Отражавшиеся в оконном стекле взгляды встретились.

— Кто говорит о сексе? — спросил шериф, прокладывая дорожку из теплых поцелуев к ее плечу. — Мы просто немножко пообжимаемся.

— Перед окном?

— Милая, здесь никого нет на мили вокруг. — Он вытащил подол ее топа из юбки и вернулся к делу. — Если я займусь с тобой любовью, это будет не тогда, когда два маленьких мальчика спят внизу. Я приду подготовленным и удостоверюсь, что у меня есть вся ночь, чтобы трогать тебя так, как я хочу.

Она совершенно забыла, что внизу спят два мальчика.

— Может, нам следует остановиться?

Он скользнул рукой под ее рубашку, теплой ладонью лаская обнаженную кожу.

— Ты хочешь, чтобы я остановился?

Хоуп подняла на него глаза, и ее лоб коснулся его жесткого подбородка.

— Нет.

— Тогда слушай внимательно, не послышатся ли шаги маленьких ножек на лестнице. — Приблизив губы к ее губам, он спросил: — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — ответила она, не успев подумать, и покачала головой, когда осознала, что, возможно, он не это имел в виду. Потом подняла руку и положила ладонь на его колючую щеку. — Я чувствую себя так, будто должна попросить тебя уйти. — Хоуп поцеловала уголок рта Дилана и сжавшуюся челюсть. — Но на самом деле я не хочу, чтобы ты уходил. Я хочу, чтобы ты остался, хотя знаю, что ты не должен. — Она уткнулась лицом ему в шею и вдохнула запах его кожи. — В целом ты заставляешь меня чувствовать себя смущенной и одинокой.

Его пальцы скользнули по ее животу, большой палец коснулся груди, и Хоуп пришлось напомнить себе, что нужно дышать.

— Как я могу заставлять тебя чувствовать себя одинокой, когда моя рука под твоей рубашкой?

— Потому что ты напоминаешь мне о вещах, по которым я скучала, но даже не осознавала этого, пока не приехала в твой город. — Она поцеловала его шею, затем добавила: — Например, звук мужских шагов и ощущение грубой, колючей щеки под ладонью. Ощущение твоей теплой твердой груди. Чувство безопасности. — И секс. Дилан заставил ее осознать, как сильно она скучала по сексуальной близости с мужчиной, по тому, чтобы быть желанной и захваченной, и запутавшейся во влажных от пота простынях и неприкрытом желании. — И иногда, когда я смотрю в твои глаза, я думаю, что, может быть, ты тоже одинок.

Он молчал мгновение, глядя на нее. Затем спросил:

— Ты знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя?

Под ее губами бился его пульс. Хоуп покачала головой.

— Я вижу ту, кто напоминает мне, как долго прошло с тех пор, как я касался женской кожи и вдыхал ее сладкий запах. — Он снова вжался возбужденным членом в ее попку, и Хоуп почувствовала его жар сквозь изношенные джинсы. Он распространялся вниз по ее ногам, заставляя поджимать голые пальцы на деревянном полу. — Когда я смотрю на тебя, я забываю, почему живу как монах.

Хоуп посмотрела на него, и должно быть ее скептицизм стал виден невооруженным глазом.

Дилан отстранился:

— Ты не веришь, что я живу как монах?

— Я видела, как некоторые женщины в городе относятся к тебе.

— Да, но у меня нет проблем с самообладанием, когда я рядом с ними. Они не привлекают меня. Не так, как ты. — Отклонив ее голову назад, Дилан поцеловал Хоуп. — Они не соблазняют меня фантазиями о горячем, классном, грязном сексе без всяких ограничений. Они не заставляют меня до боли желать коснуться их кожи так, как я хочу коснуться твоей. Везде. Ртом и руками. Хоуп, я хочу целовать твою грудь и пупок, и меж твоих бедер. Я знаю, что должен держаться подальше. То, что я рядом с тобой, делает все только хуже, но я не могу. Не могу сдерживать свое желание к тебе.

Это чувство было знакомо Хоуп. Дилан нежно прижался губами к ее губам и увлек в поцелуй такой медленный и сладкий, так отличавшийся от потока, несущегося по ее венам, что она передвинула руку с его щеки на затылок и заставила Дилана углубить поцелуй.

Для человека, который заявлял, что не может сдерживать желание, он, казалось, справлялся очень неплохо.

Хоуп лизнула кончик его языка, и поцелуй превратился в нежное слияние ртов, глубокая интимность которого скорее дразнила, чем удовлетворяла. Сводящее с ума преследование. Страстное нападение и отступление жарких губ и языков.

Затем, как будто Хоуп внезапно зажгла в шерифе огонь, поцелуй превратился в жадный, и Дилан наслаждался ею, лишая ее воздуха. В одно мгновение она была захвачена и подумала, что ей, скорее, нравится отдавать контроль над чем-то, чем она все равно не могла управлять.

Под топом рука Дилана двинулась вверх, нежно обхватывая ее грудь, и все стало таким жарким и головокружительным, что Хоуп перестала думать о чем-либо, кроме его ладони и большого пальца, ласкающего ее сосок сквозь тонкий нейлон бюстгальтера.

Низкий грудной стон вырвался у Дилана. Он оторвался от ее рта и полными желания глазами рассматривал Хоуп и, пока та не сводила глаз с его профиля, медленно поднял ее топ, а затем замер. Она задержала дыхание, наблюдая за Диланом и ожидая, что она скажет.

— Посмотри на себя, — сказал он, привлекая внимание Хоуп к отражению в окне: Дилан, стоявший за ней, его большие руки, сжимавшие ткань. Его взгляд прикован к белому лифчику, материал которого настолько тонок, что Хоуп могла бы с таким же успехом быть обнаженной. Ее грудь и напрягшиеся соски, натягивавшие тонкий нейлон.

— Ты прекрасна, — выдохнул Дилан, глядя ей в глаза, отражавшиеся в оконном стекле.

Прижав руки к бокам, Хоуп удерживала топ. Затем она положила ладони на руки Дилана и подтолкнула, чтобы он накрыл ее грудь. Он нежно сжал, и горячий поток пронесся по ее коже. Хоуп попыталась повернуться, но Дилан лишь сжал сильнее.

— Если ты двинешься, мы пропали, — сказал он.

— Я хочу коснуться тебя, Дилан.

— Сегодня я трогаю тебя.

Ее веки опустились, а губы приоткрылись. Прошло слишком много времени с тех пор, как она чувствовала себя так хорошо. Ее спина выгнулась, а руки бессильно упали.

— Хоуп, открой глаза. Смотри на меня. Смотри, как я трогаю тебя.

Она так и сделала. И увидела, что топ задран вверх, а правая бретелька лифчика сдвинута до самого локтя. Дилан обхватил ладонями ее груди: темно-розовые соски были видны между его расставленными пальцами. Хоуп смотрела на свое отражение, на желание, сиявшее в глазах.

Дилан свел пальцы вместе, сжимая ее соски. Колени Хоуп подкосились, и он прижал ее к своей груди.

— Если бы мы были одни в доме, — прошептал он, — я бы поцеловал тебя прямо сюда. — Он коснулся губами ее макушки и щеки. — А затем спустился бы вниз. — Он потянул за край топа и опустил его до талии. — Но мы не один, и уйти от тебя будет очень нелегко.

Он прав. Конечно, прав. Они не могут заниматься любовью, когда два маленьких мальчика спят внизу. Это было бы неправильно. Запереть дверь в спальню, полагала Хоуп, тоже было бы неправильно.

Дилан отступил и положил руки ей на плечи.

— Тебе нужна помощь с Адамом и Уолли? — спросила Хоуп.

— Милая, будь добра, оставайся здесь, пока не увидишь, что фары моей машины двигаются к городу. — Убрав руки с ее плеч, он стал отступать к кровати. — Боюсь, я исчерпал всю свою силу воли, натягивая топ обратно тебе на грудь. Оставить этот прозрачный лифчик на тебе было одним из самых сложных решений в моей жизни, и вынести больше я не смогу.

Он взял обувь Уолли и Адама и, в последний раз взглянув на Хоуп, вышел из комнаты.

Миз Паинька прошла к спальне в передней части дома и из окна наблюдала, как шериф заводит «Блейзер». Дилан вернулся в дом и сделал два захода, вынося мальчиков по одному. Когда машина выехала с подъездной дорожки, Хоуп показалось, что она видела, как Дилан смотрит на нее. Но было темно, и она не была уверена.

Она посмотрела на свое отражение в окне. На отяжелевшие веки и припухшие губы. Она не знала, кого видит там. Женщина была похожа на нее, но вела себя совсем не как Хоуп Спенсер.

Выйдя из спальни, Хоуп спустилась по лестнице. Она знала, что не стоит так хотеть шерифа. Она не признавала секс без обязательств. Она знала… но, казалось, забыла об этом, или ее это просто не волновало. Когда Дилан был рядом, она переставала чувствовать себя одинокой.