Изменить стиль страницы

— Знаешь, что еще можно было сделать? Помыть чашку горячей водой с мылом.

С этими словами он вышел. Хозяин обеими руками вцепился в крышку стола и судорожно перевел дух.

Убийство

Недавно Джордж и Люси устроили коктейль. Честно говоря, я уже не помню, по какому поводу, но устроили они его в одном из залов отеля «Амстел». Дороговато, зато очень удобно: напитки и бутерброды торжественно разносят солидные официанты, и посуду потом мыть не нужно. Я был приглашен, потому что давно знаю Джорджа, еще с тех пор, когда он был совсем молодым парнем, но уже тогда считался в Академии способным художником. Теперь ему исполнилось пятьдесят шесть, он стоял в окружении своих гостей с такой миной, будто единым духом выпил целый литр уксуса. Подошла Люси и поздоровалась со мной. Ее широко раскрытые глаза сияли. Они постоянно сияют, ибо Люси принимает таблетки, рекомендованные доктором, который дорого берет за визиты и не столько лечит, сколько охотно выписывает лекарства, вызывающие приятные ощущения (без рецепта эти лекарства не продают). Люси всегда приветлива со мной. Она меня ненавидит. Я знаю, что для Джорджа она — леди Макбет. И она знает, что я это знаю.

Когда Джордж на ней женился, она была красивой девушкой с железной волей и четкими планами на будущее. А сводились эти планы к мечтам, которые за деньги легко становились реальностью: вилла, машина новейшей марки, собственное бунгало на одном из южных курортов и наряды, изысканная скромность которых оценивается фантастическими суммами. Люси выросла в добропорядочной семье и уже через пять лет сумела сделать из Джорджа, чья нежность и беспомощность очаровали ее, модного дамского портретиста. Я как-то зашел на его выставку. Аромат дорогих духов ощущался даже у входа, а вместо красок, по-моему, художник использовал постный сахар, растворенный в лимонаде. Он не просто рисовал женщину, он ее до такой степени приукрашивал, что обрадованная модель, закончив позировать, спешила в универсальный магазин на Лейдсестраат и покупала совершенно ненужные вещи.

— Тебе здесь нравится? — спросила Люси.

Она по-прежнему источала фармацевтическое сияние. Хотя давно была мертва. Правда, в глубине души у нее еще уцелели остатки совести, и в редкие минуты раскаяния она сознает, что именно по ее наущению Джордж в ту кровавую ночь карьеры ради убил дремавшего в нем Короля — талант. Она со всей дьявольской силой внушила ему эту мысль, ибо знала, что сердце его было еще слишком полно «млеком любви, мешающим избрать кратчайший путь».[44]

Первая светская дама была со светской ложью изображена на холсте, и Джордж мог вместе с Макбетом воскликнуть «Я кончил все».

Поначалу им случалось вместе горевать по запятнанной кровью душе, потому что они еще любили друг друга. И Люси-леди Макбет нередко говорила: «Ты сна лишен, блаженства всей природы».

Но реноме малюющего льстеца уже укрепилось, и дамы съезжались к его мастерской, будто к салону красоты. Однажды вечером Джордж, сидя рядом с Люси, внезапно встал и произнес ужасную фразу: «Начав со зла, должны мы кончить злом». Такого даже Люси не ожидала.

Она поняла, что ее участь решена, что с этих пор он начнет действовать самостоятельно, без ее помощи, и что их любви пришел конец. Он зашагал своим кратчайшим путем, год за годом живя в одиночестве рядом с Люси, совершая убийства, рисуя портрет за портретом.

— Как хорошо нам раньше жилось, — сказал Джордж, подходя ко мне со стандартной улыбкой.

«До того как ты убил Короля, не так ли?» — чуть не сорвалось у меня с языка.

Впрочем, теперь ему не понять этой реплики. Слишком далеко ушел он по кратчайшему пути. И уже только несчастлив. А его леди Макбет рук на себя не наложит, затем чтобы он, окаменевший от одиночества и, как загнанная крыса, полный исступленного отчаяния, осознал, что его жизнь- это «сказка в устах глупца». Правда, Люси давно мертва, но пока у нее есть таблетки, меховое манто и драгоценности.

— Смотри, какой перстень подарил мне Джордж. Красивый?

(«Здесь все еще пахнет кровью: все ароматы Аравии не заглушат запаха этой маленькой ручки».)

Я попрощался. Если я тоже совершу когда-нибудь убийство, я посажу себя на двенадцать лет за полное собрание сочинений Шекспира. И моя одиночка превратится в лес, полный людей. Только людей.

Про часы

Случилось это в одном провинциальном городке. Около одиннадцати утра я заглянул в тамошний кабачок, привлекательный снаружи и не менее приятный внутри. В небольшой старинный домик, где чувствуешь себя уютно и спокойно, как во чреве матери. Хозяин, пожилой и тучный, сидел за стойкой, будто прирос к ней. Когда я в этот ранний час заказал кофе, он посмотрел на меня как на человека, который просит в скобяной лавке сочинения Шиллера. Однако встал и, бормоча что-то себе под нос, скрылся в подсобном помещении. Едва он поставил передо мной дымящийся кофе с молоком и сахаром, дверь отворилась, и внутрь вошел маленький, тощий старик с непокрытой головой и пышными белоснежными усами. Несмотря на тяжкий груз прожитых лет, в нем уцелел неистребимый проказливый дух. Сев около меня, он лукаво посмотрел на мой кофе и сказал:

— Налей-ка мне чего-нибудь покрепче. — А затем добавил, глянув наверх: — Как раз самое время.

Старинные часы показывали без десяти минут шесть.

— Они уже двадцать лет показывают без десяти шесть. Поэтому я и люблю бывать здесь. Пора пропустить рюмочку.

Из глубин хозяйского живота вырвался смех.

— На улице холодно, — продолжал старик, поглаживая свой хрупкий голый череп. — Мне бы шляпу. Да я уже и подал прошение насчет этого. Я живу в доме для престарелых. Там можно подобрать себе шляпу из тех, что принадлежали покойникам. Ведь народ у нас мрет как мухи, а шляпы родственники умерших еще ни разу не востребовали. Только вот голова у меня чересчур маленькая.

Он снова погладил свой череп.

— И цвет должен быть подходящий. Что попало я на голову не надену, — закончил он с гордостью.

— Разумеется, — согласился я.

— Налей мне еще одну, — попросил старик. Получив новую рюмку, он отпил глоток и провел ладонью по пышным белоснежным усам.

— А вот часы родня требует вернуть, — снова заговорил он. — Тут в них просыпается жадность. Ведь иной раз у стариков бывают отличные часы, сработанные настоящими мастерами. Поэтому какой-нибудь сын или племянник только и ждет, как бы их присвоить. Раньше у меня тоже были неплохие серебряные часы, от отца достались, и ходили превосходно. Увы, однажды я продал их в кафе за шестнадцать гульденов.

Он махнул рукой: мол, чему быть, того не миновать!

— Впрочем, помирают и такие старики, у которых родственников нет, зато есть часы; эти часы отходят дому престарелых. Время от времени начальник спрашивает у нас: «Кому нужны часы?» — и предлагает несколько штук на выбор. Вот и на прошлой неделе опять предлагал. И я выбрал себе часы, первые попавшиеся, но вполне приличные, с цепочкой. И ходили хорошо. Не так, конечно, как мои прежние, а все же хорошо. Только…

Старик посмотрел на хозяина.

Тот механически наполнил рюмку.

— Только вот позавчера разговорился я здесь с одним молодым коллегой. Я ведь штукатур, притом настоящий. Могу и лепнину на потолке сделать, если нужно. Короче, выпивали мы помаленьку и рассуждали о нашей профессии. Так я денежки и истратил, а неподалеку сидел какой-то тип, он и скажи: «У тебя неплохие часы, я бы дал за них десяток гульденов». Поэтому…

Старик распахнул пиджак. Цепочки на жилете не было.

— Ну и плевать, — закончил он свой рассказ. — Здесь ведь всегда без десяти шесть. Самое время пропустить рюмочку.

Отпуск

Йооп снова дождался отпуска. Он работает в порту, и внешность его говорит сама за себя. Высокий, широкоплечий, с огромными узловатыми ручищами. Отличный мужик. Мин, его жена, тоже молодчина и вполне ему под стать. Йооп всегда берет ее с собой в кабак, расположенный на углу, уж такая это дружная пара. Он не пьет по вечерам в одиночку, оставляя ее у телевизора. Нет, они выпивают только вместе, деля пополам и радость, и горе, как обещали в ратуше при регистрации брака.

вернуться

44

Цитаты из трагедии У. Шекспира «Макбет» в этом рассказе даны в переводе С. Соловьева