— Где вы раньше были, — выходил из себя заведующий складом, — явились бы вовремя — получили бы кусок получше. Челышек, оковалок, ногу… Каждой хочет мякоти, а где я ее для всех возьму? Кончилась! Не от своей же ляжки вам отрубить?
— На черта мне твои поганые ляжки! Ты достань то, что припрятано под столом! — кричала какая-то женщина из тех, что побойчей.
— Ну и жадный народ пошел! — удивленно всплеснул измазанными в сале руками Лео. — Что ж вы только о себе одних и думаете, люди добрые? А начальству есть не нужно? Ртов у них нет, по-вашему?
— Довольно с них и того, что в конторе сидят, пота не проливают. Если им нужно мясо, пусть придут, постоят вместе с нами и заберут, что достанется.
Шавлего молча смотрел на куски говяжьей шеи и позвоночника, наваленные на столе. Временами он окидывал взглядом людей, бравших приступом стол, а потом с любопытством смотрел на Лео, отражавшего их натиск. Заведующий складом стоял у стола, опершись, словно палач, на окровавленный топор, и с хмурым видом выслушивал резкие слова, адресованные ему и его начальникам.
— Лео! Слышишь, Лео! — донеслось до него откуда-то сверху, чуть ли не с потолка.
Заведующий складом обернулся и посмотрел вверх на рослого Шавлего. Потом отложил топор и, приветливо улыбаясь, подошел к стоявшему у весов гостю.
— А я и не заметил тебя! В этом гаме ничего не услышишь. — Он показал на очередь и взял со стола обрывок бумаги, чтобы вытереть руки. — За руку не здороваюсь, надо сначала умыться. Куда ты пропал? С того вечера, как мы выпивали у Купрачи, я тебя ни разу не видал. Мяса хочешь? — Он понизил голос: — У меня тут припрятаны неплохие куски. Только подожди немного, пока я весь этот народ отпущу. Ей-богу, они, кажется, сейчас меня самого сожрут!
— Спасибо, мне не нужно мяса, Лео.
— Как это — не нужно? — изумился завскладом. — Годердзи, правда, в горах на сенокосе, но ведь мать-то твоя дома? И Нино, твоя невестка, — все-таки она педагог, можно бы ее уважить. Как же вам мяса не нужно? А я тебе до сих пор ничем не смог оказать внимание. Тут летом редко свежее мясо получишь. Нынче утром ребята с гор привезли. Мясо не старое, ты не сомневайся — двухгодовалая телка. На трудодни между колхозниками распределяем.
— Нет, Лео, не нужно мне мяса. А те куски, что у тебя под столом, лучше достань оттуда, а то люди подумают, что ты припрятал их для себя, а не от мух укрыл.
Лео опешил и совершенно растерялся. Он испуганно воззрился на Шавлего и тут же одним глазом глянул вниз, под стол…
Шавлегр не дал ему времени собраться с мыслями — дружески потрепал по плечу и многозначительно кивнул на весы:
— Хочешь, помогу? — Он засучил рукава. — Отпустим народ побыстрей. У меня к тебе дело.
Несколько минут в помещении склада раздавался лишь глухой стук топора, рассекающего говяжьи лопатки и бедра.
С размаху опускалось, описав дугу, стальное острие, и под мощными ударами подпрыгивала, плясала доска. Стол заполнился кусками добротной говядины.
Наконец Шавлего отложил топор и стал раскладывать мясо на порции. К мягким отрезкам бедра и ссека он подбавлял по нескольку кусочков от зареза и грудинки. Четыре такие порции Шавлего отложил в сторону.
— Это для тех, кто в конторе. Явись они сами сюда, каждому вдвое меньше бы досталось. Правильно, Лео?
Лео кивнул в знак согласия, хотя знал, что это вовсе не так.
— А теперь разделим все остальное, взвесим порции и раздадим людям. Думаю, это тоже будет правильно. Что скажешь, Лео?
Лео держался иного мнения, но и на этот раз предпочел промолчать.
Шавлего отошел от стола.
— Пока ты управишься, я как раз успею вымыть руки.
Шакрия Надувной, дожидавшийся снаружи и наблюдавший все это через окошко, сразу встрепенулся, влетел с грохотом по лестнице в контору, не обращая внимания на крики счетовода: «Сумасшедший! Куда тащишь?», подхватил кувшин с водой, мыло и так же опрометью, прыгая через ступеньки, снова скатился вниз, во двор.
Шавлего тщательно вымыл руки, вытер их носовым платком и направился обратно к складу.
На пороге он встретил выходившую оттуда старуху. Дрожащими руками заворачивала она в старенькую, застиранную тряпицу кусок мяса, доставшийся на ее долю.
Старуха остановилась и зашамкала:
— Будь счастлив, сыночек, живи и плодись на радость своей матери! Не знала я, чей ты, другие сейчас мне сказали. Царство небесное твоему покойному отцу, он тоже был справедливый человек.
Шавлего обнял старуху за плечи и довел ее до липы, росшей посреди двора.
— Я тут ни при чем, бабушка. Скажи спасибо нашему Лео, чтобы он и в другой раз не скупился.
На складе его встретил сердитый, насупленный Лео.
— Все равно не отстают, ну что тут поделаешь! — пожаловался он и повернулся к женщинам, все еще дожидавшимся у стола: — Ну вот, видите, — пришел. Не оставить же его без мяса!
Шавлего посмотрел на стол.
— А эти две порции ты для кого отложил?
— Одна для тебя, а другую сам заберу.
— Спасибо тебе, Лео, за дружбу, большое спасибо! — улыбнулся Шавлего. — Но давай лучше раздели мою долю между этими двумя хозяйками — и все будет в порядке.
Женщины не стали особенно отказываться. Только заведующий складом заколебался, хотел было что-то возразить, но, встретив пристальный взор Шавлего и увидев на его губах странную, многозначительную улыбку, поспешно выдернул топор из доски и разрубил большой кусок говядины надвое.
Когда склад опустел, Шавлего отвел заведующего в укромный угол.
— Я пришел к тебе по одному важному делу. Уверен, что ты мне не откажешь.
— Говори, если что в моих силах…
— Выдай мне на неделю футбольную форму.
Лео вздрогнул даже и отшатнулся.
— Душу для тебя не пожалею, но эту форму… Дядя Нико за нее шкуру с меня сдерет, начиная от самых ногтей.
— Перед дядей Нико я сам буду отвечать. Скажи, что я силой взял.
— Нет, брат, не могу. Никак не могу.
— Надо выдать.
Заведующий складом долго молчал. Подняв наконец глаза, он заметил на лице Шавлего все ту же зловещую улыбку. Потом скользнул взглядом от плеча вниз по могучей руке, которая оканчивалась увесистым кулаком с железными пальцами, и как-то невольно потянулся к майкам, трусам и бутсам, сложенным кучей на одной из полок.
А вечером дядя Нико метал у себя в кабинете громы и молнии, обрушившись во всю силу своего гнева на заведующего складом.
— Сам был тут и ушел ни с чем, как только ни подъезжал ко мне, но я отказал наотрез. А этот, не долго думая, без единого слова выдает то, что у него попросили! Тьфу, провались ты совсем! Что ты за человек после этого? Слыханное ли дело, христиане, — обернулся он к сидевшему в молчании бухгалтеру. — Иду я нынче окрай деревни, мимо Напетвари — знаешь, есть такая пустошь у Хатилеции — и что же вижу! Лоботрясы эти напялили на себя бутсы и футболки и гоняют мяч, резвятся среди кустов терновника и держидерева! Подзываю балиашвилевского Джимшера, спрашиваю: «Откуда достали форму, ребята?» А он отвечает: «Взяли на колхозном складе!»
Он снова повернулся к заведующему складом:
— Ты в своем уме или нет? Зачем форму выдал?
— Пришел человек, попросил — дай форму. И ведь ненадолго брал, всего на неделю. Почем я знал, что она к мальчишкам в руки попадет?
— А ты думал, он ее в плуг запрягать будет?
— Почем я знаю… Сказал — дай, я и дал. Что ж я мог сделать? Отказать? На это нужен не такой богатырь, как я. Вон, говорят, он на Алазани один измолотил пятерых ребят. Шекспир сказал…
— Я тебе покажу Шекспира! — Дядя Нико встал и, пошарив среди бумаг, отыскал чистый листок. — Склад у него под носом — и то не может толком за ним присмотреть, а тут еще захотел сушилкой заведовать! Так-то ты мое доверие оправдал? — Он с сердитым видом бросил листок на стол перед Лео. — Осла и дьяконом-то не хотели ставить, а он пыжился: не пойду иначе как в архимандриты! Садись сейчас же, пиши заявление, что не можешь справиться с работой на двух местах и просишь освободить тебя от заведования зерносушилкой.