Пассажиры выразительно молча переглянулись меж собой. Прапорщик всё же не выдержал, матюгнулся на одной из ближайших городских колдобин: «Ё… твою в телегу, мать!», мол, какие плохие дороги!

В таком напряженном состоянии они ехали ещё некоторое сумеречное время, пока водитель вроде не приноровился к машине, не приспособился к дороге. И, вроде, всё постепенно успокоилось, отлегло, забылось в шуме двигателя и мягких сиденьях, но не страх…

Страх не прошел, не выветрился. Лейтенант с прапорщиком эту опасную проблему в себе как бы подушкой пухлой прикрыли, чтоб не беспокоила, не зудела. И крепко придерживали её двумя руками над тем зудящим местом, чтоб не соскочила, не начала вновь сильно потрясывать. Только так вот ещё можно было как-то ехать. А тут, вдруг, на тебе — дождь пошёл! А у него, у водилы-мудилы, и щетки стеклоочистителя в машине, оказывается, не работают. Ну, надо ж, а! И чем дальше, тем видимость из кабины хуже. Уже можно сказать, вообще ничего не видно за стеклом — дождь явно усиливается. А машина при этом куда-то там едет, в том смысле, что водитель куда-то там рулит. Рулит, как будто что-то впереди видит! По началу он, правда, принял меры, сократил расстояние между машинами. Тёмное пятно впереди идущей машины, подрагивая, некоторое время устойчиво просматривалось впереди, опасно маячило тёмной каменной стеной. «Не дай бог, она тормознет! Мы ж в нее — бам! — в лепешку! — с леденящим ужасом понимали лейтенант и прапорщик, судорожно упираясь ногами-распорками в пол машины. Понимал и водитель. Он внутренне весь напрягся, мысленно перенесясь в то, межмашинное уличное пространство, почти уперевшись лбом в лобовое стекло, угадывал дорогу.

— Опусти стекло, б… — не выдерживает, на визг срывается прапорщик, — врежемся! У тебя же полный кузов…

— Тут стеклоподъемник не работает, товарищ прапорщик. — Безотрывно глядя вперёд, звенящим голосом бросает солдат, одновременно кивая головой на дверцу, — расклинено.

— Так… вытащи тогда!

— Спокойно, спокойно! — требует лейтенант, с шумом вращая ручку стеклоподъемника на своей дверце. Она, и с его стороны легко и свободно прокручивается в обе стороны.

— Та, тоже не работает, товарищ лейтенант, тоже заклинена, — сообщает водитель, — я проверял.

Машина идет почти вслепую.

— Надо останавливаться, товарищ лейтенант, — плаксиво, с нажимом настаивает прапорщик, — разобьемся же с ним на хрен! Ты, мудило, — в том же нервном регистре набрасывается на водителя, — у тебя и аварийка, наверное, тоже не работает, да?

— Щас стекло опустим и всё. — Решает водитель, одной рукой удерживая рулевое колесо, другой дергая срывающимися пальцами деревянный чумазый огрызок, вбитый между стеклом и кабиной — чопик-распорка называется.

Машина, почувствовав вдруг слабину, весело загуляла по дороге. Прапорщик взвизгнув, резко бросается на помощь солдату: — «Эй! Ой!.. За руль держись!..» Из-за спины водителя дотянувшись, вцепившись одними ногтями в деревяшку, раскачивая и нервно дергая её побелевшими от натуги пальцами из стороны в сторону — напрягся, выдернул! Ба-бах!.. Пассажиры дуплетом, крупно вздрогнули, в ужасе замерев! Ничем не удерживаемое боковое стекло свободно и со звучным грохотом проваливается в дверцу. В душную кабину хлынул приятный прохладный и влажный воздух. Водитель, тотчас же высунул голову из кабины, сощурив глаза от ветра и слепящего дождя, выровнял машину и взял дистанцию.

— Ху-х! — почти одновременно свободно вздохнули пассажиры. Но неприятный холодок страха не ушел, остался. Сидеть в кабине, ехать и не видеть куда машина едет, ощущение для пассажиров далеко не из приятных. Тем более при таком водителе.

— Температура поднимается, — вдруг сообщает водитель.

— Какая еще температура? Где? — вновь взволновались пассажиры, заглядывая то на лицо водителя, то на небо, через белёсые, матовые стекла кабины. — Где?

— В радиаторе. Уже давно зашкаливает.

— Как зашкаливает? Ты что, мудило, и воду не налил?

— Нет, наливал. Полный, под пробку. Вчера вечером.

— И что?

— Не знаю. Щас почему-то закипает.

— Уже закипел, что-ли?

— Щас, наверное, бабахнет…

— Так останавливайся, на хрен, скорее! — Вопит прапорщик, обрадовавшись в необходимости спасительной остановки. — Вот, бля, водителя Бог послал!

— Спокойно, спокойно! — размышляя над решением, тянет время лейтенант.

— Мотор же щас заклинит на хрен, товарищ лейтенант! Давайте лучше остановимся и в другую машину перейдем.

— Куда? Куда мы перейдем? Все машины заняты.

— Да хоть в любой кузов…

— А взвод куда?

— А пусть зампотех даёт нам другую машину или эту ремонтирует, или пусть сам в такую садится и едет.

— Где он нам другую машину возьмет, где? Если такие вот… в строй ставит.

— Вот пусть сам на таких и ездит… А у меня дети… Ну, товарищ лейтенант?

— Ладно. Савельев, — неохотно соглашается лейтенант, — тормози.

Водитель, укоризненно глянув на лейтенанта, включает сигнал правого поворота и замедляя ход, прижимается к обочине.

Солдаты зашевелились в кузове — что, уже приехали? Водитель выскочил из кабины. Выбрался и лейтенант, разминая ноги. Водитель щёлкнув замком капота, поднял его, забрался на бампер машины. Лейтенант встал сбоку, крикнув старшему в кузове:

— В машине не вставать! Ещё не приехали.

Мимо них дружной вереницей проезжала армейская колонна. Офицеры вопросительно выглядывали из-за мокрых стекол кабин или сочувственно и ехидно интересовались:

— Что такое, лейтенант, сдохли, да?.. Опять искра в баллон ушла?.. Может, вас на прицеп взять?.. Что, специально, да, лейтенант?..

— Радиатор, — каждой проезжающей машине, обреченно разводит руками командир, показывая на мотор. Мол, смотрите, я-то тут при чем.

— Ну-ну!.. Загорайте, загорайте под дождичком-то, сачки. — Веселились в машинах.

Тут же шустро подскочил УАЗик зампотеха. Пожилой подполковник, неуклюже выбрался из него.

— Что случилось, лейтенант? Чего встали?

— Да вот, товарищ подполковник… — как-то неопределенно показывает офицер на раскорячившегося под капотом водителя.

— Савельев! В чем дело? Что случилось?

Высунувшаяся из зампотеховского УАЗика голова связиста, в пилотке и черных наушниках, тревожным голосом перебивает ответ:

— Товарищ подполковник, вас «Амур семьдесят первый», срочно на связь…

— Иду, — нервно отмахивается зампотех, — погоди. Ну, что тут, у тебя, Савельев?

— Радиа-атор, товарищ подполковник… — чуть плаксиво гнусавит водитель.

— Что радиатор? Радиа-атор… в душу мать! — Зло передразнивает зампотех водителя. Оборачивается на проходящую колонну. — Где эта ПАРМка, м-мать её?.. Как подойдет, Савельев, всё срочно отремонтировать, это приказ! Понятно?

— Так точно!

— Товарищ подполковник, — нервно торопит связист. — Ну, вас же «первый» вызывают… Срочно!

— Ну иду же, иду. — Переваливаясь, подполковник вприпрыжку бежит к машине.

В этот же момент, объезжая их, впереди, скрипя деревянной, оббитой железом будкой, тяжело затормозила передвижная авторемонтная мастерская. Та самая ПАРМка, на которую только что сетовал зампотех. Встала, для решения возникшей проблемы, как лист перед травой. Из кабины высыпала улыбающаяся троица: водитель и два прапорщика, с сожалением для себя прервав серию веселых анекдотов про глупого чукчу, как он, значит, в Москву приехал. Один из них — старший прапорщик, начальник ремслужбы, другой его помощник, просто прапорщик. С достоинством, неспеша, вразвалочку, кутаясь от дождя в плащ-накидки, с уже серьёзными лицами подходят:

— Ну, что раскорячился тут, Савельев, а? — машинально заглядывают в горячий моторный отсек, спрашивают. — Что тут у тебя?

— Да вот, радиатор, товарищ старший прапорщик.

— Вижу что радиатор… И что?

— Кипит!..

— Как кипит? Почему это он у тебя кипит?

— А воду проверял, мудило? — Это уже спрашивает просто прапорщик.

— Да, утром! Под пробку было.