Пришла я в жизнь пожить, настроив лиру.

Люблю влюбленной быть, душой дыша.

И сердцем к сердцу встречу я Стихиру.

Я аки птичка. Господу – хвала!

Ну, а ежели стишок

Написали сдуру,

Лучше бросьте в унитаз,

Не ищите дуру.

Он трезво-злой на постаменте.

В Стихире памятник воздвиг.

А если рыкнет, пьяный в стельку,

То все увидят: он – мужик.

Увы, натурщица сбежала

От безнадёги и тоски.

Лишь штукатурка вспоминала

Её нагие бугорки.

В изящной маске маскарадной

Художник даму изваял.

Без чернобурки. Чтоб наглядней.

И страсть на холст загрунтовал.

Когда вольёшь в себя сто грамм от первой грусти,

Не прозевав рожденья новых строк,

То день польётся солнечно, как лучик.

И белочка прискачет в хмельный мозг.

Уж я посинела средь рваных перин.

Не бросилась в небо парящею птицей.

Идите все к черту! Ведь нету причин

Причалить на море, чтоб дому присниться.

В ночи бредёшь, фонарь ища,

Страдая ветрено, как птица.

И душу осенью круша,

Пронзаешь сердце, словно спица.

Круто замесили предки

Тесто на сметане.

Вместе с перцем. Чтобы детка

Вышла порумяней.

Поцелуй меня в губы! Я грешна.

И засохла уж вся на корню.

Поцелуй же со страстью и спешно!

А не то щас я глупость скажу.

Я ворвусь с озорными желаньями.

Неприлично с тобой обнимусь.

Очень разны у нас гениталии.

Я расстрельно к орудью прижмусь!

Ну, прости же меня – пародиста,

Что терзаю шальные стихи!

Пропуская к себе юмориста,

Полу-вкус получаешь «хи-хи».

Я б сломала твои бастионы,

Разбомбила бы стены-блиндаж.

И тогда зацветут анемоны.

И ты сердце, мой милый, отдашь.

Граждане! Окей, не парьтесь.

Я в натуре не фарфор.

Если треснула – буяню.

Кто бы склеил меня что ль?

Ох, уселась как-то голубушка

К мужику на ладошки теплые.

И давай клевать и похрумкивать.

У него аж сердечко заёкало.

Средь рук совиной тишины —

Переплетения стволов.

А к чьим губам в ночи прижмусь,

Не догадается никто.

В стихе играют тишь и тишина.

Скрипят они и тихо, и печально.

И зависают звонко у окна

Фужеры и рассудок моментально.

В ласках не тонут, а нежатся.

Сон всё же лучше, чем бред.

Пусть не сгорит наваждение!

По тормозам – и в кювет!

Сутулый дождь топтал в усердии газоны.

Продрогший зонтик оторвался, как листок.

И на подол стекали лужи. У влюбленных

Потёк по осени весенний ручеёк.

Все изгибы твои обвожу рукой.

Все ложбинки равняю нежностью.

И леплю слова. Вроде не слепой,

Но шутю по утрам с неизбежностью.

Снежно мой нежный кружит,

Ветром ласкает мозг.

Если меня он полижет,

Сдюжу, не крикну SOS!

Уже декабрь в окно стучится.

Снежинки кружатся в стихах.

Заполним всё! И свои вирши

Прольём зимою с «ох!» и «ах!»

Грешу и грешу. В междустрочиях

Вспорола небесный свинец.

Рванула спокойно и точно я

Из снега в словесный конец.

Я в лапах у блюза. Вернись ко мне!

То вверх, то сорвусь, то смеюсь.

У струн саксофона индигово

И мило прощается блюз.

Хвостом усиленно виляя,

Питаясь сучьи молоком,

Собачка выросла большая.

И съела хрящик со стихом.

Залез я когда-то мальчишкой

За дыней в чужой огород.

Пчелой был укушен парнишка.

От этого стал стихоплёт.

Если щёку нежно снег целует,

Если обнимает и молчит,

Значит, не метель лохмато дует,

Значит, ночь по носику стучит.