Крепфол включил воду и, потянувшись к крану, отдернул в ванной занавеску. Оттуда, со дна, облаченная в платье горничной, на него смотрела мумия, обезвоженная и обескровленная. Уже позже, следуя по пятам Зверя, он поймет, что таким образом, заметая следы, тот меняет тела.

Крепфол вернулся в комнату, сел на кровать. Хотелось упасть в нее и заснуть. Забыть и от всего убежать. Ощущение навалившейся вины разрывало ему сердце. Теперь он понимал, что переоценивал свои силы, в первый раз за все время. Было много вопросов, и ответов на них он не знал. Внезапно посетившее чувство апатии заставило его схватить фолиант.

Разорвать и послать все к черту. Бесконечная борьба добра и зла. Зерна от плевел. Пепел от жизни. Плевать, да хоть чума бубонная. Что я могу один сделать, если ничего в этом мире не меняется.

Краем сознания он вдруг заметил, как в нем что-то пробуждается. Мощным потоком энергии загадочный фолиант встряхнул в его теле каждую клеточку и прояснил помутившееся сознание.

В миг его тело было затоплено ощущением энергетики и необыкновенным чувством абсолютного мира и свободы. Боль, разрывавшая его плоть, исчезла, а пораженные участки на правой щеке регенерировали. Пилигрим дотронулся до нее. Рана затянулась, но как напоминание о незабываемой встрече остался широкий рубец – от уха до подбородка.

В эту ночь, покидая дом, пилигрим вдруг ясно осознал, что Зверь, сея в душах людей семена ненависти, насилия и страха, питается взращенными плодами и становится сильнее.

Крепфол Сьюн искал след Зверя второй день. Фолиант пилигрима, точно указующий компас, посылал в его сознание образы и видения. Внутренним чутьем, прислушиваясь к нему, он бродил по Парижу и его окрестностям пока, наконец, не вышел на Хэнка Диккенса имеющего связи в департаменте полиции. Этот человек зарабатывал сбором и продажей любой информации. И Крепфол Сьюн, повинуясь воле фолианта, полностью открылся этому человеку. И какого же было его изумление, когда Хэнк рассказал ему, что полчаса назад с Сейшельских островов поступил тревожный звонок, извещавший, что на острове Маэ в состоянии мумии найден человек без документов. На воротничке его сорочки было вышито имя – Мишель Арно.

Спустя час пилигрим был в самолете. Он наблюдал за проплывающими под лайнером облаками и думал о том, что в руках Зверя находилось два сердца: сердце Иисуса Христа и сердце Мухаммеда, не хватало последнего…

А это означало, что ЗВЕРЬ менял обличие и подходил к финишной черте – к черте, за которой открываются ВРАТА СЕТА. И все это говорило о том, что ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ ПРИШЛО.

Глава 16

Камбоджа. Аэропорт Почентонг. 15:30 дня

Фотографии с изображением белобородого человека россыпью лежали на траве в сотне метров от взлетной полосы. Влажный воздух, струившийся над ней, можно было бы пить, а разговор двух кхмеров, расположившихся на поляне, заглушался ревом взлетающего самолета. Первому было не больше двадцати пяти, и та сосредоточенность, с которой он слушал пожилого собеседника, говорила о серьезности назревавшего предприятия. На расстоянии вытянутой руки от пожилого кхмера лежал деревянный протез.

– У нас большие проблемы, сынок, – произнес Вен Джун, почесывая воспалившийся обрубок ноги. – Все, к чему я в эти годы стремился, в одночасье может рухнуть, – он ткнул пальцем в фотографии. – Эти снимки с камеры слежения. Взгляни на них и запомни этого человека.

– Отец, о чем ты говоришь? – произнес Чен, обсасывая пожухлую травинку. – Мы богаты, ты военный, ты возглавляешь службу охраны аэропорта, у тебя связи по всему юго-востоку. Кто этот человек, что он может нам сделать?

– Чен, ты не все знаешь о своем отце. В моем прошлом есть вещи, за которые меня могут посадить, и никакие связи не помогут. Если многих красных кхмеров после войны реабилитировали, то я навряд ли попаду в этот список. А если и попаду, то потеряю свою должность.

– Что? – непостижимым умением Чен скрутил языком травинку в узел. – Ты убивал невинных людей?

– Не перебивай отца своего и слушай внимательно. Человек, что на фотографии, мой друг. Из России. Все началось в 1979 году, когда наша страна свергла Пол Пота и обрела независимость. Камбоджа и по сей день не может встать на ноги, а что было тогда… Разруха и голод. Нет семьи, в которой кто-нибудь не был зверски замучен красными кхмерами. Я никого не убивал, но имею к этому косвенное отношение.

Чен выплюнул травинку и положил в рот другую. Этот ритуал возникал всякий раз, когда он нервничал. На языке профессиональных терапевтов, подобные проявления, вроде нервного тика и даже курения, называются промежуточной точкой и служат неким громоотводом накопившейся в спайках отрицательной энергии.

Вен Джун выдернул изо рта сына травинку:

– Не суй в рот всякую дрянь и послушай меня.

– Конечно, отец, – произнес Чен, незаметно пряча во рту другую травинку.

Знаком руки Вен Джун обратил внимание Чена на фотографии. На трех из них Крейс Митчелл стоял у таможенного терминала. С четвертого снимка на Чена смотрел глаз со странными, в виде равностороннего треугольника вкраплениями.

– Человека, что на фотографии зовут Максим Лежнев. В 79 году он работал при МИДе переводчиком. Я с ним сдружился, а спустя какое-то время он стал приносить мне на хранение золото и драгоценности. Мы взвешивали их на глаз мясницкими весами. Я не спрашивал о природе возникновения этого добра. Время было такое… А в 81 году Максима арестовали. Его обвиняли в пособничестве полпотовским недобиткам. Для них за золото и драгоценности он доставал оружие и медикаменты. Меня он не выдал. Его приговорили к расстрелу, но он сбежал. С тех пор я его не видел. А сегодня, спустя двадцать пять лет, он появился. С другой внешностью. Но его выдал глаз.

Пытаясь понять, о чем говорит отец, Чен внимательно присмотрелся к снимку, но ничего особенного не увидел. На помощь пришел отец.

– Посмотри на эти равноудаленные точки в его глазу, – произнес он. – Максим рассказывал мне, что это знак везения, появившийся еще при рождении. Максим поменял внешность, но поменять глаз…

– А золото?

– Золото я прятал на нейтральной территории, в джунглях. Успел вынести оттуда только один ящик. Возвращаясь к тайнику, я и потерял ногу. Наступил на противопехотную мину. Все остальное нашли власти. Если Максима опознает кто-нибудь еще, мне конец.

– Ты мог обознаться! Разве не может быть такой знак у другого человека? Вен Джун отрицательно покачал головой и почесал ногу.

– Нет, ошибка исключена. Вот тебе адрес женщины, которую он любил. – Вен Джун протянул сыну листок бумаги. – Ему больше не к кому идти. И ты поймешь, что я прав.

– И ты его хочешь убить? Своего друга! – травинка во рту Чена в мгновение ока завязалась двойным узлом.

– Нет, Чен. Это сделаешь ты, – ударив об траву костылем, Вен Джун дал ясно понять, что возражений не стерпит. – Пора становиться мужчиной, но сперва постарайся выяснить, зачем он приехал. И будь осторожен. Этот человек необычайно умен и не станет с тобой церемониться.

– Хорошо, отец – угрюмо произнес Чен и, поднявшись с травы, побрел к своей машине на автостоянку.

Глава 17

Сейшельские острова. Виктория. 16:03 дня

Жаннет проплавала во снах три часа, однако стоявший возле ее кровати будильник дал о себе знать: «Пора вставать, моя госпожа, вас ждут великие дела».

Сознание Жаннет, доселе блуждавшее в пузырях кастанедовских восприятий, точно паутина на ветру, балансировало на грани миров еще мгновение. Затем, порвав ее тонкую ткань, Жаннет опустилась в свою телесную оболочку, в мир твердой материи и несбыточных иллюзий.

Приятная истома, сопровождаемая ленивым потягиванием, разливалась сладким ядом по телу, а оно подниматься с кровати не торопилось.