лупя кулаками в бубны, украшенные цветными лентами, медными колокольчиками и

высушенными головами птиц и мелких степных зверьков. Они начали входить в

транс, падая на землю, исходя слюной и дрыгая ногами. Некоторые из всадников

спрыгнули с коней и пошли за ними, размахивая шелковыми расписанными

платками в правых руках. Напряжение возрастало, оно было готово перейти в

состояние, напоминающее припадки, когда всадники соскакивали на землю и

бились о деревья головой, ведь среди погибших были друзья, с которыми они

отправлялись на войну из одного улуса или аула. На губах воинов запузырились

белые клочки пены, глаза начали вылезать из орбит, тела стали подергиваться, а руки и ноги невольно взбрыкивать. Джихангир, дождавшись, когда общее горе

достигнет апогея, подал знак факельной группе во главе с китайцем, не

сводящим с него глаз, чтобы она приступила к завершающей фазе. К сооружению

приблизились с восьми сторон люди в длинных одеждах с зажженными факелами, подожгли паклю, намоченную в горючей жидкости и заложенную между бревнами, поднесли огонь к просмоленной одежде погибших. Языки пламени охватили башню

со всех сторон, они взметнулись вверх, рассеивая с черных концов тучи искр.

Гортанные кличи из тысяч глоток, рев сотен труб и хрипение сотен рожков, усиленные оглушительным боем барабанов и бубнов, заполнили поляну, превратив

ее в громадный медный котел с толстыми стенами, издающий звуки, сравнимые с

гудением урусутских вечевых колоколов, когда мощный их гул разносится по

окрестностям на огромные пространства, и спасения от него нет. Орда

продолжала бесноваться на дне этого котла, середину которого охватило

кровавое пламя с языками черного дыма, извивающегося китайскими драконами.

Казалось, воины исполнили долг на земле и ждали теперь момента, когда огонь

достигнет небес, чтобы броситься в него и превратиться в искры, исчезающие

среди туч бесследно. И так давно бы произошло, если бы кто-то увидел, что

пламя лизнуло жарким языком Повозку Вечности, начавшую проступать между

ветвей. Каждый на поляне ощущал, что если не найдется силы остановить

бесовскую круговерть, час расплаты не за горами. И когда искры долетели до

Повозки, а глотки и нервы приготовились лопнуть от напряжения, долгожданная

сила предстала перед воинами.

Бату-хан ударил коня шпорами и вылетев почти на середину поляны, поднял

его на дыбы:

– Бай аралла бастр дзориггей!!! – закричал он заклинание, которым

провожали погибших воинов в последний путь.

Воины орды словно опомнились, они перестали кричать, обратив внимание

на себя, а потом помчались от костра со всех ног, завопив на разные голоса: – Байартай! Байартай!!

Они вспомнили, что дьяман кёрмёсы, слуги Эрлика, владыки подземного

царства мертвых, уже прилетели за душами воинов, уходивших в мир иной, что

вокруг затолпилось множество мангусов, сабдыков, лусутов, иблисов и прочей

нечисти, готовой урвать долю и утащить ее в свои владения, откуда возврата

не было. Если человек терялся, если его охватывало неизбывное горе или

паника, мангусы могли воспользоваться моментом и выкрасть живую душу, чтобы

присоединить ее к душам, покинувшим тела. И тогда ее ждали мучения, неведомые ни на земле, ни на небе. К тому же, огонь успел подобраться к

Повозке Вечности, сделав ее багровой и грозной, готовой отвезти к Эрлику

всех.

Последние почести погибшим батырам были отданы, возле костра, жадно

пожирающего дрова вместе с человеческими останками, остались лишь слуги из

похоронной команды. Бату-хан потянул на себя повод и выехал на дорогу, ведущую в ставку, он не оглянулся на свиту, как не делал этого никогда, осознавая свою силу, не перемолвился ни с кем словом, словно рядом не было

никого. Он не стал ждать на этот раз Непобедимого, без которого не делал ни

одного шага, джихангир ощутил, что оба главных противника – Гуюк-хан и

Шейбани-хан – признали его власть, они даже не решились к нему приблизиться.

И это был тот самый случай, название которому было известно еще в глубине

веков – победа ценой поражения.

Пошел десятый день осады крепости, лед на Жиздре тронулся, сначала едва

заметно, потом убыстряя с каждым мгновением свой бег. Широкая река потащила

на себе не сплошной ледяной панцирь, сметающий все на пути, подрезающий

острыми краями берега, кусты на них и целые под корень деревья, а понесла

отдельные льдины размером с городской огород, которые сшибались друг с

другом, норовя надвинуться всей массой на тот же берег. Жиздра вскрыла себе

главную вену и дала возможность выхода полой воде. Название у реки

сохранилось с тех времен, когда вдоль берегов поселилось воинственное племя

вятичей, пришедшее сюда с запада, с междуречья между Днестром и Днепром. Это

случилось тогда, когда развалился союз славянских племен, объединенных общим

названием анты, или венендеры, живших братовщинами и проповедовавших, как в

великой Римской Республике, военную демократию. Вятичи построили вдоль

Жиздры города, в том числе крепость Козельск, ратники ходили по берегам и

перекликались между собой, один спрашивал: Жив? А второй отвечал: Здрав!

Таким образом они защищали себя от внезапного нападения степных половецких

орд. Оба слова постепенно объединились в одно и река, приток Оки, впадающей

в великую реку Ра, что на старославянском означало бог Солнца, стала

называться Жиздра. Она успела затопить луга за мелководными Другуской, Клютомой и Березовкой, покрыла водой равнину, раскинувшуюся за ней до

дебрянских лесов, конца которым не было. Батыговым ордам пришлось снять

осаду с крепости и переместить лагеря на возвышенные места, они успели

покинуть пределы русской земли до начала весеннего половодья и должны были

пережидать его там, где оно их застало. Это обстоятельство послужило еще

одной причиной тому, кроме решения Батыги не оставлять ни одного

непобежденного ордой урусутского города, что они решили взять Козельск во

чтобы то ни стало. Деревни вокруг были разорены и сожжены жители убиты, кто

успел убежать в леса, насчитывались десятки от многих тысяч.

Многочисленные отряды, составленные из оголодавших нехристей, продолжали рыскать по округе, переворачивая с ног на голову перевернутое ими

же и убивая любое живое существо, встречавшееся на пути.Лишь одна деревня

оставалась целой и невредимой, в ней поставил шатер Гуюк-хан вместе с правой

рукой темником Бурундаем, начавшим штурм Козельска неудачно. Деревня

называлась Дешовки, окрестные жители именовали ее так потому, что в ней

проживали мастера, выплетавшие из липового лыка лапти, лукошки, кошелки и

даже покрывала. То есть, для ремесла у них шел подручный материал, самый

дешевый. Вятские охочие люди использовали поделки и зимой, они расстилали

покрывала на снегу и укладывались спать, укрываясь шубами, что спасало от

холода и от болезней, отгоняло от этого места зверей. Липа источала целебный

запах, сохранявшийся в ней многие годы, который звери, как и цветочный, переносили с трудом. А еще вещицы, нужные в хозяйстве, стоили дешево, вот

почему деревня с мастеровыми в ней стала называться Дешовками.

Козлянам защищать город стало легче, хотя наскоки ордынцев с напольной

стороны, где был отрыт только ров с валом, а река Клютома прикрывала одним

из изгибов лишь угол стены, не прекращались ни на один день. Это место

представляло из себя начавшую подсыхать возвышенность, она первой

освободилась от снега и полой воды, устремившейся с нее в реки полноводными

ручьями. Волны нехристей как и прежде накатывали друг за другом на стены

крепости, они забрасывали истобы с теремами тучами стрел и стаями дротиков.