Остановив первого прохожего, мы спросили у него о гостинице, где должны были устроиться. Он замотал головой, давая понять, что не понимает. Однако он тут же подозвал одного из игравших в мяч мальчишек лет 10-12 и что-то сказал ему. Тот на довольно сносном русском языке сказал:
— Подойдемте, товарищ, я вам покажу все, что надо.
В Чехословакии во всех школах преподают русский язык с первого класса, поэтому многие дети довольно хорошо говорят по-русски.
Мальчишка довел нас до гостиницы, и было видно, что он очень доволен тем, что ему удалось помочь «русским дядям».
Ужинали мы в огромном ресторане недалеко от модного магазина «Белая Лабудь», чем-то напоминающего ленинградский Дом торговли на улице Желябова. Обводя глазами огромный зал, я остановился на длинном столе, за которым ужинали человек 15. Один из товарищей показался мне знакомым.
— Да это же Савич! — узнал я моего друга — новатора из Ленинграда.
Савич тоже нас заметил, и мы стали делать друг другу знаки, приглашая за свой столик. Я пробрался между столиками, представился руководителю их делегации и с его разрешения увел Савича. Было так приятно вдали от Родины встретить в разноязычной толпе своего, русского человека, да еще такого, как Евгений Францевич.
— С кем это ты? — спросили мы.
— Профсоюзная делегация ВЦСПС из разных городов нашей страны, — ответил Савич, усаживаясь за наш столик.
— Рабочие-специалисты? — спросил Вениамин Матвеевич.
— Что ты! Один горняк из Луганска да я, остальные — профсоюзные работники из горкомов профсоюзов, их 15 человек.
Евгений Францевич рассказал, что их делегацию везде принимали очень вежливо, все показывали и развлекали, а к советскому рабочему-новатору отношение было совсем особое. Савич — человек чрезвычайно скромный и не любит говорить о своих достижениях, поэтому дальше я рассказываю не с его, а с чужих слов.
Когда на одном заводе — ЧКД в Праге он показал, как можно работать на фрезерном станке в 10 раз производительнее, чем это делают сейчас лучшие фрезеровщики Европы, то радио, телевидение и газеты оповестили об этом всю Чехословакию в тот же день. В последующих поездках их делегации по стране слава о русском фрезеровщике шла впереди него.
В одном из городов встречать Савича вышел мэр города и преподнес ему, по русскому обычаю, хлеб-соль. Так там велико уважение к труду, к мастерству рабочего!
Чем же покорил Савич чехословацких машиностроителей, считающихся в Европе искуснейшими специалистами в области станочных работ?
Прежде всего отточенным, виртуозным мастерством, с которым он работает на любом фрезерном станке; своей новой конструкцией торцевых и концевых фрез со сменными твердосплавными пластинками механического крепления; целым рядом изящных и удобных приспособлений для фрезерных работ, сводящих физический труд станочника к минимуму.
Я познакомился с этим замечательным новатором-фрезеровщиком в Ленинграде, на Кировском заводе. Это искуснейший мастер, милый и душевный человек, умный и интересный собеседник. Он неутомимый искатель нового, имеет несколько авторских свидетельств. Новаторы Ленинграда избрали его председателем секции фрезеровщиков Ленинградского совета новаторов.
За свой самоотверженный творческий труд Савич удостоен звания лауреата Государственной премии. Среднего роста, худощавый и быстрый в движениях, Евгений Францевич не отличался крепким здоровьем. Страшные голодные дни ленинградской блокады не прошли для него бесследно: он долго болел дистрофией — этой «блокадной» болезнью, сведшей в могилу тысячи ленинградцев. Но Савич выжил, поправился и в течение ряда лет отдавал все свои силы поиску нового в технике. Изобретательство стало его второй профессией. Он пригласил меня на заседание секции фрезеровщиков городского Совета новаторов, которое состоялось вечером в Доме техники на Невском проспекте.
Приятно было видеть, с каким уважением и заботливостью относятся к нему все рабочие-фрезеровщики десятков ленинградских заводов. Видно, недаром его называют лучшим фрезеровщиком Ленинграда! Он подарил мне книгу «Новые фрезы и приспособления», изданную Лениздатом в 1963 г. Книга очень полезная.
Наряду с описанием высокопроизводительных фрез, остающихся, к сожалению, для многих заводов новыми до сих пор, в книге жестоко критикуются укоренившиеся на наших предприятиях и в министерствах порядки, тормозящие внедрение прогрессивного инструмента и опыта новаторов. Судя по книге, наш дорогой Евгений Францевич при всем своем добродушии и кажущейся мягкости был настоящим бойцом за технический прогресс. Потом я много раз встречался с Савичем, и до самой его смерти мы оставались друзьями.
В ноябре 1969 г. Савич умер — свалила его все-таки «блокадная» болезнь.
…На заводе «Поварскострой Арно» мы познакомились с производством резьбовых калибров. Когда я сказал, что интересуюсь методами проверки резьбовых калибров, меня познакомили с пожилым инженером, начальником центральной лаборатории измерений. Начальник лаборатории оживился и заявил, что он хочет показать мне заводскую лабораторию. Я знал ЦИЛы (центральные измерительные лаборатории) на десятках наших заводов, и мне, конечно, было интересно сравнить их со службой высшей точности на зарубежном заводе.
Здесь порядок такой: в ЦИЛ может зайти любой рабочий, связанный с производством мерительного инструмента, но, прежде чем войти, он должен снять свой халат, надеть один из висящих в передней белых халатов и переобуться в войлочные туфли.
ЦИЛ имеет четыре зала. В первом проверяются штангенциркули и другие инструменты с точностью до 0,1 мм, во втором — микрометры и им подобные инструменты с точностью до 0,01 мм, в третьем идет проверка инструмента с точностью до 0,001 мм. Это самый большой зал. Здесь контролируются и проверяются все виды рычажно-чувствительных микрометров, пассиметры, нутромеры, резьбовые и гладкие калибры и им подобные инструменты.
Измерительные приборы были все фирмы «Карл Цейсс». Перед каждым прибором очень удобно укреплен прозрачный щиток из оргстекла, защищающий измеряемый калибр и прибор от дыхания лаборанта. Все работающие были в длинных лайковых перчатках — голыми руками здесь ничего не берут, так как это может повлиять на точность измерения.
В третьем и последующем залах поддерживается постоянная температура и влажность воздуха. В четвертом зале идет проверка с точностью до одной десятой доли микрона. Здесь контролируются и аттестуются наборы плиток Иогансона и другие концевые меры.
Новейшие приборы фирмы «Цейсс», основанные на использовании интерференции света, могут обеспечить и большую точность, но, как сказал начальник лаборатории, точность выше одной десятой микрона им не требовалась.
Бросалась в глаза настоящая увлеченность своим делом, прямо-таки влюбленность в мир великих точностей, которые проявлялись в каждом слове и жесте начальника лаборатории.
Общее впечатление от лаборатории у меня было примерно такое же, как от нашей Палаты мер и весов в Ленинграде. А ведь это была только заводская лаборатория! Служба точности и единства мер в Чехословакии поставлена хорошо.
После Поварско-Быстрицы мы посетили завод «Меопта». Здесь нас поразило искусство рабочих и инженеров обращаться с необычайно малыми деталями. То, что я видел на московских часовых заводах, всегда удивляло меня: как это человек может выточить или отфрезеровать такие микроскопические детали? Но по сравнению с деталями, увиденными на заводе «Меопта», детали самых миниатюрных дамских часов кажутся грубыми.
Нам показали токарный станок изобретателя Тико Алоиза, на котором вытачиваются оси диаметром 3-5 микрон! (Вспомните, что толщина человеческого волоса — 80 микрон.) Когда переводчица перевела нам эти данные, мы подумали, что ослышались. Но я своим глазом видел, как на станке вытачивалась ось с уступами, а наименьший диаметр составлял 5 микрон. Длина этой части оси была 2-3 мм. Я видел, как резец брал стружку, как она то сыпалась, то завивалась. Конечно, все это можно наблюдать только через микроскоп с стократным увеличением, установленный на станке и являющийся его неотъемлемой частью.