И продолжил, глядя на наши помрачневшие лица:

— Да вы не переживайте: коней у нас кормить нечем — сухая, безводная степь на много дней пути. Не понимаю, как вы сюда доскакали! Они здесь погибнут. Вы-то сможете перебиться консервами да сусликами, а травоядным придется плохо. Неужели для вас лучше будет прирезать их, когда они не смогут идти? А так вы некоторое время сможете совсем не есть, питаясь запасами их тела.

— Это людоедство... — проворчал сэр Жеральд.

— Да нет, почему же? — возразил колдун. — Ах, да!.. Я понимаю: вы так к ним привыкли, что ощущаете частью себя.

— Вот именно! — продолжил рычанием сэр Жеральд.

— А... потом... после трансформации... вы действительно сможете ощущать их частью себя... Разве не самое замечательное для всадника — слиться со своим конем? Вы ведь говорили, — он повернулся к сэру Жеральду, — что всадник и конь — одно целое? Вы сделаете это буквально...

Мы помолчали. Потом сэр Жеральд поднялся:

— Мы согласны, — выразил он общее мнение.

В молчании мы покинули избушку колдуна и подошли к своим коням. Те тихо заржали, узнавая нас.

Колдун вынес три чашки с зельем и дал выпить нам. Затем намешал три ведра пойла и дал выпить коням. Те пили жадно, будто в последний раз. У меня защипало в носу...

Колдун торопливо обрызгивал всех каким-то составом.

— Последний поцелуй! — провозгласил он.

— Прощай, верный друг! — проговорил сэр Жеральд и поцеловал своего коня в морду.

КЕНТАВРЫ

Разноцветный вихрь исказил фигуры сэра Жеральда и его коня, сливающиеся огромными песочными часами, и через мгновение перед нами стоял великолепный статный кентавр, подкручивая усики:

— А вы знаете, так совсем неплохо! — загрохотал он. — Присоединяйтесь, друзья!

Я прикоснулся губами к теплой бархатистой морде коня, вихрь красок ударил мне в лицо... и я взглянул на мир совершенно новым взглядом, отстоящим от прежнего на метр высоты.

Ощущения были необычайные.

Во-первых, четыре ноги — совсем не то, что две, это я вам говорю как математик. При двух ногах нельзя ни на секунду забывать, что ты стоишь, а не сидишь, иначе, не ровен час, можешь шлепнуться. При четырех же можно расслабиться как следует и повиснуть на своих ногах, как на походном гамаке. Даже спать можно — недаром лошади спят стоя. И не упадешь! Во-вторых, сила. Сила увеличивается многократно. Не зря же говорят — лошадиная сила. Сила удара задней ноги может достигать пяти тонн, а это — дополнительное оружие. Эх, если бы дракон встретился нам сейчас! Теперь нам не пришлось бы отвлекать левую руку на манипуляции с уздечкой, чтобы направить коня в нужную сторону. Даже если лошадь умная и хорошо понимает шенкеля, все равно внимание всадника рассеивается.

Но и это не все преимущества! Нет опасения, что конь испугается и шарахнется в сторону в самый неподходящий момент. Действительно, полное единение всадника с конем! Было б возможно, я перед каждым боем обращался бы в кентавра! Нет, воистину, на стыках наук, существ, мыслей рождается новое качество. Кентавры... За кентаврами — будущее. Кентавры могут много больше, чем каждое из существ в отдельности. Но главное, конечно, человеческий разум. Только он может найти применение новым функциям, новым возможностям. Мне даже захотелось ощутить себя, напри-мер, пауком, белкой, осьминогом... да мало ли тел можно совместить с человеческим! И я бы с удовольствием попробовал их новые возможности... Но только так, чтобы всегда можно было вернуть свое прежнее, привычное тело.

— Ну как, все нормально? — озабоченно спросил колдун. — Нигде не жмет, не трет, не беспокоит? — он интересовался, как заправский порной.

— Не-е-е-т! — проржали мы хором.

— Вот, возьмите на дорожку, — и колдун вынес откуда-то три корзины фруктов и овощей, которые уложил в наши переметные сумы, а напоследок — три остро пахнущих пакета.

— Это что? — потянул ноздрями сэр Жеральд.

— Колбаска, домашняя, — улыбнулся колдун, — сам делал, на лекарственных травах. Лучше нее не бывает. Обязательно съешьте ее, не откладывая надолго. Она хоть и свежая, но испортиться может. А остальное — фрукты, овощи. Эти с зеленцой, еще полежат.

— Большое спасибо! — поклонился за всех сэр Жеральд, прижав руку к груди.

Поклон кентавра — это нечто значительное. При случае рекомендую не пропустить и посмотреть.

— А теперь — счастливого пути! — проговорил колдун и, мне показалось, украдкой смахнул слезу.

— Прощайте! — проржали мы, но сэр Жеральд и здесь не удержался и ввернул:

— Но если что не так — мы вернемся!

Колдун только грустно улыбнулся и махнул рукой в ответ.

— Возвращайтесь! Я буду только рад!

— Ну как? — проржал... то бишь воскликнул сэр Жеральд.

— Прекрасно! — откликнулись мы с Юнисом.

— Тогда поскакали!

И мы поскакали. Теперь скакали действительно мы, натурально, а не наши кони, как раньше, когда мы лишь при этом присутствовали. Скакать самому куда как информативней, чем вслушиваться в дыхание и сопение Малыша, чтобы сообразить, что ему нужно, чем он недоволен, и успеть вовремя среагировать.

Скакать в облике кентавра намного приятнее, чем бежать в прежней своей ипостаси. Потому что человеческий бег — это всего-навсего упорядоченное падение, когда человек лишь успевает подставить под себя нужную ногу, а вот скачка — это праздник движения. То в воздухе находится одна нога, то две, то три, а то и все четыре! Какое резкое увеличение возможностей происходит из-за всего лишь двойного увеличения числа конечностей! Вот когда на практике понимаешь диалектический переход количества в качество. Можно бежать рысью, можно — галопом, можно — иноходью (это когда сначала идут вперед обе ноги слева, а затем справа — поясняю для тех, кто никогда не чувствовал себя лошадью), а можно придумать какой-нибудь свой аллюр и назвать его своим именем. Аллюр Леонидова! — звучит? Или аллюр сэра Жеральда, или аллюр Юниса...

И лишь одного аспекта я не могу не коснуться: нам, на мой взгляд, крайне повезло, что у всех нас — у меня, сэра Жеральда и Юниса — были жеребцы. Я не представляю себе, как бы изменилось поведение, а то и сам внешний вид, если бы у кого-либо из нас оказалась кобыла. Хотя сам вопрос, по-моему теоретически любопытен... Но сейчас перед нами такая проблема, к счастью, не вставала, и мы могли полностью отдаться наслаждению скачки, и только ему.

Копыта взбивали пыль — наши копыта. И уже нельзя спрятаться от ветра за шеей коня — ветер бьет тебя прямо в грудь, развевая, за неимением гривы, ленточки камзола... Кстати, а куда подевались панталоны? Ни на передних, ни на задних ногах их не наблюдалось. Уж не оставил ли колдун их себе в качестве платы за трансформацию? А может, они вернутся после обратного превращения? Или же мы их потеряли безвозвратно? Обидно, если будет именно так. Но в переметных сумах — наших переметных сумах, теперь действительно наших, тяжесть которых мы ощущаем собственным хребтом, насколько мне помнится, лежит еще один полный комплект одежды — на случай промокания в дождях, горных реках и прочих водных источниках в то время, когда нет возможности развести костер. Так что особенного повода для беспокойства вроде бы не имеется: если к нам не вернутся наши старые штаны, мы возьмем новые. И все же интересно: куда они делись? И сапоги... Ладно уж сами сапоги, их всегда можно съесть при голодухе — кожаные ведь. Вот мы их и съедим. Или же они вошли составной частью в копыта — материал-то практически тот же самый. А вот шпоры... Остались бы на копытах — то-то звенели бы! Да и пригодились бы при случае — скажем, залезть на дерево или на столб, на стену замка... Стали бы они нам, как электромонтерские «кошки» — мало ли куда судьба... то есть Вика может нас забросить. Попадем в лес мачтовых сосен, где на верхушках всякие полезные вещи закреплены, или на кокосовую плантацию, или на праздник русской зимы... Вот бы и понадобились.

Стоп-стоп-стоп! А что это на задних копытах, подковы, что ли? А-а, так вот куда шпоры пошли! На передних — стандартные лошадиные... или лошажьи? Кованы-то наши лошади были по-летнему, на одни передние. Значит, на задних появились новые — наши, шпорные, то бишь из шпор. Закон сохранения материи: ничто не возникает и не исчезает бесследно, но все пропорционально переходит друг в друга...