— А я как раз знаю одну, очень хорошую.
— Ну ладно, если она не страшная, расскажи.
И рассказчик унес Русудан за девять гор и девять морей.
Мчались, летели золотогривые, ветроногие кони.
Грозно бряцали оружием одетые в стальные кольчуги, закованные в тяжелые доспехи всадники.
Звенели мечи и свистели стрелы.
Валились с обрыва разрубленные надвое многоголовые дэвы-великаны.
Среди неприступных скал, на горной вершине, стояла, упираясь головой в облака, мрачная крепостная башня, и заключенная в ней красавица ждала избавителя.
И вот примчался на белом коне белый всадник, а красавица спустила с башни длинную свою косу и…
— Что, Русудан, сон разбирает?
— Нет, просто хочу на минуту прилечь.
— Приляг, так тебе будет приятнее слушать. Положи голову мне на колено. Удобно тебе?
— Удобно. Дальше!
— Красавица спустила с крепостной стены косу, и рыцарь поднялся к ней в башню.
Долго они жили в счастье и согласии.
Только злобный карлик таил в душе темный замысел.
По его наущению царь приказал юноше отправиться на поиски источника, дарящего бессмертие.
Красавица догадалась, что это козни карлика, и…
— Спишь, Русудан?
— Нет, не сплю.
— Красавица разгадала коварные замыслы карлика и, прощаясь с юношей, надела ему на палец золотой перстень.
Юноша остановился на распутье и из трех дорог выбрал самую опасную.
Долго он ехал по ней.
В черном лесу из черного ущелья вышел навстречу ему черный кабан и…
— Спишь, Русудан?
— Нет.
— В черном лесу вышел из черного ущелья черный кабан и очертил круг, чтобы сразиться с юношей.
Белый всадник убил черного кабана и сразился с тремя драконами, которые вышли из кабаньей головы.
Один был черен, как непроглядная ночь.
Другой был красен, как кровь.
А третий…
— Спишь, Русудан?
— А?.. Что?..
— Один был черен, как ночь, другой красен, как кровь, а третий бел, как снег.
Юноша потер перстень о полу своей чохи, сразился с белым драконом и убил его.
Потом он сразился с красным драконом и тоже убил его.
Тогда он подскакал к черному дракону, но…
Но Русудан уже спала крепким сном.
И мчались, летели золотогривые, ветроногие кони…
Вдруг оглушительный грохот сотряс каменные стены подземелья, оба — как Русудан, так и ее хозяин — вскочили в испуге на ноги.
Огонь успел уже погаснуть. В пещере было темно.
Оба в страхе прижимались друг к другу и всматривались расширенными глазами в темноту.
Первым пришел в себя мальчик. Он разворошил костер и подбросил хворосту в тлеющие уголья! Когда он понял, в чем дело, его прошиб от стыда холодный пот. Оказалось, что пистолет каким-то образом вывалился у него и, упав в неостывший костер, разрядился.
Мальчик поспешно подобрал оружие и сконфуженно улыбнулся.
— Ничего страшного, Русудан. Проклятый пистолет упал на угли и выстрелил.
Русудан облегченно вздохнула, но тут же при мысли о грозившей опасности перепугалась снова:
— А если бы в нас попала пуля?
Мальчик тоже был не на шутку испуган. Он вытряхнул из-за ворота осыпавшуюся с потолка землю и сказал смущенно:
— Что ж, Русудан, ведь мы в горах, тут всякое может случиться. Ты только не бойся. Приляг. А я пойду принесу дров и снова разожгу огонь.
— Нет, нет, не уходи!
Но паренек уже бросился к выходу. Он скоро вернулся, подложил сучьев в костер, раздул его, и разгоревшийся огонь ярко осветил пещеру.
Русудан опять прилегла на тулуп, а мальчик сел на камень…
Утром, когда солнце уже высоко поднялось над горой Циви, обезумевший от тревоги отец Русудан, весь оборванный и истерзанный после целой ночи скитаний в ненастье по горам, нашел наконец свое сокровище в лесу Чилобани, на пастушьей стоянке. Единственная утеха агронома сидела на покрытой трехногой скамеечке и, заплаканная, все еще всхлипывая, попивала из крынки теплое молоко…
Агроном чуть не сошел с ума от радости. Он подхватил на руки и осыпал поцелуями свою непослушную дочку, а успокоившись, отправился домой вместе с нею и со своими товарищами, сопровождавшими его в поисках и намучившимися не меньше, чем он.
Маленького пастуха в это время не было — он ушел в лес собирать грибы, и Русудан огорчилась, что не смогла с ним проститься.
На повороте, за которым дорога уходила в лес, она оглянулась и заметила вдали, около пастушьей хижины, своего вчерашнего спасителя, стоявшего с пригоршней грибов. Русудан не отрываясь смотрела в ту сторону и видела, как медленно опустились руки у мальчика, как грибы рассыпались по земле и как он сам, круто повернувшись, скрылся в лесу…
Девочке стало чего-то жалко, и она заплакала…
Сколько лет прошло с тех пор! Сколько воды утекло! Отца сразила фашистская пуля, а дочь сохранила тепло родного очага и продолжила отцовское дело, стала сама опытным агрономом…
«Бедный папа!.. Но кто был тот мальчик? Как ярко — словно это было вчера — сохранила память все подробности той грозовой ночи! Наверно, до самой смерти не сотрется это воспоминание! Да и многим ли приходилось пережить такое приключение — встретить храброго защитника и быть спасенной им в том простодушном возрасте, когда между сказкой и действительностью нет четкой грани и беззвездными ночами дэвы, алкаджи, лесные духи бродят по чащам и горным теснинам?
Странно все-таки устроен человек: один какой-нибудь день, одно наивное воспоминание застрянет в голове и уж не отвяжется от тебя… Вот еще Арчил… Да, Арчил! Хоть бы он наконец поступил в университет и повзрослел, остепенился… Право, это глупое, назойливое обожание становится невыносимым.
А Закро? Бедняга Закро! Неплохой он парень, совсем неплохой, но уж очень прост и… неумен. С чего это он вздумал промотыжить мою кукурузу? И как он умудрился проделать всю работу так, что никто, кроме Варлама, его не заметил! Бедняга приходил ко мне на участок по ночам чтобы не дать людям повод для толков и пересудов!.. А этот наглец Варден? После того случая он обегает меня за версту, точно бодливого бугая! Боже мой! Что, если бы тот… тот человек не встретился нам тогда в зарослях? Что бы тогда было? Так вот, оказывается, каков Шавлего. Тот самый Шавлего, о котором шутливо рассказывала Нино, брат ее покойного мужа… Чем же я отплатила ему за добро? Ни разу даже не поздоровалась с ним как следует. Сдается мне, что я его где-то уже встречала раньше. Может быть, в Тбилиси?..
Не забыть бы завтра зайти к тетушке Сабеде. Сколько уж собираюсь, а никак не заведу котенка, чтобы разогнал мышей… Но тот мальчик… Тот храбрый паренек… Промелькнул, как метеор, и исчез, а между тем так ясно запечатлелся в памяти! Боже мой, кто же он был, куда делся?.. Не потому ли за столько лет никто не пришелся мне по душе, что в глубине ее, в самом тайном ее углу, бережно сохраняется память о том подростке?..»
Так думала-гадала Русудан. Наконец сон подкрался к ней, дыхание ее стало ровным и размеренным, и — как когда-то — полетели вдаль золотогривые, ветроногие кони…
5
В помещении склада царила полутьма. Свет, проникавший через раскрытую дверь, выхватывал из сумрака дощатые полки на стенах. Целые горы всякой всячины были навалены на этих досках. Тут можно было увидеть даже оправленное в серебро высокое грузинское седло. Рядами выстроились виноградарские аппараты: купоросные опрыскиватели и распылители для серы.
На сырой стене висели невыделанные овечьи шкуры. В цементном резервуаре, наполненном рассолом, плавали головки сыра.
Воздух был спертый, тяжелый. Неприятно пахло сыростью и прелью.
У единственного узкого окошечка стоял стол. Он был окружен плотной стеной людей. Там тяжело ухал топор мясника.
Шавлего дал дорогу девушке, выходившей из склада, и шагнул через порог. Подойдя ближе к столу, он оперся локтем о стойку больших весов. Молча смотрел он, как Лео рубил топором розово-красное мясо и бросал куски его на чашку весов, стоявших перед ним на столе. Колхозники, толпившиеся перед столом, громко галдя, выбирали себе тот или иной кусок, а многие с возмущением бросали уже взвешенное мясо назад на стол.