Вспомнились исторические события 1918 года, когда был заключен Брестский мир. Немецкие войска, захватив Перекоп, двигались к Севастополю. Серьезная угроза нависла [111] над Черноморским флотом, который был вынужден перейти в Новороссийск. Немцы требовали возвращения кораблей флота в Севастополь, угрожая в противном случае начать наступление на Москву. Безвыходное положение побудило Владимира Ильича Ленина приказать уничтожить корабли флота.

Вот и она - знаменитая Цемесская бухта. Здесь эскадренный миноносец «Керчь» затопил линейный корабль «Свободная Россия» и девять других эскадренных миноносцев, после этого, отойдя к Туапсе, «Керчь» дала следующую радиограмму: «Всем. Всем. Всем. Погиб, уничтожив часть судов Черноморского флота, которые предпочли гибель позорной сдаче Германии. Эскадренный миноносец «Керчь». Затем на «Керчи» открыли кингстоны, и корабль пошел ко дну.

И вот, спустя 24 года после этих трагических событий, здесь вновь решалась судьба Севастополя, судьба Черноморского флота…

По приходе в Новороссийский порт я направился к командиру военно-морской базы контр-адмиралу Холостякову и начальнику отдела подводного плавания штаба флота капитану 1-го ранга Крестовскому.

Георгия Никитича Холостякова я знал как старейшего и опытного подводника. Он оказал нам радушный прием и помог во всех вопросах.

С Андреем Васильевичем Крестовским мы встретились как старые знакомые. Несмотря на то что он оказал нам исключительно заботливый и радушный прием, он дотошно пытал нас о нагрузке подводной лодки и как мы думаем решить поставленную задачу. Он подробно рассказал нам об итогах первых походов подводных лодок нашей бригады в Севастополь.

- Обстановка в Севастополе тяжелая, - сказал он. - Оборона города ведется при недостатке пополнений личного состава, боезапаса, медикаментов, продовольствия и даже питьевой воды. Вот почему прорыв каждой подводной лодки с кавказских портов является для защитников города важнейшим событием. Подходы к базе контролируются авиацией, противолодочными кораблями и береговой крупнокалиберной артиллерией. Над Севастополем [112] в светлое время суток непрерывно барражируют и наносят удары самолеты. Передний край нашей обороны и город находятся под непрерывном артиллерийским и минометным обстрелом. Разгружаться можно только, лишь ночью. Поэтому расчеты переходов из портов кавказского побережья - Новороссийска и Туапсе - производите так, чтобы к Севастополю подходить в вечернее время.

Район боковых ворот пристрелян вражеской артиллерией, и вам, возможно, придется прорываться сквозь шквальный артиллерийский огонь. Ночью на берегу вас будут ждать специально назначенные армейские и флотские команды, которые будут принимать груз на машины. Ваше дело - выгрузить все на верхнюю палубу. Оставаться до входа в Севастополь лучше всего в районе 35-й береговой батареи, там спокойнее… - улыбнулся Андрей Васильевич.

Впоследствии мы услышали от него много и других добрых советов.

В Новороссийске мы встретились с подводной лодкой «С-32». Ее командир, капитан 3-го ранга С.И. Павленко, пришел во флот из армии. В тридцатых годах, в период бурного развития большого океанского флота, морских кадров не хватало. Флот был вынужден обратиться к армии. И армия направила на флот своих лучших командиров. К таким командирам и относился С.И. Павленко. Успешно окончив специальные курсы командиров подводных лодок, он своим трудолюбием и настойчивостью достиг больших успехов, чем снискал себе заслуженное уважение.

С.И. Павленко встретил меня и моего инженера-механика приветливо. Мы собрались в кают-компании «С-32». Инженеры-механики Шлопаков и Постников доложили нам окончательные расчеты дифферентовки с учетом списка принятых грузов. Мы с Павленко их утвердили и начали интересный разговор, поскольку нам было что вспомнить.

Командира электромеханической боевой части «С-32» инженер-капитана-лейтенанта Постникова, или, как мы его звали, Сашу Постникова, я знал много лет. Несмотря [113] на то что он был значительно старше всех нас как по возрасту, так и по службе на подводных лодках, мы всегда считали его близким человеком. Он был высокого роста, с крупными чертами лицом, с которого не сходила теплая, приветливая улыбка. В служебных отношениях был мягок. Дело свое инженерное знал в совершенстве, но никогда и ни перед кем этого не подчеркивал. Прекрасно понимая, что на первых порах новому командиру будет трудно, он во всем поддерживал его. Саша никогда не гнался за карьерой и ценил службу на военном корабле превыше всего. Он внимательно и чутко относился к тем, кто обращался к нему, - касалось ли это службы или личных вопросов.

Воспоминания об инженере-механике Саше Постникове не случайны. Дело в том, что обе подводные лодки - «С-31» и «С-32» - были одного проекта, и, пока они строились на Николаевском судостроительном заводе рядом друг с другом, а затем бок о бок проходили заводские и государственные испытания, вместе вступили в войну, вполне естественно, что на протяжении этих лет мы сблизились и помогали друг другу во всем.

Решив все служебные вопросы, Павленко пригласил нас к обеду, который прошел в теплой обстановке. Пожелав экипажу «С-32» успехов, мы сошли с нее и направились на свой корабль. Не шевельнулось тогда в наших душах никакого предчувствия: мы даже представить себе не могли, что это была последняя встреча с нашими близкими друзьями…

Отдохнув, мы приступили к приему боезапаса. Первая погрузка заняла у нас очень много времени. Дело в том, что погрузке штатного артиллерийского боезапаса на корабли всегда уделяли много внимания, в связи с чем штатные погрузочные команды проходили специальную подготовку.

Теперь же мы были вынуждены привлечь к погрузке армейского артиллерийского боезапаса почти весь личный состав подводной лодки, который не имел ни достаточных знаний, ни опыта. Да и подавать разнокалиберные артиллерийские снаряды через торпедопогрузочные люки было неудобно и небезопасно. [114]

Глядя на вагоны со снарядами, я вспомнил, как мы принимали штатный боезапас в мирное время. Тогда мы переходили в самый конец Южной бухты, к нашему борту подходила специальная баржа, а на фалах баржи и подводной лодки поднимали специальный знак, который предупреждал всех об опасности. В этот момент останавливалось движение всех катеров и судов в бухте. А теперь армейский артиллерийский боезапас в товарных вагонах подали по железнодорожным путям прямо к причалу, на котором во все стороны сновали автомашины. Тем не менее, распределив обязанности, мы смело приступили к работе.

Жара. Над Новороссийском и портом - знойное марево. Раскаленное солнце печет нещадно. От него не скрыться, нигде не найти спасительной прохлады: тень пропала даже под густыми кронами деревьями; нет даже легкого ветерка, который принес бы хоть какое-нибудь облегчение. Город покорно затих в плену слепящего солнца, от которого даже асфальт кажется белым. Безоблачная заря разлилась над величественными холмами Цемесской бухты. Подводные лодки нехотя покачивались на серебристой от солнечных бликов поверхности воды, которая влажно облизывает сухие борта кораблей…

Команду построили на верхней палубе. Лейтенант Егоров, смахивая капельки пота, зачитал правила погрузки боезапаса. Дело новое, весьма ответственное, значит, каждый должен работать безупречно точно. Всем все ясно. Распускаем строй и приступаем к погрузочным работам.

На стенке и палубе растут штабеля ящиков. Инженер-механик Шлопаков ведет их строгий учет и распределяет по отсекам. Концевые отсеки загрузили до отказа, оставляя небольшое пространство под подволоком для прохода торпедистов к торпедным аппаратам…

Несмотря на нестерпимую жару, никого понукать не приходилось - каждый отлично знал свои место и обязанности и добросовестно выполнял свою задачу. Подача боезапаса и оружия через торпедопогрузочные люки была опасной и могла сорвать всю работу, поэтому вначале были некоторые заминки. В частности, изрядно помаялись мы с консервами, потому что принимали их в [115] длинные трубы торпедных аппаратов россыпью. Но на общий темп работы, к счастью, это почти не повлияло.