Почти у берега возвышалась скала с гротом. Оттуда вышла лодка, на которой уплыл Кальвадос. Лодкой никто не управлял. Мулат подвёл барку поближе. В глубине лодки стал заметен корчащийся  от боли человек с окровавленной головой. Мулат и Степанов узнали усатого капитана.

         Мулат умерил ход. Он показал Степанову, в каком положении следует держать руль, а сам ловко перепрыгнул на приблизившуюся  барку. Нагнувшись над владельцем лодки, он убедился, что тот жив, хотя и без сознания. Отцепив якорный канат, мулат скрепил оба судна. Возвратившись, он забрал руль у Степанова.

         Степанов был потрясён. Сойдя на берег, он сел на песок, опустил голову, беспомощно свесил руки.

         Вызвали врача. Рядом владельцу барки оказывали помощь, перевязывали голову. Любопытные бразильцы окружили жертву нападения, оживлённо обсуждая случившееся.

       Борис и негритянка вышли из воды. Оба выглядели очень довольными. Борис заглянул через плечи бразильцев на лежащего на песке владельца барки, потом, рассчитавшись с негритянкой, подошёл к Степанову.

- Я всё видел, - просто сказал Борис.

- Теперь уже всё равно, - удручённо отвечал Степанов.

         Борис потрепал его по голове:

-Он тебе был дорог, да?

         Степанов молчал.

- Родственник что ли?.. А по мне  - больной человек. Мы к нему с сыном и так и эдак. Он глух, как стенка. Немного разошёлся, лишь, когда мы его за игровой автомат усадили, дали порулить. Как его звали?

- Кальвадос.

- Странное имя. Я с ним даже не познакомился… Напиток есть такой -  кальвадос. Я, правда, не пил. Может, он его придумал или фабрикой владел? Никому не отстёгивал. С чего ещё эти четверо на него налетели?

         Борис поведал, что они с негритянкой стали свидетелями, как со стороны дальней скалы, ограничивавшей бухту, показалась скоростная моторка. Она стремительно подошла к барке, где находился Кальвадос. С моторки спрыгнули четыре молодца в разноцветных футболках, дали по голове владельцу барки, пытавшемуся оказать сопротивление, скрутили Кальвадоса и были таковы.

- Честное слово, - продолжал Борис, - сначала я думал, этот странный тип, я про твоего Кальвадоса – зэчара… Ну когда я узнал, что хохол с которым я в самолете пил, не нормальный человек , а мент. Когда у хохла плед раскрылся, и погоны показались, ну ясно, зэка блатного по линии Интерпола в родную тюрягу везут. Потом мент свалил, а этот остался, но ног не сделал. Я думаю зэк, но больной? Так что ли?

- Да, не зэк он!

- Ладно, колись!..- Борис наклонился к уху Степанова.- Я сам от звонка до звонка. Видишь, наколка сведена? – он указал на синее размытое пятно на пальце. – Одна ходка была.

         Степанов отодвинулся от Бориса.

- Не боись , я ходил по экономическому… Кто он тебе, этот Кальвадос?  Брат, сват?.. Или ты тоже мент?- Борис с недоверием смотрел на Степанова.- Никогда не поверю. На мента ты не похож, у меня на них чутьё… Да, ладно. От  дурака избавились и, слава Богу! Не плачь, хочешь, я тебя сегодня шикарным ужином угощу? Завтра с нами в Рио едешь?

         Степанов не плакал. Но на душе его скребли кошки. Что ему начальству сказать? Так бездарно упустить Кальвадоса!

         Подошли Витя с Павлом.

- Прошло! – весело сказал Павел, указывая на укушенное место.- Краснота спала, лишь маленькая дырочка осталась.

- Что случилось ? – Спросил Борис.

- Какая-то местная дрянь тяпнула, - объяснил Павел.

         Пострадавший владелец разукрашенной барки пришёл в себя. Он сидел на песке, ожесточённо жестикулируя, быстро говоря и непрестанно указывая на Степанова.  Подошедший полицейский попросил Степанова для составления протокола.

         Остаток дня Степанов провёл сидя на деревянной скамье  в низком помещении  с белыми стенами и неработающим кондиционером. Мимо шмыгали полицейские, приводя и уводя задержанных, щуплых со скачущими вороватыми глазами пацанов в пёстрых рубахах, дородных негров в летних костюмах, вызывающего вида девиц в мини. На Степанова не обращали внимания. Как догадался Степанов, ждали большого полицейского чина. Степанов был иностранец, а дела связанные с иностранцами, рассматривал полковник.

         Над океаном шумел прибой, с невнятным скрипом раскачивались на ветру пальмы. Степанов попросил выпустить его подышать свежим воздухом и теперь стоял на пороге участка, подставляя лицо под дуновение бриза. Рядом атмосферу отравлял дешёвой сигарой, местный полицейский. Всё окружавшее Степанова настолько отличалось от привычного московского, что казалось сном. Ничто не напоминало родину. Степанов попал в страну, где говорили, думали  и жили совершенно по-другому. Бразильские полицейский не походил на российский формой, манерами, выражением лиц, комплекцией и запахами. Они ездили на других машинах, курили другие сигары, заполняли протоколы другими авторучками. Среди  полицейских Степанов заметил много левшей. Ему удалось подглядеть, как  в углу участка задержанный давал сержанту взятку. Его потрясло, что передана и аккуратно сложена была не конкретно оговоренная сумма, а несколько мятых банкнот, всё, что в кармане лежало. Это могли быть и несколько тысяч, и несколько десяток. Московские коллеги Степанова никогда не страдали подобной неразборчивостью.

         Двухэтажное здание участка окружал освещённый электрическими фонарями двор с припаркованными полицейскими машинами. Дальше шёл высокий забор из металлических прутьев. Недалеко от забора в кустах тропических растений стояли, разговаривая два человека. Они не пробуждали любопытства Степанова. Его отвлекала перебранка из-за похищенного велосипеда, начавшаяся у входа в участок. Похититель и хозяин транспортного средства, не выбирая выражений, бранились и тянули велосипед в разные стороны. Куривший рядом со Степановым полицейский вмешался, разнял спорящих и обоих направил внутрь дежурной части. Свет проезжавшей машины скользнул по тропическим кустам, и Степанов ясно разглядел разговаривавших. Один был Кальвадос, но не молчаливый и замкнутый в себе, которым его привыкли знать, а жестикулирующий, размахивающий руками, бурно пытающий что–то доказать собеседнице, рослой, крикливо одетой женщине с пышной причёской, широкими плечами и узкими бёдрами. Женщина стояла спиной, и лица её Степанов разглядеть не мог, хотя фигура показалась знакомой. Кого она напоминала,  вспомнить он был бессилен.

         Степанов импульсивно пошёл через двор, но полицейский догнал его, развернул назад к дверям участка. Как Степанов не пытался объяснить, что из-за одного из людей, стоявших за забором, его и привели в полицию, слова его не принимались во внимание. Степанов буквально умолял дежурного сержанта пригласить в участок разговаривавших в зарослях. Ему безаппеляционно отказали.  Когда после упорных просьб  через четверть часа капитан разрешил полицейскому со Степановым выйти из участка, интересовавшие Степанова люди исчезли.

         За полночь приехал столь долго ожидаемый полковник. Он задал Степанову ряд вопросов, чтобы установить его личность, поинтересовался происшествием. Полковник дружески улыбался, вряд ли следовало ожидать беды. У Степанова спросили, есть ли у него паспорт. Степанов подтвердил. Его провели в единственную комнату участка, где работал кондиционер.  Там же стоял компьютер. Степанов протянул паспорт. Полицейский занёс данные в машину.

         Оставшийся названивать полковник разыскал сотрудника российского консульства. Приехал подвижный среднего роста молодой человек. Он обнялся с полковником, крепко пожал руку Степанову.  Полковник возвратил Степанову паспорт, похлопал по плечу. Степанов и сотрудник консульства откланялись. На прощание полковник произнёс пятиминутную речь. Сотрудник консульства перевёл: «Полковник желает вам удачи, называет коллегой».

         Степанов сел в консульский «шевроле». Сотрудник спросил, в какую гостиницу его отвезти. Степанов назвал. Сотрудник отметил, что гостиница не самая лучшая. Оставшуюся часть дороги он непрерывно посматривал на часы, зверски сигналил, высовываясь из окна, махал руками, то и дело называя других водителей «уродами». Несмотря на поздний час улицы Сан-Пауло были забиты автомобилями. Тротуары, ярко освещённые кафе и рестораны кишели людьми. Ранней ночью, когда спадал зной, происходило обострение жизни.