— Что ты делаешь?

— Что? — решил удивиться Сашка. — Я тоже замёрз и промок. Хочешь, чтобы у меня воспаление лёгких было?

Я оттолкнула его руку от своей груди.

— Какое воспаление? У тебя кожа, как у носорога!

— Охренеть, какая ты добрая. Я её спасаю, а за это имею право помереть в благодарность.

— Хватит болтать, — оборвала я его и привалилась спиной к его груди. Дрожь стихла, мне стало тепло и приятно. Но больше всего приятно оттого, что он был рядом и обнимал. Предательская радость уже затопила меня, разве что ещё до мозга не добралась, и умом я продолжала сомневаться. А вот сердце уже счастливо сжималось. Да и сил не было, и тому, что я прижалась к нему, позволяла себя обнимать, находилось оправдание — я всё ещё была немного пьяна и совершенно без сил. А Емельянов меня обнял, крепче, чем это было необходимо, и прижался щекой к моим мокрым волосам.

— Я соскучился.

— Можешь не стараться, я тебе всё равно не верю.

— Совсем?

— Ни единому слову.

— Плохо. Повернись ко мне.

Мне пришлось сделать над собой усилие, прежде чем оттолкнуть его руки.

— Обойдёшься. — Я дверцу дёрнула и шагнула через порог кабины. Поторопилась завернуться в полотенце, промокнула волосы, а потом накинула на себя Сашкин халат, что висел на крючке рядом. Через плечо оглянулась, поняла, что Сашка остался в душе, и только одной рукой в стеклянную стенку упирался.

На полке под зеркалом стояли мои тюбики с кремами, тоник, и даже тюбик с помадой лежал. Надо же. Я про них забыла, а Емельянов не убрал. Я кинула ещё один взгляд на душевую кабину и мужчину за её стеклом. Потом начала приводить себя в порядок, наконец, смыла макияж и расчесала волосы. А когда вышла в спальню, тут уже свой чемодан увидела. Стоял себе сиротливо у стеночки, и непонятно чего ждал. Пришлось его открыть, чтобы тапки отыскать, не Сашкины же, сорок третьего размера надевать. А вот халат принципиально доставать не стала. Я здесь в гостях, совсем ненадолго. Не позволять, в первую очередь себе, об этом забывать.

Пока в душе шумела вода, я спустилась на кухню, поставила чайник на газ. По привычке заглянула в холодильник. Есть было нечего, только кусок сыра на верхней полке и колбаса. Заставила себя холодильник закрыть. Я сюда не готовить Сашеньке пришла. Поэтому достала банку с зелёным чаем и заварочный чайник в цветочек. Его я купила специально для зелёного чая, чтобы избавить от этого «сена» Сашку, «сеном» он называл зелёный чай. Вот и сейчас на кухню вошёл и с ходу заявил:

— Мне нормальный чай.

Я заставила себе перетерпеть, достала из буфета его чашку. Увидела коробку с овсяным печеньем, и её достала, на стол положила. Заметила, что Емельянов зевнул, но за стол присел и в ожидании потёр ладони. Правда, со смешком поинтересовался:

— Ты протрезвела?

Пришлось сознаться.

— Да.

— Это хорошо. Я боюсь тебя, когда ты пьяная.

— Тебя напугаешь…

Чайник засвистел, я газ выключила и разлила кипяток по чашкам. Емельянов тут же свою к себе придвинул и начал на чай дуть, а я наблюдала, как в моём заварочном чайничке чаинки плавают, а вода меняет цвет. Сашка сидел напротив меня, жевал печенье, а я пальцем по краю своей чашки водила.

— Тань.

Я зажмурилась, промолчала.

— Я скучаю, — добавил он.

— Ты знаешь, что это проходит.

— Знаю. Но я не хочу, чтоб проходило.

Я сглотнула.

— Ты взял Дашку на работу.

— Это не я. — Я посмотрела на него, и Емельянов нос сморщил. — Правда. Она понравилась режиссёру, хорошо смотрелась в кадре, говорила хорошо… Вообще, причём тут Дашка?

— Она всегда причём.

Сашка выдохнул.

— Ты меня в чём-то подозреваешь?

Я упрямо смотрела в угол.

— Ты меня подозреваешь или её?

Я, в конце концов, покачала головой.

— Никого я не подозреваю. Я просто не люблю, когда она…

Емельянов нахально улыбнулся.

— Что? Трогает твоё?

Я пнула его ногой под столом, он увернуться не успел, по коленке получил, но засмеялся. Затем поклялся:

— Меня она не трогала.

Я смотрела на свой чай. Хмыкнула.

— И как это она удержалась.

— Не удержалась, — спокойно ответил Емельянов, и я тут же посмотрела на него. Сашка пожал плечами. — Это же Дашка. Ты же не ждала другого. И не смотри на меня так, Тань. Это было откровенное предложение, которое я отклонил. И к чести твоей сестры, больше она не предприняла ни одного шага. Хотя, могла попытаться. Так что, всё не так плохо. Если бы она не попыталась, это была бы не твоя сестра. Так же, как Ленка не была бы Ленкой, если бы не замутила что-нибудь.

— И ты, значит, отказался.

Сашка взял ещё одну печенину, откусил.

— Меня всегда удивляло, что вы настолько не похожи. Слишком сильный диссонанс, я бы не пережил.

— Я даже не знаю, чем тебя лучше треснуть. Чтобы наверняка.

Он жевал, молчал некоторое время.

— Я знаю, что для тебя это важно. Если бы я сказал, что ей даже в голову не пришло, а я слепой от рождения, ты бы всё равно не поверила. И дальше изводила меня подозрениями.

— А, то есть предполагается, что я всё-таки буду тебя изводить?

— Я надеюсь.

Мы глазами встретились, Сашка потянулся ко мне через стол, но я поторопилась подняться. Отошла буфету, приподнялась на цыпочках, надеясь увидеть коробочку с шоколадными конфетами, я её лично припрятала, на «чёрный день», но Емельянов, наблюдавший за мной с огромным интересом, порадовал:

— Я всё съел.

Я закрыла дверцу буфета.

— Ты всё подъел?

— Мне надо было что-то есть.

— А в магазин сходить?

Он в затылке почесал. Шмыгнул носом, меня разглядывал. В общем, все мужские штучки проделал. Я за стол вернулась, в сомнении посмотрела на печенье. А чтобы себя отвлечь, спросила:

— Ты был у родителей?

Сашка недовольно поморщился, на стол навалился.

— Был. Целых три дня прожил. Я не считаю себя героем, это неправильно, но эти мысли возвращаются и возвращаются.

— Что-то случилось? — осторожно спросила я. Обычно Емельянов быстро сворачивал разговоры о семье, и я видела, что и сейчас он не рад моим вопросам, но поистине геройствовал.

— У моего старшего брата родился второй ребёнок. Не приехать я не мог, он же мой брат. И мама убедила меня задержаться на несколько дней. Я и забыл, каково это, быть младшим сыном.

— Поругался с отцом?

Он задумался на секунду, затем плечом дёрнул.

— Нет. Мы оба старались, как могли, и… могу сказать, что мы оба превзошли себя.

— Я не верю тебе, что всё так плохо. Он не может не гордиться тобой, ты многого добился.

— Наверное, большего, чем он мог ожидать. Но мама довольна, это главное.

Я совершенно серьёзно кивнула.

— Это правильно.

Сашка прищурился.

— Да?

— Конечно, — тут же среагировала я. И, не заметив подвоха, продолжила: — Невозможно всю жизнь не разговаривать с отцом, при этом расстраивая маму. Ты уже взрослый, нужно попытаться найти все общие между вами ниточки. Он же твой папа. Посмотри на нас с Дашкой, вот ты над нашими отношениями смеёшься, сам же меня учишь, что она моя сестра. И я это понимаю. Не смотря на все наши с ней ссоры, я никогда ей специально больно не сделаю. И помогу в трудный момент, всегда. Она же моя сестра. Даже если мне хочется её прибить, то потом я из-за этого желания расстраиваюсь.

Я поняла, что Сашка всё шире улыбается, слушая меня, замолчала, и потянулась к нему, чтобы стукнуть. Он мою руку перехватил, и прижал мою открытую ладонь к своей щеке.

— Тань, я всё это знаю.

Я кивнула. Чувствовала себя немного неловко, но Емельянов мою руку не отпускал.

— Вот и бери с меня пример, — пробормотала я.

— Я стараюсь. Но твой пример настолько положительный, что я даже не знаю, что делать со своим паршивым характером. Возьмёшься помочь?

— Ой, Саша, — вырвалось у меня.

Он тут же невинно вытаращил на меня глаза.

— Что?

— Ты на всё пойдёшь, чтобы своего добиться, да? — Руку свою я освободила.