— Завтра же начинай вывоз этой соломы. Скирду поставишь у старого хлева.

— И не завтра, а сегодня. Как только вернемся с приречья. Хоть один конец да успеют сделать, — вмешался Теймураз.

Председатель ничего ему не ответил. Он следил взглядом за трактором, продвигавшимся вдоль пашни. Тарахтя, неторопливо полз трактор и тащил за собой четырехлемешный плуг, за которым тянулись четыре черные, лоснящиеся борозды.

— Только один трактор на пашне?

— Другой в Маквлиани.

— Маквлианский клин как будто был уже запахан в августе?

— Да, был запахан. Только там же, рядом со старым участком, комсомольцы расчистили и выжгли еще один — вот я сегодня и послал туда трактор.

— А мне помнится, ты что-то был недоволен своими комсомольцами.

— И сейчас недоволен. Не тот я охотник, которому только и надо, чтобы гончая завернула зайца назад.

— А где третий тракторист?

— На новых участках под виноградники. Подготавливает их под плантаж.

— Сколько у тебя. запланировано на этот год?

— Десять гектаров, но сделаю двадцать.

— Это хорошо. Но главное все же пшеница. И сверху в этом смысле нажимают, да и для нас оно лучше. Видишь, нам едва хватает зерновых для сдачи по заготовкам. Когда кончишь с зяблевой вспашкой?

— Да уж немного осталось.

— Привезла Русудан минеральные удобрения? Я отдал распоряжение, чтобы Госснаб отпустил тебе в первую очередь.

— Привезла.

— Что она сейчас делает?

— Заставляет бригады пропалывать прежние посевы, чтобы подкормить их фосфором и калием.

— А как в этом году ветвистая пшеница?

— Если погода не подведет, будет лучше прошлогодней.

— Навесов у тебя на полях нет, дядя Нико, удобрения валяются под открытым небом. А вдруг ненастье нагрянет?

— Эго я сделаю. А все же, куда мы путь держим, не скажете?

Нико вопросительно глянул на Теймураза. Теперь уж и пашни остались позади — машина спускалась к прибрежным зарослям.

— Куда бы мы ни держали путь, ты что, не согласен в нашей компании проехаться?

— Кабы я пути выбирал по вашему разумению, давно бы загремел с обрыва.

Секретарь райкома не любил вольностей, но у чалиспирского председателя все получалось как-то так, что одернуть его язык не поворачивался.

Машина углубилась в заросли, пересекла ручей и подъехала к краю болота.

— Дальше ехать нельзя, придется идти пешком. — Нико, уже догадавшийся обо всем, велел водителю остановиться.

Секретарь посмотрел на заросшее болотной растительностью поле.

Еле заметно колебались камыши. Лениво покачивались коричневые зонты лопухов. Кое-где зеленели поросшие ряской, пахнущие болотной прелью заводи. Здесь и там возвышалась в одиночестве ольха.

Нехотя открыв дверцу машины, секретарь райкома ступил на землю. В душе он досадовал, что поддался нелепой причуде Теймураза.

Нико заметил его недовольство, чуть, заметно покачал головой и подбодрил гостя:

— Другой дороги нет. Эта тропинка приведет нас прямо к героям — строителям новой жизни. Прыгать, пожалуй, придется раз десять, не больше, ну а ноги замочить — и всего-то раза два-три.

Секретарь райкома оглянулся на водителя, потом посмотрел на Теймураза, уже ушедшего вперед, и молча последовал за ним.

Перешли через заболоченный участок, выбрались на луговину.

— Далеко еще?

— Вон Теймураз уже почти дошел до места.

— А почему это поле у тебя не запахано?

— Из-за трясины этой не можем пахать. Подойти неоткуда.

— Вы давно уже роете этот канал. Никак не можете закончить?

— Первое время никто и близко не хотел подойти. Но я обещал по два трудодня за день работы и привлек молодежь.

— Хорошее начинание. Получится гектаров двенадцать плодородной земли.

— Если и это вот поле прибавить, выйдет еще больше. Вся земля вдоль скалистого берега зря пропадает.

Секретарь остановился, бросил взгляд на свой облепленный грязью ботинок и поморщился с отвращением. Обе штанины были тоже заляпаны грязью. Тонкие носки вымокли до самых резинок в холодной воде.

Председатель колхоза, догадываясь о причине задержки, предпочел не оглядываться.

За старым осокорем тянулся канал. Он пересекал всю возвышенную часть берега и выходил к Алазани. Строителей не было видно. Лишь местами как бы извергалась откуда-то снизу выброшенная лопатами земля.

Когда дядя Нико с его спутником подошли к каналу, Теймураз уже вел оживленную беседу с землекопами.

Секретарь райкома поразился: парни работали оголенные по пояс, ноги их тонули в грязи, по лицам стекал пот.

Глубина канала была в человеческий рост. Широкий наверху, книзу он несколько суживался. Под слоем черной земли виднелся другой, сероватый слой, ниже была глина. Из стенок канала сочилась вода. Тела у ребят были покрыты присохшей глиной, штаны перепачканы до самого пояса, забрызганные грязью лица казались рябыми.

— Эй, хевсур, разве лоб у тебя уже зажил, что ты снял повязку?

— Не хотелось пачкать бинты. Вот вылезу и завяжу снова.

— Ах ты чертяка! А что, если бы тебе угодили камнем в висок?

— Спроси, что бы с камнем сталось, висок у меня покрепче! Как треснулся о мой лоб, так надвое и раскололся.

— Хо-хо-хо! Расхвастался по-хевсурски! Хорошо, что я как раз возвращался из Алвани и решил проехать через Алаверди. Еле сумел я сдержать хевсуров и повести их за собой. Скажи спасибо Бакурадзе — он тебя выгородил, а то оказался бы ты в ответе за все.

— Нечего пыжиться, хромой черт, тоже мне обвинитель! Хорошо, что я узнал тебя по голосу, а то вмиг стащил бы с седла. Ну, чего раскорячился, как дойная корова? Спускайся сюда, подсоби, пошевели рукой!

— И спущусь!

— Ну, давай!

Лишь на мгновение заколебался Теймураз. Потом быстро глянул на секретаря райкома и бросил на траву плащ, перекинутый через плечо.

— Рубахи не снимай, ветерком прохватит. Тушины, если не напялят на себя войлока, легко простужаются. Не прыгай в ров, дай я тебя ссажу, а то, чего доброго, и вторую ногу сломаешь!

Секретарь нахмурился, искривил с неудовольствием губы и, когда Теймураз соскочил в ров, зашагал вдоль канала к болоту.

— А кто был тот, другой? — спросил он, не оборачиваясь.

— Который? — Председатель колхоза шел за ним по пятам.

— Тот, что изо всех сил махал заступом и едва удостоил нас вниманием.

— Ах, вот вы о ком… Парень из нашей деревни; наверно, помните — нынешним летом занял второе место в республике по борьбе.

— Помню, помню. Из-за него-то и полез на рожон этот ваш молодой человек?

— Говорят. Диву даюсь — что его привело сюда, на такую тяжелую работу? Пьяница, бездельник.

Секретарь райкома не стал продолжать разговор.

Когда дошли до трясины, он остановился, поглядел вокруг.

— Да, работа тяжелая. Уже ведь похолодало. А они стоят по щиколотку в воде. Почему ты не рыл бульдозером хоть там, где сухо?

— Кто мне даст бульдозер?. Пострекотал несколько дней на Берхеве, когда строили мост, и только его и видели. Да я и сейчас не откажусь, если дадите!

— Надо было воспользоваться, пока он был здесь. Теперь его переправили в заречную зону. И вообще этим я не распоряжаюсь, его хозяин — дорожное управление. А впрочем, у тебя ведь есть свои бульдозеры, чего же ради ко мне обращаться?.. Должен тебе сказать, что этот ваш новый колхозник очень уж чудаком прикидывается. Как он совмещает труд и дебоши? Ведь разговаривал сейчас таким тоном, точно в Алаверди он и мухи не тронул. Уж не думает ли, что так вот, запросто, ушел у меня из рук? Постой, доберусь и до него… Сейчас мы с тобой одни, так скажи начистоту: правда то, что я прочитал сегодня в этой вашей газете?

Председатель смотрел неподвижным взглядом на заболоченную луговину, пестревшую осенними красками.

— Не бывало еще такой шутки, в которой не крылось бы хоть зернышка правды.

— Ты ведь знаешь — я на это глаза закрыть не смогу.

— И не закрывайте, упаси бог! Врагу не пожелаю остаться тогда один на один с Теймуразом.