К счастью, к терапевту прорваться было не сложно. Могучий исполин-терапевт пощупал живот необычного пациента, послушал... и отошёл к окну. Выпил прямо из графина неразбавленного спирта, холодкуещего на подоконнике и, уставившись в хмурое осеннее окно протянул: "Мда-а-ааа!" Потом сел за стол и стал заполнять бланки - направления на ренген и к хирургу.

 Когда Николаю Николаевичу сделали ренген , женщина - хирург, рассмотрев снимок, выдохнула: "Ой! Щас рожу!" Бедная, она седьмой месяц носила под сердцем ребёнка. Велев пациенту ждать её в кабинете, она пробкой вылетела в коридор. С улыбкой на лице, которая получается только в результате удара кирпичом по голове, легко, не по беременности, она по лестнице умчалась куда-то на верх. Не прошло и минуты, как она вернулась обратно к себе в кабинет, вернулась с криком: "Пациент, идёмте со мной!" Вместе, они уже лифтом поднялись на последний этаж поликлиники Женщина-хирург отворила перед Николаем Николаевичем дверь с табличкой "ПРОФЕССОР ЛЕТУНОВ-УСТРОЙЛОВ А.С."

Терпилов дрожа, словно осенний лист, и потея, словно свежезаваренный заварник, вошёл в кабинет профессора. Женщина-хируг не стала входить, она тихонько затворила за ним дверь.

Зашторенные окна, светящийся огромный экран с чёрной меткой ренгеновского снимка не предвещали ничего хорошего.

- Подойдите сюда,- произнёс синими губами профессор, замерев словно сфинкс возле огромного экрана.- Что вы видите на снимке?

Николай Николаевич вплотную приблизился к экрану и, показывая пальцем на снимок, сказал голосом робота:

- Что это? Пособие для террористов?

- Нет. Но вы угадали - это бомба с часовым механизмом. И она у вас в желудке.

Операцию делать поздно,- резанул правдой профессор Летунов-Устройлов и почему-то стянул с головы медшапочку.- Поэтому я принял меры.

- Бомба? В моём желудке? Меры! - Терпилов никак не мог усвоить эти слова, вернее их смысл. Вдруг им овладела дикая паника, паника цивилизованного человека заблудившегося в джунглях. Он заметался по кабинету профессора, роняя всё что только можно уронить, вплоть до самого профессора. Он искал выход, а когда наконец нашёл, то дорогу ему преградили трое: двое с автоматами и в масках и один - с ламапасами.

- Смирррно-о!!! - рявкнул с лампасами.

Рядовой запаса Терпилов рефлексивно вытянулся в струнку. Возникла тишина, отчего тиканье бомбы зазвучало с особой отчётливостью.

- Мать-перемать!- сбил фуражку на затылок, повидавший многое на своём веку седой генерал.

Двое в масках с испугу передёрнули затворы.

- Ничего, сынок, потикает, потикает и перестанет,- успокоил старый генерал и кивнул: - В машину его! В кузов!

В-первые, за всю историю существования, лечебная поликлиника номер тринадцать города Начихайска была оцеплена военными. У главного входа, "под парами" стоял экскорт - три полицейских машины с включёнными мигалками и "Уазик" с сапёрами. Между полицией и сапёрами сопел объект сопроваждения - "Газон"- самосвал, на половину гружённый опилом. На этот опил и уложили Николая Николаевича.

Взвыли сирены, самосвал с экскортом отправились в путь.

Путь оказался не таким уж и долгим. "Опасный груз" вместе с опилом вывалили посреди какого-то загородного пустыря. Вывалили и дали дёру.

Быть может издали, прячась в каком-нибудь овраге, и наблюдал в биноколь белоголовый генерал за скрюченным человеком, лежащем на жёлтой куче опила, - этого Николай Николаевич Терпилов не знал, да и не хотел знать. Он лежал на опиле и слушал тиканье бомбы, которая неизвестно как обжилась в его желудке, и которая вот-вот жахнет, разнеся на мелкие клочки носителя. Ему вспомнилось детство, юность, покойные родители, первая любовь. Но почему-то ярче всего в его мозгу всплывали аппетитные картинки бодрого завтрака, сытного обеда, приятно-утомительного ужина. Закапал дождик,

Терпилов заплакал. И тут ка-ак зазвенит - зззззззз!!!!

Семь часов утра, пора идти на завод - слесарничать. Николай Николаевич Терпилов, нажав на кнопку будильника, схватил пузатое тельце, сжал его ненавистно и засунул глубоко под падушку. Туда же он отправил и ручные часы. После, свернувшись калачиком, он долго прислушивался к своей утробе. В животе урчало, даже булькало, но никак не тикало.

"Значит всё это лишь сон? Значит нет во мне бомбы!" - обрадовался Терпилов. Но вскоре приуныл: Значит и ужина не было: бараньей ножки, "Столичной?" А бодрый завтрак? Завтрак...

Завтрак. На завтрак, как обычно, были чай и хлеб.

Автобус. Проходная. Казалось всё пойдёт своим чередом, но случилось нечто.

По дороге к цеху Николая Николаевича скрутило. Слесарь сморщился и схватился за живот, когда он согнулся, то ясно услышал - тик-тик, тик-тик.

Это уже не сон,- понял Терпилов. Скрючившись, он направился к заводской больнице, но потом передумал и свернул к заводоуправлению.

Он решил во что бы то не стало попасть на приём к директору. Именно сейчас. Лишь бы тот находился на месте, а ни где-нибудь в загранкомандировке.

Шесть месяцев Николаю Николаевичу Терпилову и ещё семистам рабочим задерживали зарплату.

Бомж

Январь кругом, но тает снег,

всё к верху дном.

Идёт весёлый человек

и терпит шторм.

Смеётся он и говорит

невнятно сам с собой:

мол, всё болит, душа болит,

идёт - смешной.

Сто лет не мыт, не сыт,

заплыл подбитый глаз.

Подъехав, сморщились менты -

рванул УАЗ.

Он кулачком им в след грозит,

затем в развалку

С достоинством смешным рулит

домой, на свалку.

Египет русский ждёт его,

где пирамид гряда,

они из человечьего,

помягче бы сказать, дерьма.

Там трактора, там вороньё,

и люди там живут.

Весёлый человек идёт

в дерьмовый свой уют.

Жалеть о нём? Скорбеть о нём?

Он мне и вам не гож.