Ваш Миронов. Баку. 13.09.83 г.»
Неимоверное напряжение, довлевшее минувшим днем, с приходом ночи таяло. Я спустился с мостика, чтобы обойти отсеки подводной лодки. Я разъяснил личному составу, что в нашем районе, помимо самолетов и сторожевых катеров, похоже, действуют суда-ловушки и что наше плавание стало еще больше зависеть не только от внимательности акустиков и наблюдателей, но и от быстроты и точности исполнения приказаний каждым членом экипажа на своем командном пункте или боевом посту.
Поход, полный беспокойств, тяжелого труда и опасностей, подходил к концу. Настроение команды по мере приближения к берегу поднималось.
В первом и седьмом жилых отсеках матросы чаще, чем прежде, разговаривали о знакомых девушках, а женатики и великовозрастные старшины - о своих семьях.
И в кают- компании разговоры на те же темы. Холостые командиры с веселым оживлением планируют, кто куда пойдет после похода, женатые вспоминают о женах и детях. Каждого из них после долгой разлуки манила радость свидания, давно не испытанная прелесть родного дома, где их родные и близкие друзья с гордостью и благоговейным вниманием будут слушать по вечерам рассказы вернувшегося из боевого похода отважного подводника.
Там, на берегу, не придется постоянно видеть одних и тех же людей, сведенных вместе в стальных замкнутых отсеках подводного корабля, и слушать многократно повторяющиеся рассказы из жизни морской службы.
Все уже успели порядочно надоесть друг другу. Постоянное общение с одними и теми же людьми, в условиях тесных отсеков подводной лодки, усложняло взаимоотношения. Каждый знал другого вдоль и поперек. Каждому обо всех уже давно все известно - кто, где и когда родился, кто были отец и мать, братья и сестры, друзья и [247] приятели. И если в первый раз рассказы слушались с большим вниманием и оживлением, то эти же воспоминания, поведанные в пятый или шестой раз за время однообразного тридцатисуточного похода, воспринимались уже с искренним безразличием и редко сопровождались вымученными улыбками. От этого возвращение в базу казалось более желанным и радостным…
На третий день мы снова встретили врага - акустик Ферапонов услышал шум винтов немецких кораблей. Вахтенный командир пригласил меня в боевую рубку.
Припав к окуляру перископа, я пристально оглядел горизонт, однако вначале ничего не смог различить. Но через несколько минут на горизонте показались идущие друг за другом небольшие силуэты. Вглядываясь в их неказистые очертания, я никак не мог взять в толк, что это за корабли. Наконец, когда они приблизились, я догадался: в кильватерной колонне шли быстроходные десантные баржи фашистов. Вот так встреча…
Мы были наслышаны об этих коварных кораблях, однако лицезрели их впервые. В эту пору массовое применение противником быстроходных десантных барж и паромов было внове. Немцы сперва предназначали их для вторжения в Англию, но впоследствии по Дунаю перебросили баржи в Черное море. Черноморская эскадра этих многоцелевых кораблей была крайне многочисленна. Обладая большой универсальностью, высокой живучестью и мореходностью, они использовались не только для транспортных перевозок, но и для выполнения боевых задач на море в качестве кораблей противолодочной и противовоздушной обороны и минных заградителей. Быстроходные десантные баржи вооружали 75-миллиметровыми артиллерийскими установками, зенитными крупнокалиберными пулеметами и самосбрасывающими стеллажами для больших глубинных бомб. Это позволяло им самостоятельно обороняться от сторожевых и торпедных катеров, самолетов и подводных лодок. Их водоизмещение составляло около 700 тонн, скорость полного хода - 14 узлов. Малые длина и высота корпуса и надстроек долго не позволяли их обнаружить. Вот и мы обнаружили эти баржи лишь на дистанции 20 кабельтовых. [248]
В атаку вышли носовыми торпедными аппаратами. Благоприятный момент для залпа приближался… Медленно приходил на перекрестье нитей перископа форштевень головной десантной баржи… Командир отделения торпедистов Неронов и старший торпедист Ванин замерли на своих боевых постах…
- Аппараты!… Пли! - скомандовал я.
Из носового торпедного отсека раздался спокойный, даже немного флегматичный, голос Егорова:
- Торпеды вышли.
Все четыре торпеды веером понеслись навстречу вражескому кораблю.
Подводная лодка тут же легла на контркурс. Продолжать наблюдение в перископ было невозможно, так как к нам на полном ходу ринулись концевые десантные баржи, чтобы атаковать нашу подводную лодку. Я опустил перископ и спустился в центральный пост. Через несколько секунд мы услышали взрывы торпед. Вслед за этим невдалеке от нас раздались одиночные беспорядочные взрывы глубинных бомб, но затем все стихло. Противник не стал нас преследовать, а ограничился лишь атакой на самооборону.
Когда разрывы бомб стихли, я поздравил личный состав с боевым успехом, сообщил, что была атакована немецкая быстроходная десантная баржа. Из всех отсеков в центральный пост неслись ответные поздравления.
Эта победа еще более подняла боевой дух всей команды. Срок пребывания на боевой позиции окончился, и мы повернули к базе. С радостью мы возвращались домой…
На переходе морем мы получили радиограмму с поручением найти экипаж нашего самолета, подбитого немцами в районе Севастополя. Мы быстро развернулись и полным ходом пошли в назначенный район, где безотлагательно приступили к поиску. Наших летчиков мы искали, находясь в надводном положении, чтобы быстрее охватить большую площадь. Мы обошли весь район вдоль и поперек, невзирая на угрозу встречи с противником, но все наши усилия оказались тщетны. Летчиков мы не обнаружили. Бескрайние, мрачные и пустынные морские [249] просторы так и остались безмолвными хранителями тайны исчезновения наших пилотов.
Теперь мы возвращались на базу с тяжелым ощущением вины и скорби. Мы оказались не в состоянии помочь нашим воздушным братьям, и, возможно, они так и сгинули, не дождавшись помощи. Эта мысль угнетала всех членов экипажа, мы близко к сердцу приняли трагическую судьбу наших бесстрашных летчиков…
По приходе в базу нас, как всегда, встречали командование бригады и дивизиона, боевые товарищи и друзья, поздравляя с очередной победой.
На разборе нашего боевого похода нашлись скептики, которые мало верили в присутствие на Черном море немецких судов-ловушек, однако в скором времени в этом же районе подводная лодка «М-35» под командованием капитан-лейтенанта В.М. Прокофьева обнаружила судно-ловушку, вышла на него в торпедную атаку и, выдав тем самым свое положение, была подвергнута жестокой бомбардировке и длительному преследованию. Взрывы глубинных бомб (известно, что звук хорошо распространяется под водой) дали командиру подводной лодки «С-33» капитану 3-го ранга Б.А. Алексееву основание полагать, что атакуют его, и он стал уклоняться от кораблей противника, которые, как ему показалось, преследуют подводную лодку.
Здесь же в конце августа 1943 года один из этих коварных противолодочных кораблей ночью атаковал и потопил нашу подводную лодку «Щ-203» (командир капитан 3-го ранга Владимир Иннокентьевич Немчинов), хотя на основании воспоминаний итальянских моряков существует мнение, что «Щ-203» потопила итальянская сверхмалая подводная лодка. Так или иначе, ни у кого из нас не осталось сомнений в том, что в Ак-Мечети сосредоточились вражеские противолодочные силы с невстречаемыми доселе судами-ловушками…
25- ю годовщину Великого Октября мы встретили в Поти. Праздничный приказ Верховного главнокомандующего был зачитан перед строем личного состава.
«Будет и на нашей улице праздник…» - доходчивые слова приказа глубоко запали в наши сердца. [250]
Тяжело было под Сталинградом, и у нас, на Северном Кавказе, было тяжело, но мы все верили в скорую победу, и наш боевой дух, питаемый радостными известиями с фронта, становился крепче.
В порту Поти шла оживленная работа. Боевые и вспомогательные корабли Черноморского флота, а также суда морского транспортного флота активно доставляли Черноморской группе войск в Туапсе боеприпасы, продовольствие, танки, орудия и другую боевую технику. Готовилось наступление, приближающее нашу Победу… [251]