— Кто говорит… Я своим трудом, собственными руками…

— Не стоит… В течение этого полугода вы ничего в чалиспирском колхозе не производили, никаких трудов за вами не числится. Слушайте! Слушайте — все равно я заставлю вас все выслушать. Мы с вами познакомились довольно давно, и не хочется напоминать вам, в каких условиях состоялось наше знакомство. Это еще более отяготит вашу вину. Так что лучше сидите смирно и слушайте. — Шавлего выдвинул ящик стола и, достав оттуда несколько чистых листов бумаги, положил их перед посетителем. — Вы напишете сейчас два заявления. Одно — о вашем выходе из колхоза. Другое… В другом будет сказано, что вы передаете построенный вами на трудовые сбережения принадлежащий вам дом с двором и усадьбой и со всем движимым и недвижимым имуществом в дар чалиспирскому колхозу «Красная звезда» для устройства в нем детского сада. — Шавлего пододвинул гостю чернильницу и перо. — Все это, разумеется, должно быть надлежащим образом оформлено, и соответствующие документы вы вручите мне… Сегодня же! И еще одно — последнее. Действуя от имени чалиспирского колхоза, вы нажили немалые суммы. Из них, по неписаному закону рвачей и хапуг, колхозу причитаются проценты — за пользование его именем. Соответствующую сумму, по самому минимальному расчету десять тысяч рублей, вы передадите чалиспирскому колхозу на приобретение водокачки.

Теймураз от изумления поставил кубок вместо несгораемого шкафа на раскаленную печку.

— Деньги вместе с документами, о которых уже говорилось, принесете сегодня же и положите их вот сюда. Нет, не сюда — это место уже занято, — а вот сюда! — И Шавлего ударил ладонью левой руки по столу с такой силой, что перо, лежавшее там, трижды подскочило и упало на пол…

— Ты что — вводишь новые порядки в колхозе? Открываешь новую эру в законодательстве? — спросил Теймураз новоявленного председателя, когда они остались одни.

— Ничего нового в этом нет. Напротив, еще Ева не была сотворена из ребра Адама, когда этот закон уже действовал. Раньше появления законодательства уже существовал этот закон.

— Почему ты забегаешь вперед? Обо всем этом будет сегодня же доложено куда следует. Дом и вся недвижимость будут конфискованы и от тебя не уйдут. Для чего опережать события?

— Лучше я опережу время, но не дам ему опередить себя. Дожидаться конфискации? Дом мне нужен сейчас. Для детского сада.

— Так-то ты начинаешь свою деятельность на посту председателя?

— У каждого свои методы в работе.

— Но ты понимаешь или нет, что твои методы неправильны? Разве партизанскими налетами можно сделать что-нибудь?

— Вот что я тебе скажу, Теймураз. Всякий, кто когда-нибудь принимался за дело, начинал по-партизански. Я, может быть, начинаю плохо, но думаю, что все у меня пойдет хорошо. Курица гребет к хвосту, а дело свое продвигает вперед.

2

С утра позвонил по телефону шофер: сел аккумулятор, машину до обеда не сможет подать.

Луарсаб отправился в райком пешком.

Узкая, мощенная булыжником улочка без тротуаров была мокра, тонула в мартовском тумане. Моросило. Пронизывающий холод сырого утра был мучительно неприятен Луарсабу. Ныли суставы, пробирал озноб, он чувствовал слабость во всем теле.

Что это? Заболел? Аппетит, кажется, не пропал — конечно, он никогда не слыл могучим едоком, но все же… В чем же дело? Неужели подкралась старость? Да нет, до старости пока далеко. Он еще молод, но вот с недавних пор чувствует в каждой клетке своего тела, в каждом, мельчайшем из своих кровеносных сосудов усталость, расслабленность, бессилие… Никогда Луарсаб не жаловался на сердце, а теперь оно как-то тихо ноет, словно от глухой, затаенной боли… Неужели человеческое тело или какой-либо его орган наделены способностью к предчувствию?..

«Вести из Тбилиси, правда, неутешительные… Неужели Софромич не догадается, что благодаря скрытой, такой незаметной деятельности Теймураза, благодаря приходу нового председателя райисполкома и удивительной сообразительности мною же вскормленного птенца, Медико, ситуация в Телави резко изменилась? И что в этих условиях я никак не мог спасти Гаганашвили?»

Луарсаб несколько раз поскользнулся на мокрой мостовой, ему то и дело приходилось перешагивать через лужи, и, как он ни старался, ботинки, брюки и даже полы пальто вскоре оказались сплошь забрызганы грязью.

Настроение у него испортилось еще больше.

Почему он, собственно, пошел пешком? Достаточно было позвонить в райисполком… Нет! Лучше он босиком проделает путь от дома до работы, лишь бы не дать повода этому очкастому святоше непочтительно отозваться о нем. Можно бы побеспокоить директора какого-нибудь предприятия или председателя колхоза… Ну вот, теперь уже надо кого-то о чем-то просить… Дожил!

По площади, по прилегающим улицам уверенно проносились легковые машины. Одна пролетела совсем рядом и обдала Луарсаба грязью.

Луарсаб проводил ее сердитым взглядом и вытер щеку носовым платком.

«Обнаглели! И номер не разберешь — весь заляпан. Поразительно, сколько развелось в Телави легковых машин — откуда они берутся? За какие заслуги достались их владельцам, всем этим комбинаторам — спекулянтам с патентами, мясникам и продавцам? Заведующим закусочными, пекарям, керосинщикам и мусорщикам? Неужели только на зарплату живут, семьи содержат да еще кутят в ресторанах по нескольку раз в неделю? На какие деньги покупают машины? И только ли машины… А всего интереснее — многим ли еще приходят в голову подобные вопросы?»

Луарсабу и не вспомнилось, что только вчера он сам дал разрешение построить за речкой Мацанцари очередное питейное заведение…

На главной улице не осталось ни одного прежнего строения. На месте снесенных одноэтажных домиков зияли фундаменты для будущих больших, красивых многоэтажных зданий. Прокладывали широкий, роскошный бульвар с газонами и цветниками. Рабочие, под руководством садовников и декораторов, высаживали в грунт вечнозеленые деревья, кустарники и цветы.

Поодаль, на перекрестке, какой-то милицейский ссорился с озеленителем-декоратором.

Сегодня у Луарсаба был неприемный день, и никто не дожидался перед его дверью. Он повесил пальто на вешалку и долго ходил по просторному кабинету.

Вспомнился позавчерашний вечер: как у него вырвали из рук инициативу и собрание с каким-то звериным ревом единодушно выбрало нового председателя… Разве не лучше было, чтобы председателем в Чалиспири остался Нико? Неужели он, Луарсаб, весь тот вечер тратил порох, чтобы проложить путь к власти этому наглому молодцу? Неужели ради него пожертвовал старым, опытным работником, умнейшим из всех председателей колхозов, каких Луарсабу приходилось встречать? Он питал к Нико дружеские чувства и только ради Тедо не стал его защищать. А каков результат? «Лишь себя же поразили, в грудь себе кинжал вонзили». Как тут не верить предчувствиям? В тот самый день, когда впервые появился в районе этот разбойник без ружья, Луарсаб подсознательно понял, что возникла какая-то угроза и его спокойному существованию пришел конец. Тогда этот молодчик еще не имел ничего за спиной… Теперь он уже обладает определенной силой… Силой, которая будет все более ограничивать его, Луарсаба, волю… И что страшнее всего, он в дружбе с Теймуразом! «Ах, Теймураз, Теймураз! Когда-то мне удастся избавиться от этой занозы!»

До сих пор приходилось бороться лишь с внешними врагами. А теперь к внешним прибавился еще и внутренний враг! Ладно, с внешними врагами можно еще справиться, но что прикажете делать с врагом, живущим в твоем доме, подстерегающим тебя в засаде ежеминутно? Крепости всегда взламываются изнутри. Поражения на внешнем фронте — результат неудач у себя дома. Убить мало Эфросину! Загубила жизнь дочери! Что она сделала с моей Лаурой?

Луарсаб ощутил горечь во рту, потом что-то оцарапало ему горло, словно он проглотил осколок стекла.

«Где она выкопала этого афериста, игрока в кости, карточного шулера? Да еще притащила его ко мне домой! О женская глупость! Женщины от века неразумны! А у нынешних совсем ума в голове не осталось! Только и умеют — пялить глаза да перенимать! Снег бел, а сколько порой черных дел покрывает! Негодяй! Давно уже треплет мое имя по большим дорогам, а теперь и совсем перестал меня стесняться, наглеет, дерзит. Да и с чего ему меня стесняться?»