Первые легкие машины, командирские УАЗики, почти свободно прошли размокший участок, отделяющий бетонную трассу от полигона, создав узкую, вязкую колею. Тяжелые БТРы, проскочив, углубили и расширили её. Сто тридцать третьи ЗиЛы, с солдатами в кузовах, едва сунувшись в колею, через пару десятков метров сели один за другим почти сразу же, и на все мосты. Подпиравшие их сзади машины пробовали было шустро объехать неудачников с обеих сторон, но, недалеко продвинувшись, садились так же крепко и основательно, безнадежно вращая на месте скользкими колесами. Водители удивленно и растеряно крутили головами из своих кабин, нервно дергали рычагами передач, то вперед, то назад, глубже усаживая машины в вязкий и топкий грунт. Вокруг суетились офицеры матеря водителей вообще, этого, своего, в частности и всё остальное, вместе со всем этим в придачу. Включая, естественно, и погоду.

— И-и-и, р-раз! И-и-и, дв-ва! И-и, взяли-и!.. — Облепив мокрую и липкую машину со всех сторон, выкрикивая без особого энтузиазма «бодрилку», толкали солдаты, грязные уже, по самую маковку. Ноги их, и от усилий, и от собственного веса легко, как толкушка в картофельном пюре, проваливаются, утопают в вязкой и жидкой трясине почти по колено. Солдатские накидки от дождя не спасают, да и не у всех они есть… Роба намокла, в сапогах грязь, снаряжение на плечах и на поясе тяжелым грузом давит к земле, сапоги вообще грозят навечно остаться в топкой пластилиновой вязкости. Летящая из-под колес, где жидкая, где крупными шматками грязь, щедро облепляет безуспешно прикрывающих локтями лица солдат, всё их снаряжение. И руки и лица у всех мокрые, всё в грязи.

— Е-ещё, р-раз… Е-ещё, вз-зяли…

— Ну-ну, пошла, пошла, родимая!.. Куда… куда ты, оболдуй х… колеса вывернул, куда, ну? Туда давай, обратно, туда… Крути быстрее, ещё, ещё… Вот, бля, дурак, ещё больше засел!

— Да не жги сцепление… не жги! В раскачку её, в раскачку давай. Ну, ёпт…

Машины из обеспечения, которые вообще не для полевых, разбитых дорог, автореммастерская, например, хоть и на базе сто тридцать седьмого ЗиЛа она, но с тяжеленной будкой, слесарно-сварочным и прочим оборудованием. Вооруженная невероятно стареньким астматическим движком, который по всем мыслимым законам давно уже должен был рассыпаться и валяться где-нибудь на задворках, на свалке. Стараниями ремонтников двигатель всё ещё пока дышит, бедолага, таскает и сам себя, и что на нём нагружено, грозя ежеминутно развалиться… давно, считай, пенсионер. Чуть лучше химдымовская, такая же санчасть, да и другие из «хитрых» не на много отстали по возрасту. Зная свои слабости, они мудро не полезли в общем порыве по уши в грязь, в бездорожье, стояли на бетонной трассе, на съезде, кто спокойно, кто ухмылисто — наблюдали.

В них, из окон выглядывали военнослужащие разных званий и должностей и, соревнуясь в остроумии, издали, ехидничали по поводу быстроты и стремительности развёртывания родного полка по тревоге.

— Ну, красота! Ну, вояки!.. Гля, гля… Вот так вот, падла, выедешь с ними, — имея в виду, наверное, автороту, сетовали они, — как пи… по нам, — это произносится смачно, с восхищением, явно подразумевая какого-то конкретного умного противника, — и хана всем! — Это произносится с горечью, потому что про себя, родных, — Ну, вояки!.. — А это опять с сарказмом, но про тех, которые там, в грязи пурхаются, позорят, значит.

Перед ними, впереди, на полевом участке беспомощно и некрасиво раскорячились коробочки машин, густо облепленные муравьями-солдатами. Вокруг них суетились, всполошено размахивая руками, смешно переваливаясь в грязи, ходулисто дёргая ногами, офицеры. Ревели, дымя, машины, вразнобой слышались команды «эй, ухнем». От полигона на помощь полз командирский УАЗик и два тягача Кразы с дутыми колесами.

— Ну, дошло, наконец. — С сарказмом комментировали с бетонной дороги зеваки, мудрое решение командования. — Эти щас выдернут. Эти, конечно… Эти — запросто, как пробку. — Тут никто и не спорил. Все очень хорошо знают, что против штопора, ни одна пробка не устоит, какая б не была. Это, считай, истина, как против лома нет приема, тут проверено.

Торжественно, как буксир-спасатель, выдавливая и разбрызгивая грязь, подполз мощный тягач. Скользя в продольном и поперечном направлениях, неуклюже развернулся, елозя колесами, пристроился задним бортом к носу первой застрявшей машины. Солдаты, отряхиваясь руками, стирая пилотками грязь с лица, посыпались в стороны. Водитель застрявшей машины, еще почти сухой, вывалился из кабины, брезгливо утопая в грязи начал доставать трос. Волоча, с трудом дотащил его до тягача, ткнулся петлей-кольцом в него, а там замок на фаркопе не поддаётся, не открывается. То ли сильно зажат, то ли заржавел, то ли сильно закрашен краской — присох. Никак. Голыми руками несколько раз попытался открыть фаркоп, и так и этак, никак. Не получается, не поддается. Водитель тягача, стоя на верху, в кузове, советует взять кувалду:

— А может… попробовать монтировкой? — Глядя на крепкую бульдожью хватку фаркопа, неуверенно спрашивает молодой водитель, шмыгая носом, растерянно хлопая глазами.

— Нет, тут только кувалдой нужно. — Уверяет старший товарищ. — Ёбстнуть хорошенько по ней, пару раз, кувалдой, и всё, — верняк. Я те говорю, молодой, проверено, тащи кувалду.

— А где её взять сейчас, кувалду? А у тебя, у вас…

— Ну, ты даешь, молодой! Я те чё, справочное бюро или скорая помощь? Да и нету у меня её. На х… она мне здесь. — Кивает на новенький тягач.

Водитель тягача служит второй год, уже хорошо знает, что в армии кувалдой всё можно сделать, но где взять её сейчас, в этот момент, он не знает, да и не его это дело. У него-то как раз она есть — и кувалда, и монтировка, и домкрат, и… Кстати, его десятитонный домкрат как раз бы тут и подошел, лучше любой кувалды, и одного раза бы тюкнуть хватило. И если б кто из его годков-корешей застрял здесь, всё бы необходимое нашлось враз и мигом. Но тут другой случай, тут «молодой» сопли мотает. Вот пусть сам себе и учится… А и действительно, у кого она здесь есть сейчас, кувалда эта, в какой машине? У молодых, точно ни у одного. Там вообще не понятно что есть, голый васер в кабине, называется. Ага! Не разевай варежку, парень, значит. Тут и сам-то, постоянно смотри, служи, да оглядывайся. То ключи, вдруг, уплывут в неизвестном направлении, то оптика теряется, то бензин резко уходит, то свечи, то… Да мало ли. Всё время настороже надо быть. Армия… А иначе!.. Наверняка есть только в ПАРМке, которая, вон она, родная, на дороге стоит, и в автопарке наверняка есть, в ремзоне, это точно. Там можно взять, там дают, когда приходится перебортировать колеса. Но исправные кувалды, с ручками, все на учете, там не скапуздишь, а больше и нет нигде целых-то, вроде. А вот сейчас бы самое то она. Молодой водитель, понимая безысходность ситуации, пытается всё же раздвинуть губки замка своей саперной лопаткой.

— Ага, хрена там. Ты еще х… попробуй! Я тебе говорю, молодой, тут кувалдой надо. — Ещё раз конкретно советует водитель тягача, быстро удаляясь, видя приближающихся к ним с рассерженными лицами офицеров.

— Ну, что ты тут еб…? Зацепиться что ли никак не можешь? — Нервно наваливаются офицеры на водителя. — Давай, Арефьев, ёпт, цепляйся быстрее! Что смотришь?

— Замок заело…

— Чё там заело, где? Стукни сильнее петлей, тебе говор-рят.

— Пробовал. Тут кувалда нужна.

— Кува-алда!.. Ну, так и ёб… давай, кувалдой. Где твоя кувалда?

— Нету… кувалды.

— Вот, бл… что делается, а! На тревогу они, падла, выехали — вой-яки х…! Х… тогда стоишь здесь? Пи…й сейчас же к своему долбанному зампотеху или к командиру автороты, бл… пусть они дадут тебе свою кувалду, мудак ху… если не умеешь на машине ездить. Бег-гом, я сказ-зал!

Водитель, бросив трос, дёргая ногами в чвякающей грязи, изобразил бег на указанную дистанцию. Конечно, ни к зампотеху, ни к командиру автороты обращаться, он это хорошо знает, никак нельзя, сразу схлопочешь наряд внеочереди. Рванул к стоящей метрах в двухстах, на дороге ПАРМке. Там свободно — верняк — можно схлопотать по шее, но, зато, вернуться с кувалдой. А это, сейчас, предпочтительней…