Весь остаток службы, до самого дембеля, тянется очень тяжело, невероятно замедленно, на взгляд любого дембеля. Как пытка, даже хуже…
— Товарищ капитан, ну, что там, наконец, с нашим приказом?
— О, Пронин, ты ещё здесь? — преувеличенно удивляется ротный, капитан Коновалов. — А я думал, ты уже дома. Вижу, на проверке тебя совсем что-то нет, думал, уехал уже. А? — И капитан Коновалов гогочет, радуясь своей шутке. Знает ротный слабое место любого дембеля. — Не было что ли ещё вашего приказа? Да? Нет?
— Нет, вроде. Я думал, может, вы что знаете?
— Нет, не слыхал что-то. А то оставайся у меня, Пронин, в роте, на сверхсрочную… Парень ты нормальный, толковый. И место для тебя есть… А? — Хитро сощурившись, смотрит. Ждёт.
— Не-не-не! Только не это. Я домой. Только домой! Во, как уже сыт здесь. Спасибо, товарищ капитан, за заботу.
— Ну смотри. Наше дело предложить, ваше дело… сам понимаешь. А Фролов, например, уже остался и Азаров тоже. Рапорты подали. Кушкинбаев в офицерскую школу едет по направлению, — документы оформляет. Ваш Филиппов, я слышал, тоже уехал…
— Филиппов-то в дирижерское.
— Не важно. Один хрен — военное училище. Ну!..
Крыть нечем. С Валькой Филипповым всё понятно, правильно сделал парень. Дирижер — это всё же дирижёр, руководитель, не простой сверхсрочник, как остальные, пусть и хороший валторнист. А Фрол, и Азаров — это не понятно. Вроде трепались о доме, о гражданке… а сами рапорты писали! Интересное кино. Надо спросить у них, чем таким заманили?
Ладно. Нужно ещё раз потеребить дирижера, а потом и с переметнувшимися переговорить.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? — ловлю дирижера на перерыве.
— А, Пронин, давай, обращайся. Что такое у вас?
— Вы не знаете, товарищ подполковник, что там с нашим приказом? Когда будет?
— С приказом?.. В своё время. Документы уже у командира. Подпишет, и поедете.
— Так раньше бы надо, товарищ подполковник. Лето уже, вон, проходит… Мы ж договаривались — подготовлю смену, и поеду. Ну!.. Обещали же…
— Обещал, обещал. И к командиру ходил, просил и за вас и за Дорошенко, и за всех наших. Он тоже обещал. Сказал, как только, так сразу… И как после этого я опять к нему пойду, спрашивается, а? Не могу я к нему идти, устав нарушать. Нужно ждать. Вот, значит, и ждите пока. Загорайте. А то можете с молодыми позаниматься, лажаются что-то часто…
— Кто лажается? Кротов?!
— А все, и Кротов ваш…
— И Кротов?! Это мы исправим, товар…
— Вот и исправляйте пока, товарищ старший сержант.
— А можно в увольнение сходить? — спрашиваю.
— Ммм-можно, в общем, если не на трое суток. — Разрешает подполковник.
— Нет, на сутки надо, не меньше. — Торгуюсь.
— На сутки много. До ноля часов если…
— На сутки лучше, товарищ подполковник… — стою на своем.
— Только без ЧП, там.
— Конечно, я же понимаю…
— Ладно. Выпиши у старшины.
— А мне можно с ним, товарищ подполковник? — Сходу врубаясь, вклинивается появившийся с тем же вопросом Ара.
— Нет, Дорошенко, а вот двоим вам нельзя. Я знаю вас. Учудите там что-нибудь непотребное, и пролетите мимо дембеля… оба. И меня с вами ещё накажут. Лучше по одному. Пронин вернется, тогда вот и вы…
— Ладно. А просто до ноля с ним можно?
— Н-нет. Только до одиннадцати.
— Ладно, пусть до одиннадцати. А потом на сутки, хорошо?
— Ну я же сказал. Только с пятницы на субботу.
— Товарищ подполковник, с субботы на воскресенье надо.
— Ладно, ладно, Дорошенко, там посмотрим…
А в общем-то и не собирались в увольнение. Так просто, от нечего делать я спросил, а тут вон как получилось. Ну и хорошо. Чем тут от безделья маяться, лучше уж в город сходить. А сходить есть куда. Как говорится, есть лунка, и не одна. И предупреждать там не надо.
Сначала Фрола-перебежчика нужно поймать, и переговорить. Знаю, он обычно трётся где-то или у связистов в каптёрке, или у медиков на какой-нибудь физиопроцедуре. Нам, солдатам, тем более дембелям, чтобы друг друга вычислить, кто где, по полку бегать не нужно. Два-три вопроса, и уже знаешь куда топать. Так и сейчас.
Фрол, старший сержант Фролов, рыжий, головастый детина, лежал на жёлтой клеёнке на белом топчане, на животе, раскинув свои мощные чресла в стороны, спал, сладко посапывая, одновременно прогревал, оказывается, токами высокой частоты область своей поясницы. Туда, в ту область, заботливо сверху укрытой суконным одеялом, уходили тонкие провода от генерирующего прибора. Нет, Фрол не больной, что вы! Просто нужно же чем-то себя парню занимать перед дембелем? Нужно! Причем, не просто так занимать, балду гонять, а с пользой. Когда солнце над плацем, например, можно, все знают или на крыше загорать, а можно в волейбол поиграть, или гантельками побаловаться. Когда солнца нет, можно в каптерке чай пить, либо физиопроцедуры по очереди одна за другой принимать, все, какие там в наличии. Если, конечно, без уколов, и горьких лекарств во внутрь.
На тумбочке песочные часы давно уже остыли от трения песка в узком горлышке времени, лечебный ток уже «объектом» не чувствуется, слоновья кожа уже привыкла видимо, не ощущает, сладкое посапывание тому свидетель. Наверное, току мала. Ну, это не проблема, его тут, хоть ложкой хлебай. Добавим. Перещёлкиваю переключатель диапазонов нагрузок с условной цифры «10», сразу через несколько делений на условную цифру «15». Провода послушно зашевелились. Под одеялом, на спине Фрола запрыгали мышцы, задергалась, просыпаясь, голова, не отстали и ноги — прямая связь. Выкатились и глаза от удивления. Даже судорожно отжался, подпрыгнул Фрол, как лягушка, из положения «лёжа» в положение «сидя». Соскакивая, оборвал лечебные провода. Сильная штука, оказывается, ток, сильная. Слона даже поднять может, если уж Фрол очнулся.
— Ты чё, ох..? — Вращает глазами со сна, не поймет, что случилось.
— Я испытание прибора проводил, сколько выдержит.
— Ты знаешь, как больно?
— Не больно, а полезно. Вон, доктор, баба-Галя, только что сказала: «Кто на сверхсрочную остаётся, каждый день будут такие процедуры принимать, вместо завтрака». Ага! Спроси-спроси…
— Ладно тебе, Пашка, лапшу вешать. Какой такой завтрак?
— Не завтрак, а полдник. Время — четвертый час уже.
— Четвертый… Ууу-у, только четвертый? Чё так рано меня разбудил. Мы ж договорились с бабой-Галей — пока не проснусь.
— Ты серьезно на сверхсрочную подал, да?
— Ну! А что?
— Нет, я так. Хотел узнать, что хорошего?
— А что плохого, Паха? Там же вкалывать надо, за копейки эти, на гражданке-то. А тут, лафа, я ж вижу, кантуйся, из года в год не напрягаясь и не высовываясь, и всё. И оденут, к тому же, обуют, и зарплата какая-никакая всегда, да и пайковые еще. Комнату в общаге обещали. Встану на очередь на квартиру. Женюсь. Звание получу, и всё там прочее. Да и вообще, вон сколько наших-то подали рапорта. Не я один. Что плохого, а?
— Да нет, наверное, ничего плохого. Свободы только нет.
— Да какая, Пашка, свобода, ёп-тыть? Где она?.. Притом, честно тебе скажу, боюсь я эту гражданку, понимаешь? Уж не помню как раньше, до армии сопляк же был, не приходилось ничего тогда решать самому, да и не думал серьёзно о будущем. А теперь нужно что-то думать. Правильно? Какие-то решения самостоятельно принимать! А я не умею или отвык здесь в армии, или не научился. Боюсь что-то. Да и не хочу думать. Лучше я здесь останусь, в армии. Пусть за меня командиры думают, другие. Вон, их, головастых вокруг сколько. Тьма! А мы, тихо-спокойно: «Есть, товарищ командир»., «Будет сделано, товарищ командир». А там, глядишь, и пенсия… да? Ну!
— Черт его знает, может быть… Учиться ещё бы надо.
— Пашка, корефан, а на хрена тут учиться? Всё ж и так ясно: проверку сдал, проверку принял, сборку-разборку автомата закончил, налево-направо, шагом марш, разрешите идти, стой, иди сюда, молчать, смирно, скотина — всего и делов. Ну, может, в школу прапорщиков схожу. Если придётся. Мне ж званиев не надо, наград тоже. Разве при жизни парочку… Ха-ха! А пацанов я и так натаскаю, видишь же масса какая. Чего не поймут — вмажу куавлдой в лобешник и все дела. Вв-о, видал!.. — привычно напрягает бицепс, объемом с футбольную камеру. — Сам же знаешь, как у нас. Ну, может и ты, Пашка, а? Вместе будем.