Затылком чувствую, что они сидят у меня на хвосте, очень я им нужен. С моими возможностями, связями, авторитетом я для них настоящий клад. Потому и не стесняются в средствах, чтоб добиться своей цели. Надругательство над Ийкой, чемодан с деньгами, переброска на другую работу — все это звенья одной цепи.

Очень боюсь за Ию, да и за Татьяну. О себе не говорю. По краю пропасти хожу каждый день, не знаю, надолго ли меня хватит. Рассчитывать не на кого. Даже члены комиссии, с которыми я работал, под различными предлогами просят освободить их от дальнейшего разбирательства. Не трудно догадаться — одного посулами, другого угрозами заставляют пойти на это. И Валентин Сергеевич не ангел, не предложил своей поддержки, не проявил готовности оказать содействие. Пришел, сообщил новость, признался в дружеских чувствах — весь он в этом. Что ж, и на том спасибо, что мешать не будет. А не будет ли? Пригрозят — и он как миленький утопит любое дело.

Только вышел прокурор, позвонил Алексей, тот, что в управлении кадров сидит, и заговорщическим тоном сообщил, что меня вызывают в ЦК на переговоры. Прозрачно намекнул: готовься занять руководящее кресло.

Я поблагодарил приятеля, пообещал не остаться в долгу за его дружеское участие. Он с пониманием отнесся к моему обещанию. Эти два сигнала, полученные почти в одно и то же время, свидетельствовали о том, что взялись за меня серьезно. Я подумал: а стоит ли ломаться, капризничать, если действительно предложат интересное дело? Здесь работать мне все равно не дадут. С другой стороны, столько времени, нервов, сил потрачено, и выходит — зря? Ладно, буду принимать решение, когда узнаю что-либо конкретное.

На следующее утро в моем кабинете меня ждала телефонограмма: в 12 часов я должен быть в ЦК, указан был этаж и номер комнаты.

В назначенное время я был на месте, немного подождал в приемной. Затем вышел Сам и пригласил к себе, беседа прошла в товарищеской обстановке. Мой новый шеф в общих чертах очертил круг обязанностей, которые я должен буду выполнять, работая в ЦК КПСС. Главным образом они сводились к ревизии действующих и составлению новых законов.

— У вас будет приличный оклад, машина, дача и другие привилегии, которыми пользуются работники ЦК, — сказал в заключение беседы хозяин кабинета.

— Мне можно подумать? — спросил я.

— Ну, разумеется, — ответил он. — У вас почти полдня и вся ночь, думайте, решайте.

Выйдя из огромного серого здания на Старой площади, я вздохнул полной грудью и не спеша направился к себе в управление. Я уже знал, что буду делать завтра. Позвоню и скажу, что еще не созрел для такой должности, что меня вполне устраивает то место, которое занимаю в настоящее время. Я был уверен, что это уже окончательное решение и изменить его ничто и никто не сможет, но я ошибался. Последовавшие в этот вечер события заставили меня сильно усомниться, правильно ли я поступаю, отказываясь от весьма лестного предложения. Ведь, по сути дела, я не только получаю спокойную, почти без всякой ответственности, прекрасно оплачиваемую работу, но и наконец избавляю себя и своих близких от угроз и опасностей.

В управлении секретарь с перекошенным от испуга лицом сообщил мне «приятную» новость: «Из вашего кабинета унесли папки с уголовными делами!»

«Что за чушь, — подумал я. — Здание охраняется, вход и выход строго по пропускам. И потом, вынести документы можно только вместе с сейфом, который весит полтонны». И тем не менее документы пропали. Войдя в кабинет, я увидел, что дверцы сейфа открыты настежь и внутри пусто. Здесь уже трудились криминалисты. Собака тщательно меня обнюхала и устремилась в коридор, потянув за собой хозяина. Зазвонил телефон.

— Это вас, — протянул мне трубку милиционер в погонах майора.

Услышал взволнованный голос Ирины Васильевны, матери Татьяны.

— Беда, Андрей Петрович! Танечку увезли неизвестные люди и неизвестно куда. Немного погодя позвонили. Грубый голос предупредил: в пять часов вечера у телефона должен быть ваш будущий зять, иначе дочери вашей будет хана. Так и сказал: хана, — повторила Ирина Васильевна.

Тревожно забилось сердце. Татьяна стала мне очень дорога. В последнее время мы часто встречались, и мне казалось, что мы любим друг друга.

Я вызвал машину и уже через несколько минут поднимался в квартиру Татьяны.

Ирина Васильевна со слезами на глазах повторила мне все, что сказала по телефону.

Мой приход ее немного успокоил.

Я здесь частый гость. А может, уже и не гость, так как чувствую себя довольно свободно, могу без приглашения усесться в кресло, почитать газету, посмотреть телевизор и даже приготовить чай. Иногда, когда Татьяны нет дома, Ирина Васильевна просит меня похозяйничать. Вот и на этот раз я заварил чай, разлил в чашки и принес в комнату, где Ирина Васильевна сидела на диване и с ужасом глядела на телефон.

В милицию я пока ничего не сообщал, опасаясь повредить Татьяне. Надо прежде всего выяснить, чего от меня хотят.

Телефон зазвонил ровно в 17.00. Я поднял трубку. Голос басовитый, довольно вежливый:

— Андрей Петрович?

— Да, это я.

— Вам уже передали новость? Ваша Татьяна гостит у нас. С ней все в порядке, она может это подтвердить.

Я услышал Таню. Она говорила быстро, с придыханием:

— Андрей, выполни, пожалуйста, их требования, иначе будет плохо…

— Поняли, Андрей Петрович? — снова взял трубку мужчина. — «Иначе будет плохо» — это слова вашей невесты. И она не ошибается. — Он хохотнул: — Вспомните про свою дочь, как было…

— Что вам от меня надо? — резко прервал я его.

Немного, совсем немного. Мы о вас позаботились и избавили от лишних документов. Так что тужить не о чем. Соглашайтесь на свой перевод и уходите, остальное вас не касается. Вы говорите «да» — и уже через час Татьяна будет дома.

Я ни минуты не колебался. Сказал, что соглашусь, только пусть немедленно ее отпустят.

— Не сомневайтесь, только не вздумайте с нами шутить, — пригрозил напоследок бас.

Примерно через час Таня вернулась, дверь ей открыла Ирина Васильевна. Я дал им возможность нареветься. Потом заставил Татьяну умыться, привести себя в порядок и подробно расспросил, что же произошло. Она рассказала, что после института зашла в магазин, затем с покупками подошла к телефону-автомату, собиралась позвонить мне на работу. В это время появился какой-то молодой человек и сказал: «Андрей Петрович сидит в машине и просит вас подойти, так как чувствует себя неважно». В тот миг Таня не подумала, как я мог вдруг увидеть ее в телефонной будке из машины и тем более послать какого-то курьера за ней. Со всех ног кинулась она к стоящей неподалеку «Волге». Дверца автомобиля была открыта, и как только Таня приблизилась к ней, подскочивший сзади «курьер» втолкнул ее в кабину, и машина с места рванула вперед. Сидящие в салоне двое парней предупредили, что ничего с ней не случится, если она будет вести себя смирно. Единственная их цель — заставить меня поступить так, как они этого хотят. Пообещали максимум через пару часов ее отпустить. Остановили машину у какого-то дома, поднялись на лифте на восьмой этаж. Квартира двухкомнатная. Там находились женщина лет сорока пяти, полная, с сигаретой в зубах, и мужчина — высокий, худой, в коричневом свитере и джинсах. Голос низкий, будто простуженный, глядит в упор, как стреляет. Усадили на кухне, жди, сказали, все скоро решится. У Тани — душа в пятках, зуб на зуб от страха не попадал, но, слава Богу, все кончилось, и она дома.

— Скажи, Андрей, что все это значит? — спросила Татьяна, закончив свой рассказ.

— Это значит, что с завтрашнего дня я работаю в аппарате ЦК.

У отца, как всегда, на работе напряженка. К тому же с Татьяной у них дело идет к свадьбе, все свободное время он проводит с ней, так что я его почти не вижу. Живет Таня с матерью в четырехкомнатной квартире. Отец ее умер, брат — офицер, служит в Ленинграде. Нередко после работы отец направляется прямехонько к Татьяне и там остается на ночь. Вот такие отношения. Мне кажется, что я у него теперь на втором плане, но я не обижаюсь. Столько лет рядом с ним не было любимой женщины — дочь не в счет, тут совсем другое, пусть компенсирует нерастраченные чувства.