Анна Борска рассказывала, что в Праге и ее окрестностях много химических заводов, которые большей частью находятся на берегу Влтавы. И вдруг такая чистая вода! Было чему удивляться. Но еще больше мы были удивлены, когда увидели прямо в центре города, у Карлова моста, рыболова со спиннингом, который на искусственную мушку ловил… форель. Форель рядом с химическим заводом!

— Умеют же люди охранять воду! — с уважением произнес Ремизов. Он хотя и не рыболов, но тоже понимал, в какой воде может жить форель.

Вечером Анна Борска отвезла нас на вокзал, и мы отправились в город Жилин, где на другой день открывалась международная конференция инструментальщиков. В Чехословакии спальных вагонов нет, они там просто не нужны: поезда ходят очень быстро, а страна небольшая, за семь часов ее можно проехать вдоль, а за пять — поперек. То ли из-за узкой колеи, то ли из-за большой скорости, не знаю, но вагон болтало так, что задремать не было никакой возможности.

Часам к двенадцати ночи, разбитые и полусонные, мы очутились в Нижних Татрах, в городе Жилине. На вокзале нас встретили заместитель директора Дома техники Чехословакии Милан Жиак и переводчица.

Эта предупредительность и внимание несколько смущали нас. Когда мы остались одни, я сказал об этом Вениамину Матвеевичу.

— Мы на этой конференции — представители инструментальщиков Советского Союза, — внушительно произнес Ремизов, — а не простые рабочие!

Потом помолчав, он добавил:

— Я подозреваю, что здесь не догадываются, что мы — рабочие. И принимают нас, по меньшей мере, за главных инженеров.

Дальнейшие события показали, что Вениамин Матвеевич был недалек от истины.

Отдохнуть удалось всего часов пять, так как переводчица обещала зайти за нами в восемь часов, а конференция открывалась ровно в девять.

Вообще в Чехословакии принято вставать очень рано. Впоследствии, побывав на многих заводах в разных городах, мы узнали, что на большинстве предприятий начинают работать в шесть часов утра и работают по восемь часов без обеда. Но это не значит, что рабочие там целый день голодные. Начиная с восьми часов и до двенадцати по цехам ездят передвижные буфеты. Они проезжают мимо станков, и продавщицы предлагают работающим горячие сосиски, бутерброды и разную другую снедь, а также пильзенское пиво в бутылках. На каждой тумбочке отведено чистое место, куда можно поставить тарелку с едой и бутылку пива. Проезжая обратно, буфетчица забирает тарелки и бутылки.

Мы спросили через переводчицу: не мешает ли пиво производству и не пьют ли рабочие чего-нибудь покрепче? Нам сказали, что это строжайше запрещено и нарушителю запрета грозит немедленное увольнение.

Проработав таким образом с одним-двумя перекусами до двух часов дня, все переодеваются и идут в столовую. (Заводские столовые, как правило, находятся на территории завода.) Пообедав вместе со всеми на нескольких заводах, мы убедились, что обед на заводе стоит в 5 раз дешевле, чем в соседнем ресторанчике или кафе, хотя разницы в качестве блюд, сервировке стола и обслуживания никакой не было.

Мы спросили переводчицу: «Почему здесь обед стоит 3 кроны, а за воротами завода точно такой же обед — 15 крон?» Она ответила коротко: «Разницу в цене доплачивает профсоюз». Стало ясно, почему рабочие разъезжались по домам, предварительно пообедав в столовой.

Владимир Ильич Ленин не раз писал, что нам следует учиться у капиталистического Запада тому, что хорошо и с пользой может быть применено у нас. Это указание вполне жизненно и сейчас. Многому можно поучиться у трудящихся социалистических стран, в частности чехословацких рабочих, но многое и им не вредно перенять у нас.

Мы вышли из гостиницы в девять часов. На улице было тихо и непривычно безлюдно. Оказывается, многолюдно здесь бывает только в пять-шесть часов утра, когда десятки тысяч человек спешат на работу. И так во всех городах, даже в Праге.

Дворец профсоюзов. В большом просторном зале собралось человек двести. Говорили на всех языках, кроме русского, и вначале мы несколько растерялись. Спасибо переводчице, она познакомила нас со специалистами из ГДР, английскими и чешскими инструментальщиками, и мы очень скоро почувствовали себя в родной стихии: специалисты одной профессии всегда поймут друг друга даже без знания языка. А у нас была очень квалифицированная переводчица. Кроме родного чешского, она отлично владела русским, немецким и английским языками. К тому же она была аспиранткой машиностроительного института и готовилась защищать диссертацию на звание кандидата наук по разделу инструмента. При всем этом она оказалась очень простой и веселой женщиной, которая не прочь в свободную минуту пошутить, посмеяться, потанцевать.

В зале заседаний была устроена выставка новых инструментов, представленных делегациями разных стран Европы. Милан Жиак попросил и нас выложить на отдельный стенд наши режущие и мерительные инструменты.

Наш стенд быстро обступили специалисты из ЧССР и ГДР и начали о чем-то спорить. Милан Жиак был одним из организаторов конференции, он подошел к спорящим и сказал, что завтра о наших инструментах будут сделаны два доклада, которые переведут на четыре языка. Спорщики успокоились, но мы видели, что русские экспонаты заинтересовали их, — наш стол еще долго был в окружении иностранных специалистов.

В глубине души мы побаивались, как бы наши скромные творческие разработки не оказались здесь пройденным этапом, но, увидев, какое внимание к ним проявляют, мы успокоились. В свою очередь, мы тоже не теряли времени и внимательно осматривали чужие экспонаты.

По правде говоря, мы ожидали большего. Может быть, конечно, зарубежные фирмы скрывали свои достижения, тем более что новинки в области инструмента вообще появляются очень редко. Мы рассматривали выставку да и всю конференцию с одной позиции: что здесь можно позаимствовать такого, чего у нас еще нет и что может принести пользу нашим станочникам и инструментальщикам.

Вот выдержки из нашего отчета, представленного в совнархоз по возвращении на Родину: