Богдан и сам не знал, чего он так прицепился к этому Перемычкину. С тоски, видимо. Даже Юрка, не упускающий случая поддеть голубка, уважительно прицокивал: "Как ты его!" Вскоре неожиданно для себя Богданыч осознал две вещи: во-первых, он забыл угостить прелестную Тамару мороженкой, во-вторых, с Перемычкиным он что-то зажестил.
А понял Богданыч это в туалете. Не, он знал, что чмошник - пацан, и ничто человеческое ему не чуждо, и все же никак не ожидал, что тот застанет его во время священнодействия над писсуаром - любимым, крайним справа. Чмошник тоже не ожидал, хотел уйти. Богданыч его остановил: "Давай располагайся или вали в женский, если трепетный такой!" Перемычкин начал быстро говорить, используя непривычную для себя лексику, срываясь на крик, и вдруг замахнулся на Богданыча. Мамонтов опешил, но руку перехватил, хотя какую, блин, руку - ручонку, сдавишь чуть и хрустнет. У Жени глаза блестели, уголок рта подрагивал, и был он таким воплощенным убожеством. Тьфу ты, ну ты, Богданыч ему даже вдарить не мог. Ну не умел он таких. Он же боксер, а это не его весовая категория, это ваще не категория, за таким следить надо, чтобы сам не убился. Короче, отпихнул и вышел.
Злой был Богданыч в тот день. "К хренам собачьим, - решил. - Забить и забыть". И, собственно, и забил бы, делов-то, да чертовы обеды спутали карты.
Ланчи, мать их, брэйки.
* <i> В. Маяковский, Письмо Татьяне Яковлевой </i>
========== Питание ==========
<right> <i> Все виды живых организмов, относящиеся к планктону, живут на очень ограниченном пространстве и потребляют ресурсы одного рода... </i> </right>
- Давай еще расскажи про экологическую безопасность! - Корольчук повертел ножом возле носа Богданыча и усмехнулся..
- А кто мне, блин, вчера впаривал, что насосные станции...
- Мужики! - Порох накрутил на вилку макароны. - Я с утра не жрамши, хочу о приятном... О! Томочка!
Тамара стояла возле кассы с подносом в руках и в чем-то убеждала недовольного Перемычкина.
- Тома, давай к нам! - прокричал Порох. - И подружку бери!
Тамара с Женей оглянулись, поискали глазами свободный стол, коего не было и не предвиделось. Все десять этажей бизнес-центра обедали в одно время: с часу до двух.
- Томочка, Вы ко мне или к БогданПалычу? - спросил Порох.
- Ко мне! - отрезал Богданыч и так зыркнул на Женю, что тот поспешил занять пустующее место рядом с Пороховым.
С того случая в туалете, Мамонтов избрал тактику "тотального игнора", а Перемычкин будто что-то уяснил про Богданыча и обходил за версту.
- Эх, вечно мне достается некрасивая подружка, - вздохнул Порох. - Но раз к нам присоединился прекрасный пол, давайте о прекрасном. Ты чего так вырядился?
"Как на похороны, - подумал Богданыч. - Черная моль, сын камергера..." Впрочем, костюмчик на Перемычкине сидел как влитой, белоснежная рубашка выглядывала из-под рукава пиджака на полтора сантиметра, не иначе линеечкой выверял, под отложным воротничком красовался аккуратный узел тонкого галстука.
- У меня сегодня суд.
- Так статью за мужеложство отменили.
- И зря, - брякнул Корольчук, обмакнув тефтельку в лужице кетчупа. - Не все в союзе плохо было.
- И в Третьем Рейхе, - поддакнула Тамара.
- Чего? - Корольчук не донес тефтельку до рта.
- У фашистов "противоестественный блуд между мужчинами" тоже уголовно наказывался.
- Ты мне, Тома, не надо, политику не примешивай, у меня сын! Да я... да я за него убью любого!
- При чем тут сын! - Тамара поморщилась, мобильник возле тарелки заиграл проигрыш из "Money" Pink Floyd. - Что вы вечно всех в одну кучу: педофилов, насильников и... Алло? Кто? У него назначено на 14:00. У меня обед. Пусть ждет. Нет, не могу.
- Вот всегда так, - пригорюнился Порох, - хотели про прекрасное, получили про педофилов. А как же речи о любви?
- Это естественно для мужика, - не успокаивался Корольчук. - Дом, семья, дети, ответственность...
- Ешкин кот, Лева, хватит произносить слова, от которых у меня эрекция пропадает! - Порох повернулся к Перемычкину... - Как у вас там любовь, расскажи? Голова часто болит?
- Неестественно, понимаешь! - Корольчук наклонился вперед, Женя сосредоточенно кромсал помидор на мелкие кусочки. Он ничего не ел, это Богданыч приметил, плов зачем-то на ингредиенты разложил: рис в одну кучку, морковку в другую, мясо в третью, и вот теперь терзал салат. Салат, он и так порезанный, на хрен его препарировать?
- Отстаньте от него, - сказала Тамара. - Носить одежду тоже неестественно.
- Пошел я, - Корольчук встал.
- Лёв, ты че? - Богданыч поднял голову.
- Ничего, противно. Заходи, как доешь.
- Отряд не заметил потери бойца, - Порох прихватил с тарелки Корольчука нетронутую тефтельку. - А между тем, напомню, восьмое марта на носу. Кто-нибудь слышал, где отмечать будем?
- Там три клуба предложения выслали, - Тамара проводила Корольчука тяжелым взглядом. - Как всегда, выберем тот, который скидку даст. Или, может, зал снимем.
- Люблю восьмое марта: тюльпаны мерзлые, девушки горячие. Ты пойдешь? - спросил Порох Перемычкина.
- Куда?
- В клуб.
- Не знаю...
- Женя, ты обещал! - Тамара нахмурилась.
- Обещал, значит, пойдет. Вы, девчонки, должны горой друг за друга, так Клара Цеткин завещала...
Женя отложил приборы:
- Мне пора, извините.
- Жень! Меня подожди! Тебе, Юра, самому не надоело? - Тамара кинула мобилу в сумочку. - Других тем нет?
- Есть, Тома, три темы, которые гетеросексуал может обсуждать бесконечно...
- Балда.
- Нет...четыре, пять... Пять тем!
Тамара, которая уже стояла в проходе, развернулась, процокала каблучками к столу и, нависнув над Богданычем, прошипела:
- Вот если он из-за тебя на праздник не пойдет, близко ко мне не подходи! - и была такова.
Богданыч даже жевать перестал:
- Щас не понял. Че это, вообще, было? Я тут единственный политкорректно молчал.
- А это, Богданыч, - Порох наставительно поднял палец, - была женская логика. Великая и беспощадная.