— Проект и его утверждение беру на себя. А все остальное — на твою ответственность.

— Какие у меня возможности? Мастера — всё твои колхозники, и ты лучше меня сумеешь с ними договориться. А какое место ты выбрал, где строить будем?

— Есть у меня два варианта — сегодня на правлении обсудим.

— Воля твоя. Я, со своей стороны, к твоим услугам: если что в моих силах, пожалуйста… Вот только… Может, я не должен об этом спрашивать, но как утерпеть? Где ты возьмешь деньги на строительство клуба и всего комплекса?

Шавлего улыбнулся, прищурился и налег грудью на стол.

— Есть идея! А кроме того, возлагаю большие надежды на урожай арбузов.

— Арбузы в этом году не подведут, на них можно надеяться… Но… на все нужды ведь не хватит.

— Изыщем средства, хватит на все. Никогда не надо бояться больших дел. Однажды Купрача сказал мне: если по-настоящему захочешь камень расколоть, он сам тебе покажет скрытую трещину, куда надо ударить. Умный человек Купрача… А теперь, раз уж вспомнили о Купраче, к тебе просьба. Как говорится, река плот унесла, а он туда-то и путь держал. Загляни в столовую и скажи Купраче, чтобы пришел сюда. И пусть сразу придет. Потом люди соберутся, а я хотел бы поговорить с ним с глазу на глаз.

— Ладно, позову. Мне все равно в ту сторону. Ну, так я пойду обходить ремесленников.

Уже светало, когда появился Купрача. Он вошел, не постучавшись.

— Привет председателю!

— Здравствуй, Симон. Снимай пальто.

— Я еще дверь за собой закрыть не успел — и уже грабишь?

— Мало ли ты сам пограбил — не хватит? Вора обокрасть — душу спасти.

Шавлего вышел из-за стола и с явным удовольствием пожал ручищу Купрачи.

— Ну, каков я? Разве не молодец?

— До сих пор я считал, что ты золото, ну а теперь, когда тебя в горн сунули, — чем ты оттуда выйдешь, аллах билир!

— Думаешь, не сумею быть председателем?

— Как тебе сказать… — Купрача пододвинул себе стул и сел перед председательским столом. — Соломону Премудрому задали вопрос: «Что, медведь — яйца кладет или живьем детенышей рожает?» Задумался Соломон Премудрый, поколебался малость и отвечает: «Это такой подлый зверь, от него всего можно ожидать».

Купрача подождал, пока Шавлего перестал хохотать.

— А от себя я вот что тебе скажу: сидя плясать еще никому не удавалось.

— Ох и бесцеремонный же ты человек, Симон!

— Иной плюнуть ближнему в лицо не постесняется, а я только правду в лицо говорю, большое ли дело?

— Ну вот, исполнил я твое желание — чего тебе еще?

— Какое желание?

— Уговаривал ты меня остаться в Чалиспири — вот я и остался, чтобы ты лопнул со злости.

— Пусть у того, кто тебе не рад, днем болят глаза, а ночью — зубы!

— Фу, какое страшное проклятье! Скажи мне, Симон, — как, по-твоему, можно назвать наши отношения? Кто мы с тобой — товарищи, приятели или друзья?

— Твой вопрос позатейливей моего проклятья. На мой взгляд, назвать это дружбой — много, товариществом — мало, о приятельстве же и речи не может быть.

— Ты честный человек, Симон. Хочешь знать, как я это понимаю?

— Твое мнение, разумеется, интересно, как всегда.

— Ох и дьявол! Нет, ты тремя днями раньше самого дьявола родился!

— Мне думается, что еще раньше. Когда бог человека из глины лепил, я ему эту самую глину замешивал.

— Черт бы тебя побрал, Симон, право! Ей-богу, я тебя люблю. Еще немного, и мы, кажется, подружимся. Только с одним условием: не терплю людей, которые не держат обещаний.

— Кто Купрачу знает, тому известно, хозяин он своему слову или нет.

— Не говори, не подумав, — смотри, поймаю на слове!

— Если бы даже мы прожили полторы тысячи лет, как Тбилиси, ты бы и тогда обо мне такого не услыхал.

— Я и сейчас могу на слове тебя поймать.

— Не поймаешь.

— А вот поймаю. Помнишь, когда мы ехали с тобой из Телави, я обещал тебе сбросить дядю Нико с его престола.

— Помню.

— Сдержал я свое обещание или нет?

— Сдержал — на все триста процентов!

— А как насчет твоего обещания?

— Какого?

— Забыл? А ну-ка напряги память.

— Никак не припомню — клянусь своей головой.

— А если заставлю вспомнить — что тогда?

— А ничего. Что обещано, то исполнено.

— Так вот что я тебе скажу. С завтрашнего дня я начинаю строительство нового большого клуба. Были тут у меня ребята, я обещал им и слово нарушать не намерен… Средств у меня нет… Не подумай только, что я прошу у тебя взаймы. Принесешь сто тысяч… — Шавлего как-то свирепо улыбнулся и вонзил взгляд в глаза собеседнику, — и сложишь вот сюда, — он хлопнул ладонью по столу справа от себя, не отрывая пронзительного взгляда от Купрачи, — вот сюда, на это самое место, пачку за пачкой.

Купрача долго сидел молча, с удивленным видом, как бы не веря своим ушам. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, в пространство, мимо собеседника. На мгновение у него задрожали веки, на мгновение морщинок около глаз как будто стало чуть больше. Потом, словно внезапно очнувшись, он посмотрел твердым взглядом на нового председателя и стукнул кулаком по столу.

— Думаешь, откажусь? Кто увильнет…

— Тот баба!

— Ладно! Давай руку!

— В этом договоре моя рука не почище ли твоей, Симон?

— Во-первых, это не договор, а благотворительность. А во-вторых, при каждой встрече с тобой моя душа и моя рука омываются в святой воде. Вот, держи ее — в дружбе она будет не менее чистой, чем твоя.

— Симон! Обрадовал ты меня, ей-ей! Но о дружбе говорить еще рановато. А теперь хочу воспользоваться минутой и, раз ты протягиваешь мне руку, попросить тебя еще об одной вещи.

— Ладно, накидывай петлю — вот моя шея.

— С моей стороны было бы большой глупостью предложить тебе бросить торговлю и вступить к нам в колхоз.

— Этого Шавлего не скажет, а коли скажет, так Купрача не поверит своим ушам.

— Знаю. Я не о том.

— Все, что скажешь, исполню.

— Не знаю, сколько времени будет продолжаться строительство клуба. Камень и песок возьмем на Берхеве. Известь и цемент купим. Также и лесоматериалы, и железа, сколько понадобится. Все согласуем с инженером. Кровельное железо непросто достать… Ты должен возглавить все дело и, главное, обеспечить снабжение.

Купрача поморщился и покачал головой:

— Не могу, Клянусь дружбой, за это я никак не могу взяться. Начинается самое горячее время — нельзя же упускать сезон!

— А если не упустишь?

— Прикажешь закрыть столовую?

— Столовую не закроешь, и прибыль от тебя не уйдет.

— Как так — не пойму.

— Твой сын заменит тебя в столовой.

— А винная точка?

— Винную точку я с сегодняшнего дня упраздняю. Колхоз не имеет вина для продажи, и, следовательно, торговая точка не нужна.

У Купрачи задрожали оба века.

— В самом деле решил упразднить?

— Клянусь дружбой — в самом деле.

— Box это меня уже огорчило.

— Ничего не поделаешь. Чтоб тебе никогда не иметь больших огорчений.

Шавлего не сводил глаз с лица Купрачи. Купрача стоял некоторое время, насупив брови, чуть заметно покачивая головой и слегка постукивая каблуком.

— Хорошо. Согласен. Когда начинаем?.

— Завтра. Только знай: пока не кончится строительство, ты это дело не сможешь бросить.

— Знаю.

— Чем скорее клуб будет построен, тем скорее ты освободишься.

— Знаю.

— Материалы и вообще все необходимое будешь доставать хоть из-под земли.

— Это уж и ты должен знать.

— Знаю.

— Так я пойду.

— Ступай. А деньги принесешь сегодня же и положишь вот сюда, на это место.

— Раз все снабжение будет поручено мне, зачем деньги сюда, приносить?

— Нет, деньги ты принесешь и положишь сюда. Видишь этот несгораемый шкаф? В нем нет ничего, кроме одной шнуровой книги. Я сам буду выдавать, когда и сколько понадобится. И отчетность мы с тобой будем вести вместе.

— А если я перепишу номера ассигнаций и донесу на тебя? Будто ты взятку с меня потребовал?