетом-самострелом

со стрелой-болтом на станке со ствол молодой березы.

– А ну-ка, мужики, дайте-ка я лупану из ганзейского арбалета по вон тем

нехристям, что стоят кучкой за всеми кипчаками, – он отодвинул одного из

ратников от спускового устройства и присев на корточки, прищурил левый глаз, стараясь определить дугу, по которой полетит болт. Добавил. – Потому как от

тех поганых нам одна морока.

Когда станок с наложенным на него болтом приподнялся, он выбил клин, удерживающий ворот в закрепленном состоянии. Ворот крутнулся в обратную

сторону, ослабляя толстую тетиву, болт соскользнул с направляющей и полетел

над головами ордынцев к небольшому возвышению с несколькими мунгалами в

лисьих треухах с хвостами, завернутыми на спину. Мощная стрела с железным

наконечником воткнулась под ноги коней, вызвав среди них панику, мунгалы

бросили уздечки и цепко ухватились за длинные гривы низкорослых скакунов, принуждая их успокоиться сильными ударами кулаков между стоячих ушей. В

следующее мгновение они сами натянули тетивы и послали стрелы точно в то

место, откуда прилетел болт. И если бы не деревянный щит, закрепленный перед

арбалетом, то стрелкам некуда было бы спрятаться.

– Закладывай еще стрелу, нехристей нужно тревожить неутомимо, иначе

поганых нам от стен не отогнать, – крикнул ратникам распалившийся Вятка, понимая, что стрела, пущенная из простого лука, вряд ли пробьет железные

доспехи кипчакских пастухов. – Это мунгалы подгоняют кипчаков бросаться на

стены.

Мужики дружно подхватили новый болт с прясла и мигом приспособили

комлем к тетиве, а сотник уже накручивал натяжной ворот, он теперь знал, под

каким углом послать стрелу толщиной в руку, чтобы она пронзила наконечником

сразу нескольких врагов. Главным было, чтобы они снова выстроились кучно за

начальником, как это было в первый раз. Вятка долго примеривался к арбалету, наклоняясь то к одной стороне, то к другой, пока не нащупал ход, единственно

правильный. Но мунгалы не стали собираться в кучу на одном и том же месте, они дружно переместились на другой взблок, более высокий. Это уже не могло

их спасти, сотник не зря проводил свободное время на подворье у воеводы, на

котором тот устроил военный лагерь для дружинников, разместив не только

мишени из дерева и тряпок, но и разложив на подставках русские и заморские

ратные новинки, из которых каждый дружинник мог пулять сколько влезет и куда

угодно. Благо, пущенные стрелы было кому приносить обратно – ребятишек на

подворье было пруд пруди. Вятка поправил угол наклона направляющей станины и

вышиб клин из-под горизонтального бруса, упиравшегося концом в механизм с

воротом. Болт шумнул в воздухе длинным телом и полетел к взгорку, на котором

топтались надсмотрщики за остальными воинами орды. Они не могли заметить его

полета, потому что солнце слепило глаза, кроме того, в воздухе носились в

обоих направлениях тучи злых стрел. Болт пробил доспех первого мунгалина, выкинув его из седла, ударил наконечником в металлические пластины второго

нехристя, пристроившегося за ним, и воткнулся в третьего, опрокинув того на