Минут через сорок в зале VIPа появился наряд милиции  и оперативники в штатском. Они сняли показания с Володи и Степанова, записали марки машин участвовавших в аварии, и предположительные номера.

      Когда милиция уехала, Володя, указывая на Кальвадоса, не без зависти воскликнул:

- Больной – то, больной… А знаешь, как в шахматы играет! Из трёх партий две у меня выиграл.

     Часы проходили, Данила Евгеньевич никаких дополнительных указаний не давал, кроме того, что Володе следует оставаться в аэропорту до отправления самолёта, потом обязательно позвонить и доложить, как Кальвадос и Степанов улетели.

      Уже была поздняя ночь, когда объявили посадку. Степанов заторопился, Володя же сказал, что опоздать невозможно, они как раз начали с Кальвадосом новую шахматную партию. В третий раз объявили регистрацию и посадку, Валерий нетерпеливо вскочил, но тут подошёл сотрудник аэропорта и сказал, Степанова срочно просят к телефону.

       Степанов ушёл в служебное помещение. На связи был генерал. Он хотел лично услышать о происшествии. Степанов ещё раз обстоятельно рассказал о Кальвадосе, его дочери, посольстве, поездке в аэропорт, аварии и преследовании. Генерал задавал вопрос за вопросом, пытаясь решить, существовала ли попытка похищения иностранца. Радио настойчиво объявляло, посадка на рейс «Москва – Мехико» закончена, потом стали требовать, чтобы пассажир Степанов немедленно поднялся на борт. Генерал ничего не слышал.

       Наконец Степанов положил телефонную трубку и бросился на выход.  Зал VIPа был пуст. Кальвадос должен был быть в самолёте, но куда делся Володя? Степанов не имел времени заниматься ещё и этим.

 - Скорее! Скорее! Что же вы?! – укоризненно воскликнула девушка в униформе, отрывая Степанову посадочный талон. – Багажа у вас нет?

- Нет, - тут только Степанов обратил внимание на отсутствие своей сумки. Наверное, вместе с Кальвадосом она на борту. Кто же посадил Кальвадоса в самолёт? Володя?

     Степанов сел в автобус. Его одного отвезли к  высвеченному прожекторами лайнеру. Степанов взбежал по трапу. Ещё раз у него проверили посадочный талон, указали место в эконом-классе. Хотя поездку оплачивала дочь Кальвадоса, билеты покупало московское Управление.

     Самолёт выруливал на взлётную полосу. Место рядом со Степановым, где следовало разместиться Кальвадосу, пустовало. Некий испаноязычный пассажир пытался опуститься в него, но Степанов энергично запротестовал.  Степанов не терял надежды разыскать Кальвадоса. Он встал и прошёлся по салону самолета, внимательно вглядываясь в лица пассажиров. Кальвадоса нигде не было, он исчез. Турбины авиалайнера взревели. Стюардесса попросила Степанова сесть на место и пристегнуть ремень.

- А вы не видели?…

- Кого?

       Степанов безнадёжно махнул рукой.

       Самолёт взлетел. По радио объявили, продолжительность рейса до Мехико шестнадцать часов.

       Когда самолёт набрал высоту и вновь разрешили ходить по салону, Степанов возобновил поиски. В ИЛе-96 было три ряда кресел, но не в одном из них ни в первом, ни в бизнесе, не в эконом-классе не находилось ни одного человека, хоть отдалённо напоминавшего Кальвадоса. Его не было и в туалетах. За шторками служебок стюарты и стюардессы готовили закуски, разливали напитки. Они удивлённо смотрели на Степанова, встречая его ищущий взгляд.

      Степанов развернулся и теперь от хвоста пошёл к носу самолёта. Стояла глубокая ночь. На Дальнем Востоке разгоралось утро. Люди вставали, умывались, завтракали, спешили на работу, заполняли офисы, магазины и лавки. В Латинской Америке, куда летел Степанов, ещё не ложились.

      Многие пассажиры спали, кто - откинувшись в кресле, закутавшись пледом, кто – сидя по-вольтеровски  прямо, словно не поддаваясь сну.  Некоторые разговаривали, читали, играли в компьютерные игры  в ноутбуках или телефонах. Если лицо спящего скрывал плед, Степанов не рисковал его трогать, если открыто не стеснялся заглядывать. Степанов искал с упорством отчаявшегося. Его понемногу охватывало веселье человека попавшего в одну из самых дурацких ситуаций, какие можно вообразить. Он летел в другую часть света по милицейскому заданию на деньги дочери Кальвадоса без самого Кальвадоса. Хотелось прыгать, смеяться, кричать: « Лысый идиот в чёрном парике, найденный год назад в Шереметьево-2 , потерян! Кальвадоса нет! Как смешно, ха-ха-ха!!» Степанов даже не думал, что скажет начальству. Вина его. Кто мог предполагать, что подобное случиться? Когда он разговаривал по телефону с генералом, следовало оторвать Володю с Кальвадосом от шахмат и взять  с собой в служебку. Если они остались в Москве, если их не похитили, если не случилось ещё что-нибудь, чего Степанов и представить не мог, об этом он узнает по телефону через четыре-пять часов на промежуточной посадке в Шенноне.

- Осторожнее надо быть! – скорее догадался, чем понял Степанов реплику пожилой женщины, в чей локоть он неосторожно упёрся. Женщина просматривала страницы портативного компьютера. Степанов извинился. Женщина качнула в ответ  копной рыжих волос, скреплённых яшмовой заколкой.

      Степанов вернулся на место, обречённо расслабился и вдруг заметил в среднем ряду возвышающийся над спинкой бокового кресла лысый череп Кальвадоса. Не может быть! Как он здесь оказался? Где он был раньше? Степанов подошёл ближе. Нет, он ошибся. Этот человек был удивительно похож на Кальвадоса, даже одет примерно в тот же костюм в полоску, но череп его не украшали шрамы и по близости не валялся парик, с которым Кальвадос не расставался, хотя иногда снимал.

       В Шенноне всех попросили выйти из самолёта. Люди гуляли по транзитному залу аэропорта, пили пиво, совершали мелкие покупки. За окном бесшумно сновали маленькие европейские машины, на лужайке двое мужчин играли в гольф. Степанов попробовал набрать Москву, связь отсутствовала. Телефон  издевательски показывал, что нашёл ирландскую мобильную сеть.

       Самолёт заправляли горючим для перелёта через Атлантику часа полтора – два. Заждавшихся пассажиров попросили вернуться в салон. Степанов шёл с тяжёлым сердцем. Не стоит ли лучше остаться в Шенноне, чем продолжать бессмысленное движение? Тем не менее, он вернулся в самолёт и увидел, что кто-то занял его место.

      Какой-то тучный человек, завернувшись в плед с головой, разлёгся на трёх сидения сразу, в том  числе и на степановом. Два места слева и справа от Степанова пустовали от Москвы, одно из них - Кальвадоса. Степанов чувствовал бы себя вольготно, если бы отсутствие Кальвадоса не отравило полёт. Свободные места в самолёте были, но разозлённому Степанову казалось глупым искать себе место, когда есть отведённое билетом. Проблема разрешилась сама собой. Человек лежавший на трёх сидениях зашевелился, край пледа откинулся. Степанов увидел сначала милицейский погон, потом – мясистую щёку Володи. Степанов изумился чуть меньше, чем путники  при виде Горгоны:

- Володя, ты…?

- А...а…а? - Володя привстал, протёр глаза.

- Хочешь спросить, где я?

- Где я, уже знаю, - недовольно сказал Володя.- Сядь, не кричи.

         Степанов присел рядом.

- Где Кальвадос? – прошипел Степанов.

- Сейчас придёт… У него что-то с желудком. Нас обоих как-то прихватило. От томатного сока что-ли, который носят. Ты его не брал? Не буду врать, у меня ещё в Москве живот крутил.

         Володя рассказал, что в Шереметьево-2, когда Степанов отправился общаться по телефону с начальством, по радио же непрерывно объявляли, что посадка на рейс закончена, Володя повёл Кальвадоса на борт. Володю как человека в форме пропустили в салон. Он усадил Кальвадоса и почувствовал жгучее желание посетить туалет. Посещение затянулось, Володя грешил и на грибки в сметане на обеде у тёщи. Когда Володя вышел из туалета, самолёт уже набирал высоту.

         Володя заметил затылок Степанова на том месте, где оставил Кальвадоса, но вместо того чтобы подойти к нему, решил сначала разыскать исчезнувшего латиноамериканца. Он нашёл его внизу среди багажа.