4

Рослый молодой парень оглянулся с сердитым видом и хотел было отпустить крепкое словцо по адресу водителя затормозившей перед самым его носом «Победы», но тот сам отворил дверцу машины и окликнул его по имени.

— Здравствуй, Чархалашвили! Что ты прислонился, словно нищенская клюка, к дверям этой дурацкой столовой? Поедем со мной в Чалиспири, покажу тебе другую, получше.

Парень наклонился, заглянул в машину и узнал старого приятеля.

— Купрача! Будь ты неладен, откуда ты взялся?

— Оттуда же, откуда ты и тысячи других обалдуев вроде тебя. Садись, съездим в Панкиси, а вечером доставлю тебя в Чалиспири.

— Что ж, делать мне все равно нечего — в Панкиси с тобой, пожалуй, съезжу. Но в Чалиспири меня и трактором не затащишь.

Парень открыл заднюю дверцу «Победы», уселся на мягком сиденье и, протянув руку через переднюю спинку, обменялся с водителем крепким рукопожатием.

— Чуть было тебя не обложил! А тормоза хороши — держат намертво!

— Ругаться я умею почище, чем ты. Но меня вот что интересует: когда ты сошел с поезда и ступил ногой на телавскую землю, тебе не захотелось сказать, как Етим-Гурджи: «Здравствуй, город мой, пропавший сын к тебе вернулся»?

— Так вы тут в пропавшие меня записали?

— А то как же! Твой недруг знает, что ты снова здесь?

— Если и не знает — долго ли узнать?

Купрача завел мотор и включил скорость.

— Э-эх, поступил ты, как сосунок.

— Не смойся я вовремя, он наверняка бы меня засадил.

Купрача тронулся, миновал длинный, изогнутый Телавский мост, протянувшийся над сухим речным руслом, и повернул в нижние улицы, напевая вполголоса:

Машина на полном ходу, шурша колесами по асфальту, промчалась через Мацанцару, оставила город позади и спустя несколько минут влетела в Вардисубани. Купрача замедлил ход и повернулся к своему спутнику:

— Пять лет — это тебе не пять бутылок вина опорожнить!

— Ну, что ты заладил! Как будто я на том свете побывал. Говорю тебе, надо было убраться от греха подальше. Я думал, пока вернусь, того человека уже тут не будет. На больших местах подолгу не задерживаются! Но, видно, у него сильные покровители — прочно корни пустил!

— Не бойся, скоро эти крепкие корни вода подмоет! Нет на свете такой должности, к которой не примеривались бы днем и ночью двести пар глаз и не принюхивались бы двести пар ноздрей. Однако не ходить же тебе до тех пор без дела! Присмотрел что-нибудь?

— Не так это просто — особенно когда не очень стараешься. Пока хочу машину купить.

— Это я тебе устрою.

— В самом деле?

— В самом деле.

— Значит, я не зря на тебя рассчитывал. Давно уж собираюсь с тобой повидаться, да только Чалиспири я теперь обегаю за версту, как навозную кучу.

Купрача выправил левой рукой руль и повернулся назад, к пассажиру:

— Напрасно.

— Есть у меня причина.

— Без причины, известно, на свете ничего не бывает. Машину я тебе достану, но подрабатывать на ней и не думай.

Парень снял кепку и бросил ее на сиденье.

— На первых порах это мне подойдет. А там посмотрим, что бог пошлет.

— Говорю, не надо. Только навредишь себе.

Парень усмехнулся:

— Все новые дома в Телави, как ни спросишь, принадлежат шоферам.

— Нынче все строят себе новые дома. Брось глупости! Если хочешь жить припеваючи, нужно либо иметь такую должность, чтобы тебя боялись и нуждались в тебе, либо… либо нужно торговать. На высокую должность тебе нечего рассчитывать: для этого нужны диплом и, самое главное, влиятельный покровитель, чья помощь важнее всякого диплома. Не то чтобы ты не годился в руководители, нет, брат, в начальники попасть трудно, а руководить — пустяковое дело. Я вот, например, не ученее тебя, а посади меня министром, может, получше, чем теперь, дело налажу. Власть — вот что главное!

Внимание Купрачи на время приковалось к дороге. Потом, когда деревня осталась позади, он снова, усмехаясь, повернулся к своему пассажиру:

— Впрочем, будь моя власть, я, пожалуй, закрыл бы министерство и устроил там шикарный ресторан.

Машина спустилась с горы и, помчавшись по мосту через просторное ложе реки Турдо, въехала в Руиспири.

— Ну вот, видишь? Одна из двух возможностей для тебя закрыта; значит, остается другая: надо торговать. Помнишь историю про бедняка, который нашел горшочек с маслом? Все насмехаются над этим незадачливым парнем, а, собственно, чего над ним насмехаться? Вот только, что очень уж размечтался. А разве он плохо свои расчеты построил? И разве, не разбейся горшочек, он не сумел бы разбогатеть? Так-то, брат, перво-наперво надо смотреть в оба: как бы не разбить свой горшочек. Вот ты считаешь, что потерпел неудачу в торговле. Но чем ты торговал? Лавровым листом. Тьфу! Никогда не берись за дело, если в нем много риску. Что может быть лучше: не суетишься, не мотаешься по белу свету, сидишь себе дома, в тепле и в холе, а деньги сами текут тебе в карман. Тут один корреспондент приезжал из Тбилиси, сегодня только уехал. Я его на вокзал отвез — как раз перед тем, как тебя встретил. Пожил он и у нас в колхозе, материалы собирал, а больше все наших колхозников снимал, тоже будто бы для газеты. Напечатал он целую кучу этих карточек и продал колхозникам по пять червонцев за штуку. Те не хотели брать — крестьянин ведь бережлив от природы, требуй с него какой хочешь работы, хоть камешки на Алазани посади считать, только не заставляй деньги тратить. Так вот, не хотелось нашим крестьянам раскошеливаться, но председатель сказал: возьмете или нет, а цену все равно вычтем из трудодней. Ну, они и взяли. Вот видишь — корреспондент, от газеты приехал, а торгует.

Купрача откинулся, на спинку сиденья и продолжал с усмешкой:

— Он тут и меня прощупывал, да нашла коса на камень… Этот корреспондент или совсем простак, или очень уж дошлый парень. Скорей, пожалуй, простак — небось в газету его какая-нибудь тетушка устроила. Неплохо он здесь поживился и не только деньги увез. Так-то, брат, деньги — та самая ось, вокруг которой мир вертится. Водятся у тебя денежки, — значит, ты хороший, порядочный человек. Я знаю в Телави одного лектора, он преподает в здешнем пединституте. Живет чуть ли не за городом, на самой окраине Мацанцары, и каждое утро ходит на лекции в замок Ираклия пешком. Никто, кроме студентов, с ним не считается и смотреть на него не хочет. А вот Вартан… Знаешь Вартана? Едва ли он окончил пять классов, а все перед ним шапку ломят, называют уважаемым Вартаном Саркисовичем.

— Машина есть на примете?

— Дядя Нико свою продает. Хорошая машина, почти новая.

Парень побагровел и сказал грубо:

— Эту я и даром не возьму.

— За что ты на крестного обозлился?

— Оседлать меня вздумал.

Купрача усиленно заработал рулем, чтобы объехать стоявшую посреди дороги лошадь, и, не оборачиваясь, сказал внушительно:

— Слушай, Вахтанг, если дядя Нико воткнет посреди алазанского русла палку и скажет тебе: «Карауль!» — ты тотчас же сбегай за ружьем, достань бурку и укладывайся на ночь около этой палки — знай, будет пожива.

— Пусть ему вылезут боком все благодеяния моего отца!

Водитель выправил руль, пустил машину по прямой и снова повернулся к спутнику:

— Отец твой был человек что надо, но и крестный не хуже. Он тут затевает одно выгодное дело, и нужен ему помощник, на которого можно было бы положиться. Сперва он со мной завел разговор, но я уж решил, что мне хватит и моей столовой. Тогда он спросил, кого я посоветую взять на это место. Я предложил тебя — он обрадовался. А ты хлопнул дверью и убежал, даже не дослушав до конца, что тебе говорят. Постой, постой, я все знаю. Дело вот какое: дядя Нико хочет открыть в Телави колхозную винную лавку. Он уже присматривает для нее подвал. Вино для продажи будет поставлять колхоз Чалиспири. А заведующим в лавку твой крестный может назначить только члена колхоза. Чудак, с чего ты взял, что тебе суют в руку мотыгу или лопату? Будешь стоять за прилавком, считать деньги. Даже с покупателями возиться не придется — на это у тебя будет особый человек.