— Их обувь наверху. Я принесу.

Она направилась к лестнице и выглядела почти так же, как той ночью на кухне, когда он поцеловал ее. После одного прикосновения Дилан не смог отодвинуться от нее достаточно быстро, и, как и той ночью, она не понимала, что сделала.

Хоуп поднялась наверх, прошла по коридору и зашла в комнату по правую сторону. Может, не стоило признаваться, что она уже очень долго ни с кем не флиртовала?

Может быть, она испугала его?

Ковбойские сапоги Уолли и один из голубых сникерсов Адама нашлись рядом с кроватью в гостевой комнате. Ползая по полу в поисках второй кеды, миз Спенсер спрашивала себя, излучала ли она какую-то ауру отчаяния, которая испугала Дилана до смерти. Может быть, из-за ее признания в том, что она давно не флиртовала, он решил, что с ней что-то не так? И может, он был прав. Хоуп встретила Дилана всего лишь неделю назад. Она не знала его по-настоящему, но когда он смотрел на нее или улыбался ей, или говорил с ней, ее грудь сжималась. А когда он касался ее, все мысли исчезали.

Хоуп зашла в кладовку и огляделась. Осматривая снаряжение для кемпинга, она услышала тяжелые шаги Дилана, который зашел в комнату. Сникерс нашелся рядом со спальными мешками, и, когда миз Спенсер вышла из кладовки, шериф стоял перед окном: высокий сильный мужчина, смотревший на озеро.

— Никогда не видел его отсюда.

Его плечи закрывали окно, слабая шестидесятиваттная лампочка над головой высвечивала золотые пряди, прятавшиеся в его волосах, и подчеркивала белизну футболки, заправленной в «Левисы».

Хоуп поставила кеду рядом с остальной обувью у кровати, затем подошла к шерифу. На самом деле ей не было видно, что за окном, но она не особо и хотела смотреть. Она все еще не чувствовала никакого трепета по отношению к красоте вокруг, но нужно было признать, что во всем этом было определенное спокойствие. Спокойствие, которое не найдешь на самом дорогом курорте и не купишь в самом модном спа.

— Вон там мой дом, хоть ты и не можешь видеть его отсюда, — сказал Дилан, указывая налево и отодвигаясь, так чтобы Хоуп могла увидеть. — Прямо там за этой большой желтой сосной. А видишь вон ту яркую звезду примерно на шестьдесят градусов к северу? — Когда Хоуп не сдвинулась с места, он обнял ее за талию и потянул, так что она встала перед ним. Ее спина оказалось прижатой к его твердой груди, его рука легла ей на бедро. Он показал на звезду: — Смотри прямо под этой светлой точкой. Это скала Подбородок дьявола. Прямо внизу ранчо «Даббл Ти». Там я вырос. Моя мать и сестра все еще живут там. Если бы на то была воля мамы, я бы тоже там жил.

От него исходил легкий аромат мускуса и одеколона, а кожа пахла прохладным ночным воздухом. Хоуп вгляделась в темноту, но там было не на что смотреть. Перед окном раскинулось пустое озеро, и лишь тонкие лучи света с ее крыльца и двора Абердинов проникали в темноту. Вместо того чтобы смотреть туда, куда указал Дилан, Хоуп наблюдала за его отражением.

— Я понимаю, что ты не хочешь жить на ранчо.

— Нет. Я вырос, гоняя коров и складывая сено. Это тяжелая жизнь. Которую нужно любить. Я не любил, но, может, Адам когда-нибудь полюбит. — Он помолчал мгновение, глядя вдаль, как будто мог видеть то, что она не видела. — Я не мог дождаться, когда выберусь из этого города. Уехал вскоре после окончания школы.

— Но вернулся.

— Да. Иногда нужно поездить по миру, чтобы понять, где на самом деле твое место. И иногда оно прямо там, откуда ты начал свой путь. Мне пришлось стать очень несчастным, прежде чем я захотел вернуться домой.

— Где же ты жил, что был так несчастен?

Их отраженные в стекле взгляды встретились, и он улыбнулся:

— Сначала в Канога-Парк, потом переехал в Чатворс.

— Ты жил в Лос-Анджелесе?

— Почти двенадцать лет. — Его рука на ее бедре чуть сжалась. — Я был детективом отдела убийств в управлении полиции Лос-Анджелеса.

— Я жила в Брентвуде.

— Вероятно, я мог бы догадаться об этом, — сказал он, передвинув руку ей на живот.

— Но выросла в Нортбридже, — добавила Хоуп. Она глубоко и размеренно дышала и думала, должна ли отстраниться от него или убрать его руку. Она снова почувствовала себя неуверенным подростком, каждая клеточка ее тела звенела от энергии. Но в отличие от тех давних невинных времен, она знала, куда заведут эти чувства, разжигавшие в ней пожар. Чего она не знала, так это хотела ли оказаться там с Диланом, и хотел ли он взять ее туда.

— Ты продвинулась немного дальше, чем я.

Жар его ладони проникал сквозь хлопок ее топа и согревал живот изнутри. С небольшим усилием Хоуп сдержала желание повернуться в объятиях Дилана и коснуться его так, как он касался ее.

— У Блейна уже были деньги, когда я вышла за него.

— Блейн — это твой муж? Он гей?

— Нет.

— Ты в самом деле вышла замуж за парня по имени Блейн?

— Да, а что не так?

Он покачал головой:

— Парень с именем Блейн не может хорошо намазывать масло на маффин.

— Не говори глупостей. Он вполне нормально может намазать маслом маффин.

— Точно. Но я же сказал "хорошо".

— Он очень умный мужчина, — ответила Хоуп, удивляясь, почему защищает бывшего мужа.

— Ага. И чем он занимается?

— Он пластический хирург.

В оконном стекле взгляд зеленых глаз переместился на ее грудь.

— Нет, все от природы.

Подняв глаза, Дилан улыбнулся без всякого раскаяния.

— Мне бы не понравилось, если бы это было не так. — Он прижал Хоуп к своей груди. — Что-то подобное может запросто лишить меня фантазий.

Хоуп застыла:

— Каких фантазий?

Зарывшись носом ей в волосы, Дилан посмотрел на ее отражение в стекле:

— Не думаю, что стоит говорить тебе.

— Почему? Я в них связана?

Она почувствовала, что он улыбается.

— В нескольких — да.

В нескольких?

В уголках глаз Дилана появились морщинки:

— У тебя с этим проблемы?

Разве? Вероятно, должны быть.

— С чем? С тем, что ты мечтаешь обо мне, или с тем, что я связана?

— И с тем и с тем.

Но у нее не было с этим проблем. Вообще. И даже совсем наоборот. Температура ее тела подскочила на несколько градусов, а веки опустились. Жар в животе распространился по бедрам, и Хоуп сжала ноги.

— Мне это нравится?

Его большой палец погладил ее живот и коснулся нижней кромки лифчика.

— Конечно. Я очень хорошо с тобой обращаюсь.

Ее груди потяжелели, а под тонким хлопком топа и нейлоном бюстгальтера соски напряглись, и там словно сосредоточились все чувства Хоуп, как будто Дилан уже трогал ее.

— Хочешь услышать, насколько хорошо?

У Хоуп перехватило дыхание, и она кивнула.

Опуская голову и легко касаясь кончиком языка ее уха, он наблюдал за ее отражением в оконном стекле,

— Тебе нравится, когда я делаю так, — прошептал он и нежно втянул в рот мочку ее уха. Его дыхание согрело щеку Хоуп, и по спине пробежала дрожь. Свободной рукой Дилан убрал золотистые волосы и скользнул ртом по шее. — И так. — Он целовал ее горло, и Хоуп наблюдала как его голова опускается к ямочке на ее шеи, чувствовала как он нежно втянул в горячий рот ее кожу, но прежде чем оставить там отметку, он двинулся дальше и медленно стянул бретельки топа и лифчика с плеч вниз по рукам Хоуп.

— Ты такая нежная, — сказал он, прижимая ее еще крепче к своей груди. — Даже нежнее, чем кажешься. — Его ладонь сжалась на ее животе, сминая рубашку в кулаке. Твердый возбужденный член прижимался к ягодицам Хоуп, и внутри у нее все стало жидким. Меж бедрами сгустилось желание — жаркое и влажное. Мысль о Дилане, обнаженном, занимающемся любовью, чуть не заставила ее повернуться и обхватить его ногами за талию. На мгновение Хоуп позволила себе немного пофантазировать о том, как снимает с него одежду и проводит руками по всему его телу, но, собрав остатки благоразумия, она напомнила себе, что не знает его достаточно долго, чтобы раздевать.

— Я не думаю, что секс — хорошая идея, — чуть слышно прошептала Хоуп.