"Да ну к черту, - плевался про себя Богданыч вечером, - не столовая, а арена страстей и страданий. Буду жрать в кафешках".
Мужик сказал - мужик сделал. На следующий день, ровно в час Богданыч в дубленке и шапке-ушанке ждал лифт. Лифт не спешил, как девица на первое свидание, потом наконец пришел - полна, полна коробушка - протащился два этажа и застрял. Богданыч вдавил кнопку вызова.
- Бесполезно, - сказал седой мужчина, прислонившись со скучающим видом к стенке. - Электричество вырубило. Опять проводка сгорела.
- Развалюха, а не бизнес-центр класса B, - женщина расстегнула пуховик. - Душно.
- А кто тут, блин, пожарную безопасность проверял хоть раз?
- Известно кто, известно как.
- Мы вот в лифте, а двери-то на электронике.
- Так они открываются автоматически, когда электричество вышибает.
- Не всегда, мы в прошлом месяце до полуночи сидели, датчик не сработал.
- Вот-вот.
- А мы славно тогда посидели...
- Пьянь...
- Так после работы же! Святое...
- А пузырь где достали?
- Места знать надо.
- Надежда опять барыжит?
- Не опять, а как всегда.
- Надежда?
- Уборщица с десятого, молдаванка. Я на нее заявление писала, орет так, что на седьмом слышно, и вечно разит от нее.
- Хорошая баба.
- Между прочим, у себя в Купчине дирижером оркестра была.
- Вот и оставалась бы у себя...
Кабину тряхнуло.
- Да что ж это! - женщина сняла пуховик. - И всем плевать! Лестниц пожарных нет...
- А двери цельнометаллические, как в бомбоубежище. У вас тоже? - спросил мужчина Богданыча.
- Не знаю.
- Вот зря... О! Поехали.
- А могли весь обед проторчать!
- Молдаване, - пробормотала женщина, натягивая пуховик. - Эти ... хуже чумы.
- Чума чумой, а кушать хочется.
- Вы, кстати, где обедаете?
Точки общепита ютились возле метро, в них было шумно и людно, и Богданычу это не нравилось, в поисках тишины он наткнулся на какую-то японскую шнягу. Холод и голод сделали свое дело - Мамонтов был согласен на экзотику.
- Че мяса нормального нет?
- Есть шашлычки...
- Эти, на зубочистках которые?
- Есть гедза - жареные пельмешки с креветками.
- А обычных пельменей нет?
- К сожалению, нет.
- Давай курицу и макароны с помидорами.
- Тори Пирикара и удон с сезонными овощами. Пить что-нибудь будете?
- Воду без газа и чай черный.
- Наша чайная карта позволяет выбрать...
- Слушай, утомил, черный сделай, делов-то.
- Понял.
Официант исчез, а Богданыч откинулся на спинку мягкого диванчика, обвел критичным взглядом зал и... Ядрена-матрена! Покой нам только снится... "Чуял, место лазурно-бирюзовое", - ругнулся Богданыч. В нише, полузакрытой бумажной ширмой обедал господин помощник юриста с каким-то хреном. Богданыч "удачно" сел: в поле зрения попадало бледное лицо Перемычкина и широкая спина мужика. Вот если б в общий зал пошел, как предлагали, то ширма все кино бы загородила, так нет же в темном уголке отдохнуть решил.
Юрист нервничал, теребил салфетку и сидел как-то странно вполоборота, будто вот-вот сорвется и убежит, а бугай что-то ему выговаривал. Мамонтов думал сперва пересесть, но... не смог. Это было, как в детстве, подглядывание в замочную скважину: и стыдно, и оторваться невозможно. Официант принес еду, Богданыч начал есть, посматривая на парочку и поражаясь: "Удивительный уеблан... Ну бесит тебя кто, встань и уйди, чего мучиться. Хуже бабы". Правду говорят, мысли материальны, Женя вдруг сказал что-то и решительно поднялся, а от дальнейшего Богданычу поплохело. На его глазах бугай привстал и дернул Перемычкина обратно, да так, что он упал на стул, приложившись виском о кирпичную "под лофт" стену, очухаться ему не дали: мужик притянул его за грудки и присосался к хватающему воздух рту.
У Богданыча происходящее в голове не укладывалось. Играл нежный блюз, розовые лампы выхватывали искусные орнаменты цветущей сакуры на колоннах и потолке, а Перемычкин бил раскрытой ладонью по столу, расплющивая нетронутые роллы. "На ебаных курсах научили, - понял Богданыч. - Как в морду давать не научили, а правильно сдаваться - нате, распишитесь". Он только на эту ладонь и мог смотреть - узкую с длинными пальцами, чуть розовую в свете ламп, она выстукивала общепринятый сигнал "хватит": три хлопка, пауза, три хлопка, постепенно затихая, как умирающая лебедь, Богданычу казалось, что парня кончают.
"Удон с сезонными овощами" застрял в горле и ни туда, ни сюда. Когда хватка ослабла, Перемычкин вырвался и, прижав ладонь ко рту, бросился за угол, где висел знак "WC".
Бугай хотел следом пойти, но не пошел. Признаться, Богданыч не помнил, что ему сказал, может статься, ничего не говорил, посмотрел просто. В школе он тщетно втолковывал задире Пороху, что большинство драк можно избежать, правильно на человека взглянув, Юрка отшучивался, мол: "Тебе, бычаре, и кивка довольно".
В туалете было две кабинки, одна закрыта, Богданыч прислушался и спросил подозрительно:
- Ты че блюешь там?
Тишина.
- Выходи, Леопольд, подлый трус.
Перемычкин выглянул: рожа салатовая, влажная, губы припухшие.
- Ты чего...тут?
- Прикасаюсь, блин, к таинствам востока.
- И что? - Перемычкин откинул галстук за спину и скрючился над раковиной, как будто снова блевать собрался.
- Впечатляет.
- Сглупил я, - Перемычкин попытался кран отвернуть, но руки не слушались.
Из неведомых глубин всплыло в памяти добродушное "горюшко луковое", Богданыч вытащил несколько бумажных полотенец и намочил:
- Иди сюда... Не кипяшуй, оботру.
Горюшко вяло трепыхалось, и пришлось ухватиться за горячий затылок, провести широко по щекам, лбу, шее.