— Твой судьба — хороший судьба. Твоя первый муж — ошень плохой муж. Ты уходил от него. Не захотел тот, первый муж.

Шавлего показалось, что рука его собеседницы дрогнула. Он заметил, что лукавые огоньки в прищуренных глазах погасли. Из-под длинных ресниц смотрело на него изумление.

— Правду говориль?

Молодая женщина наклонила голову.

— Правду.

— Твоя второй муж — ошень хороший муж. Восемь раз десять лет сладко вместе жить будешь.

— Восемьдесят? Не много ли? — В глазах у девушки снова заплясали лукавые искорки.

— Ты от него десять детей рожать.

— Десять? Зачем так много? Двух вполне достаточно.

— Надо, ошень надо. И здесь надо, и там надо. Один сын приедет-уедет, приедет-уедет, снова приедет, снова уедет и много деньги заработает. Своя земля добром наполнит.

— А второй?

— Второй сын ошень болшой человек будет. Если один страна с другой страна драться будет, он помирит, война кончит. Третий тоже болшой человек будет. Где на земле пустыня найдет, всюду сад посадит.

— А четвертый?

— Четвертый самый болшой человек будет. Он такой книги напишет, какой на всем свете никто не сможет написать.

— Пятый?

— Пятый разбойник будет.

— Разбойник? И разбойник тоже нужно, чтобы был?

— Без разбойник, мир не может. Где у богатый люди есть лишний добро — он отнимет, бедным раздаст.

— Ну, а шестой?

— Шестой мастер будет, ремесло знать будет. Где какой хороший дом на свете, все он построит… Седьмой очень сильный человек будет. Всюду, где злодея найдет, сразу ему башин киясаран сделает.

— Что это значит — башин киясаран?

Самозваный ведун показал жестом: это, мол, значит — голову прочь.

— Восьмой вор будет.

— Неужели хоть без вора нельзя обойтись?

— Нельзя. Если разбойник у богатый люди неправедный добро не сумеет отнять, вор ночью проберется, украдет и бедным людям отдаст. Девятый будет женщина.

— Слава богу! А я думала, ни одной девочки не будет.

— Нельзя. Без женщина не может быть ни разбойник, ни мудрец. Твой дочка ошень умный женщина будет. Она тоже много детей родит.

— Удивительно, почему вы, мужчины, так любите, чтобы было много детей? А впрочем, вам-то какая печаль — девять месяцев ребенка вынашивать вам не приходится, так же как и рожать в муках. Да и после ваше дело — сторона… А легко ли растить детей, ночей над ними не спать, да и днем не знать покоя…

— Вы очень ошибаетесь, сударыня, если так думаете! — Предсказатель выпустил руку молодой женщины и встал. — Отец ничуть не меньше тревожится о своем ребенке, он разделяет все страдания матери.

— Ну ладно, не сердитесь… Скажите, кем будет десятый.

Шавлего смотрел в сторону калитки и все крутил в руках соломенную шляпу.

— Знаете что… Я лучше пойду. Видимо, Русудан вернется еще не скоро.

Флора обиженно надула губы, она смотрела на гостя снизу вверх детски-простодушным взглядом.

— Неужели вы так бессердечны, что оставите беспомощную женщину ночью одну в этой глухомани?

Шавлего протянул ей шляпу:

— Передайте это Русудан. Лучшей я в Тбилиси не смог найти.

— А десятый ребенок? Вы не закончили гаданья.

— В другой раз. До свидания, Флора.

— Значит, уходите?

— Да, нужно идти, у меня еще есть дела.

— Ну, до свидания… Но вы даже не сказали, как вас зовут. Я не знаю, как обратиться к вам, если доведется где-нибудь встретиться.

— Вы же не назвали мне вашего имени? Попробуйте угадать мое.

— Но я не гадалка! Я не умею отгадывать.

— Научитесь — сумеете.

— Так поучите меня…

— Всего хорошего, Флора. Думаю, вам должно быть известно мое имя.

— А если нет?

— Тогда зовите меня Шавлего.

— Постойте, я провожу вас.

У калитки девушка остановилась.

— Почему же вы все-таки не пожелали раскрыть мне мою судьбу до конца? Ах да, погодите, а когда вы потребуете от меня уплаты но «американке»?

— Вы хотите поскорей?

— Лучше сразу, я ведь скоро уеду. Только ничего плохого не требуйте.

— Ну что вы! Не глупец же я, чтобы пожелать плохого! Разумеется, я выберу что получше.

— Как это понимать? Что вы имеете в виду?

— Вы ведь знаете: выигравший «американку» может требовать что угодно — отказываться нельзя.

— Знаю.

— Так сказать, чего я хочу?

— Хоть сейчас. Только ничего плохого…

— Это уж мое дело.

— Ну, говорите… — прошептала Флора.

— Скажу, — так же шепотом ответил Шавлего, — в следующий раз, когда будете шить себе платье, не делайте такого глубокого выреза.

6

Председатель наклонился, заглянул внутрь машины. На заднем сиденье сидел Теймураз и спокойно дымил папиросой. Нико изумился: с каких пор секретарь райкома разъезжает по колхозам вместе с этим молодцом? Он осторожным движением отворил дверцу и опустился на мягкое сиденье.

— Куда это мы? Если угощаться, так у меня тут все под рукой — соблаговолите выйти из машины, и я мигом распоряжусь.

— Это будет совсем неплохо, только сначала проедемся, поглядим, что у вас делается. Кажется, в вашей комсомольской стенгазете кое-что написано не без оснований.

Председатель улыбнулся в усы.

— Это они хотят доказать мне, что от бумаги грому не меньше, чем от динамита.

Секретарь райкома пропустил его слова мимо ушей. Он знал, что милиция до сих пор еще не разобралась в деле со взрывом гаража.

Теймураз повернулся к нему.

— Почему ты не пригласил Хуцураули? Позавчера он раскрыл такое запутанное дело, с которым Тбилиси два года не мог справиться.

— Неважно, хребет у меня крепкий, выдержу. Только вот досада — тот, кто это сделал, думает, что убыток причинен мне, но ведь, собственно, не я, а колхоз остался без машины. По своим личным делам я на ней ни разу не ездил.

— На днях получим лимит и в первую очередь дадим машину тебе. Что твое, что колхозное — все едино, разницы нет.

— Что-то вы всё обещаете, обещаете, а никак не дождемся.

— Дождетесь. По силосу ты молодец! Всех в районе опередил, кроме Кисисхеви. Только бы не получилось у вас, как в прошлом году в Велианском колхозе.

— Ну уж нет! Чтобы я вырыл яму — и сам в нее угодил? Что я, сам себе враг?

— Помнится, на совещании передовиков ты хвалился, что построишь силосные башни. Пока что слова так словами и остались! — Теймураз вызывающе улыбался.

— По достатку и траты! В первую очередь нам была необходима сушилка для зерна. В нынешнем году нас и погода подвела, и уродилось плохо. На следующий год хочу выстроить новый хлев. Вот тогда к нему и пристрою башни. А сейчас сушилка была нужнее.

— Что бы вы делали, если бы школа не снабжала вас строительными материалами!

Председатель прикинулся изумленным:

— У тебя только и заботы, что за каждым шагом моим следить?

— Я за это зарплату получаю, дядя Нико.

Машина пересекла Берхеву и покатила по проселку вдоль верхнего края виноградников.

Приуныли повисшие, как бы подогнув колени, на проволочных шпалерах-лозы. Печально выглядели обобранные ряды. В междурядье чья-то лошадь щипала чахлую траву.

За виноградниками простирались пашни, тянувшиеся почти до самых приречных зарослей. По краям распаханных полос были разбросаны приземистые стожки соломы. Иные успела раздергать и потоптать скотина, по другим проехали колеса арб и машин.

Секретарь райкома нахмурился:

— Зачем ты позволяешь портить корма? На одном силосе ведь не продержишься! И кукурузу еще не успел собрать, да и солома кукурузная нынче плоховата после этакой засухи. А к концу зимы забегаешь, запросишь помощи — спасайте, дайте как-нибудь дотянуть до весны.

— С соломой получилось нехорошо, что правда, то правда, товарищ Луарсаб. Но не дошли у меня руки до всего сразу. Главное было — осенняя пахота, и в этом деле я, по-моему, перевыполнил план и опередил сроки. Сушилка тоже внимания требовала. А потом — виноградный сбор, и вдобавок еще тысячи мелочей. Я думал, сначала уберу весь урожай, размещу его… Транспорта не хватило. Надо было соорудить новые арбы, — как на грех, плотник в самую горячую пору выбыл из строя, угораздило его рассечь себе руку топором во время работы. Теперь он уже поправился и взялся за дело.