Вахтанг ответил не сразу. С минуту он безмолвно глядел на приятеля, потом налил себе вина, выпил одним глотком и застыл с пустым стаканом у рта.

— И так все прахом пошло…

— Почему?

— Град побил виноградники, ни одной кисти на лозах не осталось… Так какого черта… — Вахтанг оборвал и изумленно уставился на заведующего столовой.

Купрача грохотал так, что раскаты его смеха заглушали рев пьяной компании за дверью и уханье барабана Гиголы. Наконец он успокоился, перевел дух, наполнил свой стакан вином и сразу опорожнил его.

— Несколько деревень градом побито, не вся же Кахети, чудак! Ай-ай-ай! Да я вижу, эта твоя Москва совсем сбила тебя с панталыку. Ей-богу, прежде ты лучше соображал. — Купрача перегнулся к собеседнику через стол и вперил в него острый взгляд. — Вот что, — сказал он, понизив голос. — Немедленно прекрати всякие ссоры и раздоры с кем бы там ни было. До того, как откроется в Телави ваша винная торговля, есть еще время. Сейчас для тебя самое главное — не упустить своей выгоды на теперешнем месте. Сушилка — хорошая дойная корова. Можешь доить ее до тех пор, пока молоко не пересохнет. Дядя Нико не зря посадил тебя туда заведующим. Пользуйся сам и ему пользу приноси. Никто с тебя ответа не спросит: прежний заведующий сам себе не враг, да и весовщики себя запросто в руки прокуратуре не отдадут. Знаю я Бочоночка, он подгребать к себе не дурак, да безмозгл. Эх, как говорится, кому бог дал плов, а кому аппетит! Там в сушилке десятки тонн пшеницы, не проведенные по документам. А скоро и кукуруза подоспеет. Вывози, сколько сумеешь. Если слишком много выберешь — взвесят, составят протокол и спишут, потому что зерно в сушке убавляет вес.

Купрача потянулся за шашлыком, потом отставил пустую бутылку и взялся за новую.

— Помни одно — это главная твоя мудрость: прячь клыки, пока их у тебя не выдернули. Старайся всем улыбаться, наше ремесло такое. Хочешь рыбкой лакомиться — не гнушайся ноги в реке замочить.

— А ты? Почему ты клыков не прячешь? Думаешь, они У тебя короче моих?

— Жизнь — театр, а мы все-артисты. Для моей роли ты не годишься.

Долго смотрел Вахтанг на свой полный стакан и молчал.

— Хорошо, постараюсь запомнить эту твою мудрость и клыков не показывать. Но помни: придет и мой час.

— Вот это умно! А теперь я хочу дать тебе еще один совет. Правда, машина у тебя есть, но все же от Телави до Чалиспири расстояние изрядное. Может случиться, что Лопота вздуется, и ты застрянешь, как в прошлый раз Серго, посередине русла.

Вахтанг оживился.

— Говорят, Хатилеция перевел через Лопоту осетинок и одну таки пустил по волнам?..

— Верно. Серго рассказывает, что он и его товарищи еле выловили ее из потока. Наглоталась воды, несчастная, но все же спаслась.

— А сам Хатилеция?

— Стоял на берегу и считал деньги.

Вахтанг хрипел, держась за бока:

— Ох и хитрюга, ох и вредный старик!

— Поумнее нас с тобой: не пашет, не сеет, а время проводит так, что позавидуешь.

Когда заведующий сушилкой перестал смеяться, заведующий столовой продолжал:

— Так вот, я говорил… Иной раз, может, придется тебе переночевать здесь, в деревне. Постой, что ты, как сухая краюха, все норовишь встать у меня поперек горла! Ты меня пойми — дом мой можешь считать за свой собственный, но подумай сам, дело ведь щекотливое, сколько может получиться неловкости и неудобств и для тебя, и для меня, и для дяди Нико!.. А я вот что тебе скажу. Наскида боится, как бы у него не отобрали дом. В райком, оказывается, поступили информации, и Наскиду крепко прижало. Сейчас он бегает как угорелый, ищет покупателя. Я тебе устрою этот дом за полцены.

— Не хочу. Все деньги, какие у меня были, я отдал крестному за машину.

Купрача схватил бутылку за горлышко и стукнул ею об стол.

Выплеснувшееся вино крупными каплями разбрызгалось по клеенке.

— Этот человек сведет меня с ума! Балда! Половины зерна, которое ты унесешь из сушилки, хватит на покупку дома, а вторая половина пойдет на отделку и устройство.

Он оглянулся, сверкая глазами, на дверь и, спохватившись, снова понизил голос:

— Нет, право, за эти пять лет ты совсем одурел! Ума в тебе осталось не больше, чем в дряхлой собаке! Слушай меня и хорошенько запоминай. Дом двухэтажный, всего в обоих этажах шесть комнат. Впереди — прекрасный двор, за домом — виноградник на полторы тысячи лоз. Земля — ноль двадцать пять сотых гектара, точная норма члена колхоза. Ты уже теперь колхозник и, значит, имеешь право владеть в Чалиспири таким участком. Воспользуйся случаем и получишь все за полцены. Наскида глуп, я повидаю его и припугну слегка. А потом ты с ним договаривайся.

— Почему сам не покупаешь?

— Я в Телави дом строю. Двух домов в разных местах мне не оставят.

— Оформил бы на старшего сына.

— Старшему сыну я уже поставил дом в Ахмете.

— В Телави для себя строишь?

— Для себя.

— Знаю где. Почему тянешь, не заканчиваешь?

— А зачем торопиться? Не хочу «друзьям» глаза мозолить. Жена давно уж душу вынимает, не терпится ей в новый дом переехать. К Наскиде ты осторожно подойди. Он хотел для себя дом отделать, но тут в Чалиспири есть один парень, Реваз Енукашвили. Он Наскиде проходу не дает. Я наверняка знаю, что дом продается незаконченным.

— Реваз Енукашвили? Он, говорят, и на меня капал на правлении. Встречу его где-нибудь.

— Брось свои глупости, Вахтанг! Станешь посмешищем всей деревни, как эти два дурака, полыцик Гига и Мцария.

— А это кто такие?

— Просто здешние жители. Враждуют, вечно готовы сцепиться друг с другом, как два пса. Вчера вечером тут у меня перед дверью передрались на смех прохожим.

— Значит, позволить каждому сопляку сесть мне на голову?

— Вовсе нет! Ты только действуй с умом и сам кому хочешь на голову сядешь. Один умный человек сказал: надо быть или орлом, чтобы взлететь на высокую гору, или змеей, чтобы туда вползти. Кому бог не дал крыльев, тот должен ползать. Вон посмотри на своего крестного: сначала он разорил, погубил одну бедную женщину, а теперь сам же отстраивает ей новый дом на месте старого.

Вахтанг задумчиво рассматривал бутылку с вином, стоявшую перед ним, и молчал. Потом взглянул с чуть заметной улыбкой на приятеля и взялся за полный стакан.

— Постараюсь применить в жизни твои наставления, насколько сумею. Пусть все святые будут нам покровителями!

Глава четырнадцатая

1

«Каждый день новая неприятность, каждый день новая неприятность! Давно ли побило градом Чалиспири?»

Секретарь райкома грохнул телефонной трубкой о вилку ии посмотрел хмурым взглядом в окно.

«Над Телави небо чистое, а рядом, в Лалискури, — ненастье! Тьфу пропасть! Град в августе — когда это бывало? А вот зачастил, как родственник, — каждый день к обеду! В Тбилиси шкуру с меня спустят, скажут: расхвастался на весь свет, уши нам прожужжал своими успехами, а все они дутые. Ну, пшеницу-то я успел убрать, но виноград… Какие еще сюрпризы преподнесет нам погода до виноградного сбора?»

Подперев рукой седой висок, секретарь райкома обвел рассеянным взглядом пустой кабинет. Вспомнив, как час тому назад Райпотребсоюз выклянчил у него разрешение на открытие двух новых загородных ресторанов, в Шуамте и на горе Надиквари, он с неудовольствием поморщился.

«Кому нужны эти бесчисленные рестораны? Для обслуживания туристов и вообще приезжих вполне достаточно телавского ресторана да всех этих шашлычных и закусочных — благо они есть на каждом перекрестке. Для чего еще новые два? Неужели только для того, чтобы десяток дельцов получили источник обогащения? И ведь кто будет в этих ресторанах проводить время? Хулиганы, папенькины сынки, спекулянты, расхитители государственного имущества… У честного, трудящегося человека, живущего семейной жизнью, не остается свободных денег для кутежей. И получается, что я невольно способствую приятной жизни всякого рода вредных пережиточных элементов… А посмотреть на дело с другой стороны — как будто бы эти рестораны необходимы. Что плохого, если рабочий человек поднимется в выходной день или просто в свободный вечер на гору Надиквари, чтобы подышать прохладой, и выпьет пива или лимонада? И если даже он закончит приятную прогулку бутылкой-другой доброго вина, разве это так уж достойно порицания? Шуамта — прекрасное место. Величественная природа, великолепный холодный источник, чистый, душистый воздух, приволье… Разве не приятно остановиться в таком месте, едучи из Телави в Тбилиси или из Тбилиси в Телави, чтобы отдохнуть и подкрепиться? Удивительно, как это получается? Иногда я во вред самому себе соглашаюсь на что-нибудь такое, из чего потом получаются только хлопоты и неприятности. Сегодня к вечеру весь Телави узнает об этом моем разрешении, и завтра целый легион просителей будет сидеть у меня в приемной. Какое множество людей охвачено жаждой легкого обогащения! И пойдут опять слезные мольбы, вырванные обещания, льстивое восхищение моим умом и моей добротой… Откуда в людях это упорное стремление к заведениям, опустошающим карманы? Взять хотя бы Бардзимашвили. Был прекрасный актер, работал в телавском театре и вдруг бросил сцену, перебрался в столовую на Алазани. Бегает в засаленном белом халате из зала на кухню и обратно, разносит с неловкой торопливостью неопытного официанта шашлыки и хинкали и распевает сиплым голосом баяти, услаждает слух пьяных компаний. Почему он ушел из театра? Большая семья? Театр не давал возможности прирабатывать? Нда-а, актеры… Надо вовремя прекратить игру с этой пустоголовой хорошенькой девчонкой, а то эта комедия может кончиться совсем не комически…»