Ты сразу сунул карту в среду,

Плеснувши в пятницу стакана.

Ты показал однажды утром засов на двери так устало.

На четверге жестяной жизни родил ты странно звуки губ.

Но вот ноктюрн сыграл на флейте

Твой славный парень словно дуб.

Позвольте, ваше преподобие,

Ксерокопировать себя.

Издергав душу до надгробия,

Откантоваться без дождя.

Смех застыл тугим клинком,

Отсекается сарказм,

А душа, взведя курок,

Свечку бросила к ногам.

Я и стихи! Стихи и Я!

А вместе мы – стихия!

Я гром и молния!

Погибель ждёт меня

Без представления

Стихов, моя Россия!

Сегодня ночью ты была одной из многих,

Которых я объял при блеске глаз.

Я действо разворачивал. О Боги!

Зачем я с придыханием не раз

Свой водевиль трагедии убогой

Венчал хихиканьем пустых и глупых фраз?!

К чему я вызывал чужие вскрики?

Почто автографы хранил в чулане я?

За это Боги отвернули свои лики

И плюнули с презрением друзья.

Догорела мечта в поцелуйных объятьях.

Заигрался изгиб бесшабашно в любовь.

Летаргический дым не смогу почесать я.

Дайте спички! Зажгусь и сгорю вновь и вновь!

От стены отскочив, режет сердце упрямое эхо.

Паралитик дрожит и тихонько считает до ста,

Молчаливо-бессильно рожает на крыльях сонеты:

Ах, останься, останься, останься, останься-ся-ся…

Покатилась пылинка, как мячик,

Измоталась в дорожной пыли,

Грех ума непохожести прячет,

Как все лишние дети земли.

Полагаю, весна накатила.

Полагаю, лябовь не пришла.

Полагаю, что мышь удавилась,

Этот стих перед кошкой прочтя.

Вживь-пронзительный дракон

Рок-энд-ролом увлечен.

Сотня крыльев, эльфов стон…

Жуть и оторопь берёт.

Я распарился веником летом

И проткнул взором весь небосвод.

Что ж осталось у женщин секретом?

Что у них не скрывает красот?

Они грудью, бедром и интригой

Легкомысленно манят всерьёз.

Почитать с ними умную книгу

Я хотел бы. Такой вот курьёз.

Озабочен я частью нетленной,

Что скрывают они под собой.

И от мысли своей потаенной

Жаром страсти горю сам не свой.

Кукушка яйца не кладет средь лилий;

Они поэтам только лишь мешают,

Которые потеют от усилий,

А свой «куку-кс» никак не замечают.

Вот луч. Я радуюсь лучу.

Вот друг. Я восхищаюсь другом.

Мне нечего сказать. И я пишу,

Что правда расцветёт не по заслугам.

Как альпинист карабкаясь в стихах,

Вбивая между слов стыдливо скобы,

Поэт всю скорбь христианского поста

Как лилиплут объел у булки-сдобы.

А вы бы хотели сплошного апреля?

Храню я доселе лишь лепет капели.

И грудь моя помнит: меня предавали.

А я не рехнулась. Лишь рифмы пропали.

Под небом посередь России

Романсы петь – моя стихия.

Вот я пою: «Хухра-фигня»,

Но слов не помню ни…каких.

Как притягателен премиленький Дракоша!

А Зайчик – просто прелесть, черт возьми!

И Паучок тут мудр. Смеется Лошадь.

И травки все от хохота легли.

Такие здесь строчки, что хочется плакать:

Боками и телом поникли тюльпаны,

Тут время-художник опало на скатерть

В соседстве густом второсортной нирваны;

Комета становится почкой весенней,

Здесь запахи свечек в красе натюрморта,

Микстурой и ладаном дышат аккорды,

Живая натура пришла в понедельник.

Не загоняй табун строкой.

Не рви уходом грудь и сердце.

Седлай Пегаса! Только с ним

В объятьях душ тебе согреться!

Смотри в упор, не подымая глаз.

Не говори молчаньем свои речи.

Ведь мы расходимся теперь до новой встречи.

И так – не в первый раз, не в первый раз…

Как-то Сита мыла Раму.

Кхара жил в дому Душана.

Шурпанакха из Дашаратха

Аж вспотел весь от Нирваны.

Воды Ганга с гордой Ланки

Оросили Амаравати.

Лакшман с Брахманом в кровати

Шастро Ведали Бхарате.

Стрелы стали с Саммоханом

Залезать на Читракету…

Запустить бы эту «драму»

Прямо на Бомбей ракетой!