Свет экрана телевизора мигал, глаза Вити слипались, когда он услышал неясный шум за входной дверью. Ручка двери пошевелилась, кто-то пытался войти. Витя сел на край кровати, растёр щёки. Сначала он подумал, что вернулся отец, у которого не было ключа. Но отец мог постучаться более отчётливо.  Те же или тот же, кто за дверью, явно таился. Витя выглянул за окно. Отец по–прежнему сидел в баре. К нему присоединился дядька, с которым они познакомились в самолёте.

         Ещё не ощущая опасности, Витя подумал, что войти хочет  уборщица, перестилавшая к ночи постели, хотя для неё было уже слишком поздно. Мальчик подошёл к двери и спросил, кто там. Ему не ответили. Наоборот, послышались быстрые удалявшиеся шаги по коридору. Витя набрался смелости, открыл дверь и выглянул. Никого.

         Мальчик закрыл дверь, снова лёг, но через короткое время  шебуршание за дверью возобновилось. На этот раз, сняв ботинки, он лежал в постели в ботинках, потому что хотел дождаться отца, чтобы лечь спать по нормальному,  Витя на цыпочках подкрался к двери, лёг на пол и заглянул  в щель между дверью и полом. Щель была крохотная, но в определённом положении Витя увидел две пары одинаковых бежевых ботинок с чёрными носами.

         Пришедшие теперь настроились решительнее. Убедившись, что отмычке мешает вставленный изнутри ключ,  они захватили его  с внешней стороны и повернули. Дверь внезапно раскрылась, входившие споткнулись о лежавшего Витю. Он вскочил. Перед ним стояли двое, одинаково одетых мужчин в летних костюмах,  которые вначале о чём-то выспрашивали на ресепшене, потом, подозрительно нечто выглядывая, ходили около бассейна и в баре. Вошедшие, напряжённо говоря на непонятном наречии, бросились к Вите, он от них. Витя защищался, как мог. Он кидался подушками, бегал вокруг кровати, увёртываясь от нападавших. Чтобы привлечь к себе внимание отца, он выбросил в окно торшер и пронзительно закричал.

         Витю поймали. Витя укусил одного из нападавших за нос. Тот взвыл и выпустил мальчика. К номеру бегом приближались отец со Степановым. Двое одинаково одетых не захотели вступать в рукопашную ещё и с ними, предпочтя  скорым шагом ретироваться по коридору. Когда в комнату ворвались Степанов и Борис, нападавших и след простыл. Посреди комнаты, среди разбросанных подушек и стульев стоял зарёванный Витя.

- Ты цел? – спросил, подбегая к сыну, Борис.

- Порядок, - уверенно отвечал Витя, вытирая слёзы.

         Борис оглядел комнату:

- Они чего-нибудь взяли?

         Борис проверил вещи. Ничего не пропало.

- Всё цело, - сказал Борис Степанову. Тот, задумавшись, отошёл к окну.

- Чего они от тебя хотели? – допрашивал Борис сына.

         Витя пожал плечами.

- Тебе передавал что-нибудь Кальвадос? – неожиданно спросил Степанов.

         Борис изумлённо посмотрел на Степанова, потом на Витю. Витя вздрогнул и отрицательно затряс головой. Борис схватил сына за плечи, притянул к себе:

- Говори, тебе передавал, что-нибудь Лысый?! Говори правду, этот дядя из милиции!- Борис подмигнул Степанову.

         Витя молча смотрел то на Степанова, то на отца, из глаз его бежали слёзы.

- Оставь пацана, - сказал Степанов. - Гляди!

         Среди разбросанных на полу вещей Степанов разыскал на полу брошенный ботинок Вити. В каблуке ботинка зияла с палец дыра, по краям следы жвачки. Витя задрожал.

- Что у тебя с ботинками? - рассвирепел Борис.- Мать в Москве на тебя новые в дорогу надела!

         Степанов внимательно осматривал ботинок. Края дыры были рваные.

- Это могли быть и мыши, верно, Витя? – спросил Степанов.

         Степанов и Борис глядели друг на друга. Борис сел на корточки, быстро зашарил  у сына по карманам.   Витя стоял, безропотно опустив руки. Из кармана штанишек мальчика Борис извлёк мятую фотографию Кальвадоса.

- Откуда у тебя это?

- В самолёте нашёл.

         Борис протянул сыну платок, и теперь тот вытирал слёзы.

- Где?

- Между рядами.

- Кто уронил, видел?

- Нет.

- Почему нам не сказал?

- А что, это так важно?

         Степанов взял фотографию. Формат 14х15, цветная, выполнена с большого расстояния, изображение размытое. За спиной Кальвадоса видна неясная архитектура, трудно поддающаяся определению, европейская или латиноамериканская, крыша автомобиля, женщина показавшаяся над ней профилем, лицо смазано , черт не разглядеть. Самое важное, Кальвадос стоял в другом костюме, нежели тот, в котором его нашли в московском аэропорту.

         У Вити добиться так ничего и не удалось.

         Когда на следующий день Степанов встретился с сотрудником российского консульства, тот ничего утешительного ему не сообщил. Не в одном госпитале Сан-Пауло человека, похожего на Кальвадоса, не обнаружили, полицейские участки его задержание тоже не регистрировали. Степанов находился в крайне подавленном настроении, не зная, что предпринять. Сотрудник консульства не стремился к приободрению. В принадлежащей ему комнате многоквартирного дома, куда он пригласил Степанова, работал телевизор. Сотрудник через видеомагнитофон крутил старые русские фильмы, и уже не совсем хорошо представлял жизнь родины, которую он покинул восемь лет назад.  У него появились другие ориентиры. И если он, куда и мечтал поехать, то в одну из ближайших стран Латинской Америки. Степанов спросил совета.  Смешав кашасу с соком гуайявы, сотрудник рекомендовал не торопиться. Время развяжет узлы. Не нашёлся Кальвадос сегодня, возможно найдётся завтра. Если Кальвадос столь беспомощен, как описал Степанов, похитители скоро бросят его, добившись чего хотели, либо, убедившись в невозможности получить что-либо. Сотрудник рекомендовал  под разными предлогами помедлить с возвращением в Россию. Он разрешил Степанову позвонить со своего телефона в Москву, связь оплачивало консульство.

         Степанов услышал в трубке свирепый голос начальника, требовавшего немедленного принятия совершенно взаимоисключающих мер совместно с бразильской полицией. Широкие полномочия Степанова в розыске Кальвадоса должны были в ближайшие два часа подтвердиться высланным из Москвы факсом. Степанов слушал Данилу Евгеньевича, а в душе его происходила сумятица. Голос босса звучал издалека, будто из–под земли. Разделявшие их двенадцать тысяч километров снижали уровень московского руководства,  делали  его нереальным, карликовым. Степанов начинал понимать сотрудника консульства, больше всего боявшегося отзыва в Россию. Здесь забыли её. Здесь текла своя, сильно отличавшаяся от российской жизнь. Если Степанов задержится, сотрудник обещал ввести его в круг знакомств русской диаспоры, которая хорошо знала и держалась своих, в отличие  от Большой Земли, где никто никому не нужен.

         Степанов с сотрудником консульства положили подождать с возвращением и продолжить поиски Кальвадоса. Тем более что удобный авиарейс в Москву  был  только через два дня. Степанов вернулся в отель.

         Все его новые знакомые отсутствовали, они  уехали на экскурсию в Рио. Степанов бродил вокруг бассейна, загорал, пытался купаться в высоких океанских волнах, сидел в баре. Когда он лежал, закинув руки, на лежаке, его расслабленное внимание привлёк человек, перебиравшийся с одного балкона отеля на другой. Степанов принял человека за мойщика стёкол, тем более что и одет он был соответственно. Ни сразу до Степанова дошло, что балкон на который перелез рабочий, это балкон Бориса. Рабочий же тем временем, отодвинув балконную дверь, спокойно вошёл в номер.

         Степанов вскочил, как ужаленный.  Он побежал на ресепшен. Потребовал открыть номер Бориса.  Ему нехотя повиновались. Когда вскрыли номер, там было пусто. Аккуратно лежали разложенные после уборки вещи. Степанов извинился, пошёл в свой номер. А вот там был переполох. Ничего не пропало, но кто-то перевернул всё в поисках неизвестно чего. Посчитав неудобным обращаться второй раз, Степанов не стал сообщать в администрацию отеля.