Часто в Киев приходили ладьи с разными «гостями», и киевляне так привыкли к их появлению, что не обращали внимания, если на Днепре появлялась незнакомая ладья, струг или караван из ладей и стругов. Всем было известно, что пришедшие ладьи остановятся в определённом месте, пошлют к князю или княгине Ольге извещение о своём прибытии и лишь после этого откроют торг, если на то последует княжеское соизволение.

На этот раз киевляне узнали, что нет на ладьях ни золота, ни камней самоцветных, ни кувшинов с душистым вином, какого не умели варить в странах славянских, ни пурпурных, ни парчовых тканей. Однако богатейшие дары были посланы прибывшими в княжьи палаты. А вскоре после этого узнали киевляне и о том, кто прибыл к ним из-за моря.

— К христианам жрец их Бога прибыл! — пошёл толк по Киеву.

Христианская община в Киеве разрасталась.

Ольга, которая в виду частых отлучек Святослава, оставалась правительницей, было известно, что христианство распространяется в Киеве, но она не была против этого.

Шло время, уходила не только молодость, но и зрелые годы, а мудрая княгиня всё не чувствовала себя счастливою... Душевное равновесие её никак не могло восстановиться...

Весь её внутренний мир, прежний, языческий, был ниспровергнут, разбит вдребезги, и на его месте ещё не возник новый, который заменил бы собой прежний...

Ольга чувствовала лживость верования в Перуна, Волоса, Дажбога, и в то же время ей всё ещё жаль было расстаться с ними. Ведь это значило забыть прошлое, а в прошлом у княгини были отрадные, дорогие мгновения. Прошлого было жаль, а между тем в нарождавшемся настоящем тоже были отрадные, светлые мгновения. Как легко себя чувствовала тоскующая княгиня, когда ей читали святую книгу. Новые, дотоль неведомые миры открывались перед нею. Ольга чувствовала, что до этого она была слепою и только теперь начинала прозревать. Но врождённое недоверие, ещё более развившееся при близком знакомстве с жизнью, толкало её на путь сомнений...

Ольга вызывала для бесед варяжских скальдов, и они пели ей саги об Ассах-небожителях, об Одине, повелителе богов Асгарда, о Торе гремящем, о любвеобильной Фрейе, о жизнерадостном Бальдере...

Однажды ей сообщили, что в Киев прибыли, направляясь в Ильменские земли, люди, которые уверяли, что их Бог Единый, Всемогущий и что христиане называют своего пророка сыном их Бога.

Это заинтересовало Ольгу, и она приказала привести к себе пришельцев.

Они оказались евреями, пробиравшимися с северных берегов Африки на далёкий готский берег, чтобы устроить там свои торговые склады.

Долго длилась беседа, много для себя нового услыхала Ольга, но когда её собеседники ушли, она подумала: «Где же истина?»

Чем дальше шло время, тем всё более и более мучил тоскующую княгиню этот вопрос:

   — Где же истина?

И вот опять заезжие гости пришли в Киев.

На этот раз это были купцы с готского берега, направлявшиеся в Византию с грузами янтаря и мехов.

По обычаю они явились к княгине. Ольга поспешила завести беседу на волнующую её тему, но её собеседники были простые люди; они не в состоянии были дать ей какой бы то ни было ответ, но зато старейший из них подал киевской княгине совет.

   — В земле аллеманов царствует король, которого называют великим, — сказал гость, — зовут его Оттон, он сын мудрого короля Генриха. Он равен тебе, княгиня, и по мудрости, и по подвигам; пошли к нему, пусть он научит тебя, чему ты желаешь.

Ольга последовала этому совету и отправила в Германию посольство, требуя, чтобы король Оттон прислал ей мужей, которые могли бы ей ответить на вопрос:

   — Где же истина?

Долго пришлось ждать киевской княгине ответа. Неблизкий путь нужно было совершить её посланцам.

Только закончил король долгую борьбу за королевский престол со своим старшим братом Танкмаром, как восстал против него его младший брат Генрих, пришлось бороться с ним, потом с сыновьями своими Рудольфом и Конрадом; а когда и они были побеждены, Оттона умолила прийти на помощь королева Адельгейда, и ему пришлось совершить труднейший поход через Альпийские горы.

Но недаром король Оттон, прозванный ещё при жизни Великим, был известен как ревностный распространитель христианства. Просьба Ольги не оставлена была им, однако Оттон не торопился послать вероучителей. Как раз в это время он задумывал поход на датчан.

Ольга же была полна нетерпением и гневалась, напрасно ожидая прибытия желанных послов.

Только слушание евангельских повествований, которые читал ей один из старцев христиан, успокаивало её гнев и нетерпение.

Однажды ей пришли сказать, что в княжьи палаты явилась женщина, которая называет себя княгиней киевской и требует, чтобы её немедленно допустили к Ольге.

Ольга сначала подумала, что ослышалась.

   — Как, как она называет себя? — переспросила она.

   — Называет она себя княгиней киевской...

   — Старая она? Молодая?

   — Старуха.

Ольга замолчала, соображая, как ей поступить.

   — Что делать прикажешь? — робко спросил отрок, — гнать?

   — Нет, нет! Зови...

В Ольге заговорило женское любопытство...

Она была уверена, что ни одна женщина в Киеве не осмелилась бы называть себя так...

Когда ввели неожиданную гостью, Ольга увидала пред собою седую старушку с необыкновенно добрым лицом и, к великому изумлению Ольги, таким же светлым, ясным, как и у почившего старца Василия, взглядом. Одета была старушка в чёрные грубые одежды, а на голове высокая круглая шапочка; в руках незнакомки были чётки с крестом.

   — Кто ты? — спросила Ольга.

   — Тебе уже это, наверное, сказали, Ольга! — кротко ответила гостья.

Ольга, в которой вспыхнул гнев, засмеялась.

   — Сказали, — произнесла она, — и знаешь, что я подумала?

   — Что?

   — А то, что до сих пор я была одна княгиня в Киеве.

   — Ты ошибаешься, Ольга. Были княгини и раньше тебя.

   — Неправда!

Гнев в Ольге закипал всё сильнее и сильнее.

   — Неправда, — уже закричала она, — ты лжёшь! Уж не ты ли княгиня киевская?

   — Да, я...

Это было произнесено спокойным, ровным голосом.

Ольга невольно смутилась.

   — Но скажи тогда, — почти шёпотом спросила она, — кто же ты?

   — Я вдова киевского князя Аскольда, погибшего мученическою смертью... Его убил Олег... Ты, может быть, слышала от него про меня... Меня зовут Ирина...

   — Я слышала это имя.

   — Вот видишь, — кротко улыбнулась гостья, — я права... Я так же, как и ты, княгиня киевская.

   — Но что ты хочешь? Зачем ты явилась сюда?

   — Не бойся, Ольга, я пришла к тебе не для того, чтобы оспаривать твои права...

   — Зачем же тогда? Что тебе нужно?

   — Что? Я это скажу тебе. На склоне дней моих пришла я, чувствуя приближение смерти своей, помолиться на кургане моего несчастного супруга, поплакать в последний раз над ним, а пришла я сюда ради этого из Византии, из города Константина...

   — И только за этим?

   — Только...

   — Ты, может быть, хочешь мстить за своего Аскольда?

Ирина опять кротко и грустно улыбнулась.

   — Отомстила я за смерть супруга моего, — тихо произнесла она. — Страшно отомстила я за него.

   — Как? Когда? — удивлённо воскликнула Ольга.

   — Много десятков лет в тишине кельи своей молилась я за его убийц... Молилась и теперь ещё молюсь... Прошу Создателя неба и земли прощения для них в этой крови, невинно и мученически пролившейся...

   — Ты молишься, — глухо зашептала Ольга, — за Олега, убившего твоего мужа Аскольда?

   — Да, за него и за других... Каждый день, каждый час...

   — А сама, — спросила Ольга, — сама ты простила им?

   — От всей души, от всего сердца моего...

   — Ты христианка, стало быть?

   — Со дня рождения...

   — Удивляюсь вам, христианам, — тихо, задумчиво заговорила Ольга, — удивляюсь с той поры, как узнала первого из вас, а это было давно, очень давно... тому удивляюсь, как это вы можете?