- Не говори, гоп, пока не перепрыгнешь, - хмыкнула я, посмотрев на него с сарказмом.

- Ты никогда в меня не верила, - вздохнул Эдик, - но я мастер белого стиха.

- Тебя уже где-то признали? – хихикнула я.

- Признают, - уверенно кивнул он, а мне стало смешно.

- Эдичка, ну, куда ты убежал? – раздался голос Ксении Михайловны, и она перекосилась, когда увидела меня, - а эта что здесь делает? Пришла посмотреть на талантов? Да, тебе только и остаётся, что смотреть.

Я лишь хмыкнула, и отошла.

- Дамы и господа, - раздался голос, - прошу внимания, - и гул в зале смолк, - здравствуйте. Ежегодно, в этом зале, мы объявляем журналиста года, и вручаем приз победителю. Но в этом году международным обществом писателей была предложена мировая номинация. Будут объявлены три победителя, медь, серебро, и золото. Тот, кто получит золотое перо, отправится в Данию, чтобы побороться за бриллиантовое

перо. Борьба будет не из лёгких, но мы ведь постараемся. Итак, - он открыл конверт, - третье место, с вручением медного пера, присуждается... – он открыл конверт, - драматург Германов.

Все зааплодировали. Мне это имя ничего не говорило, но я тоже поаплодировала.

Драматург, приятный мужчина в возрасте, вышел на сцену.

Ему вручили статуэтку, грамоту, и букет гортензий.

- Второе место, серебряное перо, - продолжил ведущий, вскрывая второй конверт, - присуждается... поэтессе Солнцевой.

Опять взрыв аплодисментов, цветы, роскошные, белые лилии, вручение награды...

- И последнее, первое место, золото, шанс получить бриллиантовое перо, и публикация в лучшем журнале Парижа присуждается... – он помедлил, - главному редактору « График Интертеймент » Миленич Эвиве Леонидовне!

В первую минуту я опешила. Не поняла, что назвали моё имя.

Но Генрих, стоявший сзади, подтолкнул меня к сцене, и несколько шагов я сделала бессознательно.

Сцена, аплодисменты, золотая награда, и огромный букет алых роз.

Я тут же напустила на себя довольный вид, а сама высматривала лицо Генриха.

Вот паскудник!

Он меня полгода натаскивал! Передавал мне то, что изучал за шесть лет, в экстрарежиме, а потом заставил написать рассказы.

Вот, для чего они ему были нужны!

- Но это ещё не всё, - продолжил ведущий, - сегодня мы выбираем журналиста года, - он открыл конверт, - журналистом года объявляется... Эвива Миленич! – он протянул мне ещё одну грамоту, громоздкую конструкцию с кубком, и на сцену выволокли очередные цветы.

Громадную корзину бордовых роз и белых лилий.

Я была, словно пьяная, и ноги подгибались, когда я спускалась со сцены.

- Офигеть! – подскочил ко мне Максим, принимая у меня из рук конструкцию, - почему ты мне ничего не сказала, что участвуешь?

- Я не знала, - вздохнула я, - это всё Генрих! Он это устроил за

моей спиной!

- Привет, победительница, - материализовался сзади Генрих, и вручил мне громадный букет малиновых роз, а Вениамин Фридрихович жёлтых, с бордовой каёмкой.

- Ты знал? – в лоб спросила я.

- О чём? – заулыбался он.

- Что я выиграю.

- Конечно, знал, - улыбнулся он, - я попросил меня известить, если будет положительное решение в твой адрес. Извини, что не сказал, не хотел волновать. Шампанского?

- Давай, - я протянула бокал.

- И сколько стоит награда? – услышала я сзади.

- Ксения Михайловна, - улыбнулась я, - я не буду унижаться, и объяснять вам, что получила это за заслуги. Я про себя всё знаю, а вы оставайтесь при собственном интересе.

- Выскочка! Заняла высокий пост и награду у моего сыночки из-под носа выхватила, продаваясь всем подряд, - процедила она.

Я раскрыла было рот, чтобы ответить ей, как подобает, но в этот момент подошёл Модест Львович.

- Эвива, вы просто чудо, - сказал он, целуя мне руку, - умница и красавица, и талантливая женщина.

- Стараюсь, - улыбнулась я.

- Эвива, милая, я хочу сделать вам одно предложение, только, умоляю, не отказывайтесь.

- Вы сначала озвучьте, - засмеялась я.

- Станьте моим главным редактором, - заявил он, а у меня брови поползли вверх.

- Так, - нахмурился Генрих.

- Извините, но я уже главный редактор, - покачала я головой.

- Милая, дорогая, - улыбнулся Модест Львович, - я не предлагаю уйти ко мне, бросив родной журнал, я предлагаю вам вторую должность. Так делают.

- Вторая должность? – задумалась я.

- С соответствующим окладом, - он протянул мне салфетку, где была написана сумма, и я присвистнула.

- Ничего себе!

- Благодаря вам мой глянец разлетелся в два счёта, тем более, я не конкурент «График Интертеймент».

- Но я в спорте ничего не понимаю, - воскликнула я.

- Втянетесь, - воскликнул Модест Львович, - подумайте. Это лишние деньги, слава, и очередная возможность самореализоваться. Вы ведь лучшая из лучших.

- Я подумаю, - кивнула я, и взяла очередной бокал с

шампанским. Я прямо-таки чувствовала на себе взгляд Ксении

Михайловны, но продолжала веселиться.

- Я на минутку, - шепнула я Максу, отдав ему свой бокал, и заглянула в уборную.

Приведя себя в порядок, и, ополоснув пылающие щёки холодной водой, я стала подкрашивать губы, и в этот момент дверь туалета скрипнула.

В зеркале я увидела Диму, и повернулась.

- А тебе какого чёрта тут надо? – сурово осведомилась я.

- Я больше не могу, - покачал он головой, - понимаешь? Не могу! Ты мне нужна, как воздух. Когда тебя рядом нет, я задыхаюсь.

- Памятуя твоё высказывание, скажу: пошёл вон! – процедила я.

- Кто-то должен шагнуть первым, - Дима опустил голову, - и я решил, что должен тебе это сказать. Ты моя единственная, любимая, и пусть будет, как раньше, лишь бы видеть тебя каждый день, - и, вдруг, вот уж чего я не ожидала, он бухнулся на колени, и пополз ко мне.

Обхватил меня за ноги, и прошептал:

- Я так тебя люблю! Не прогоняй меня! Ты мне нужна, как воздух!

- А как ты мне нужен, - прошептала я, запустив пальцы в шёлк его волос, - если бы ты знал!

- Я знаю, - он встал с колен, - знаю, - и стал покрывать моё лицо поцелуями, - я так тебя люблю.

- Чертобесие! – вздохнула я, и, обвив его шею руками, впилась ему в губы, и обвила ногами его широкий торс.

В порыве мы столкнули мыльницу, и я опомнилась.

- Подожди, стой, - оттолкнула я его, - а вдруг Макс войдёт?

- Иди сюда, - и он втолкнул меня в кабинку.

- Макс, наверное, решил, что я утонула, - пробормотала я, поправляя перед зеркалом завитки, и подкрашивая губы.

- Погаси блеск в глазах, а то он подумает неладное, - улыбнулся Дима, и поцеловал меня в шею, а я услышала

шабуршание.

- Что это было? – воскликнула я.

- Что? – не понял Дима, и приложил палец к губам.

Он пружинистым, молниеносным шагом, подлетел к дверце, и открыл её.

- А, знакомые все лица, - хмыкнула я, увидев Ксению

Михайловну, - и что вы тут столько времени делаете?

- Тебя разоблачить хочу, - рявкнула она, потрясая телефоном, - сейчас покажу твоему мужу одну запись, и будешь знать.

- Если мне память не изменяет, это мать твоего пиита недоделанного, - хмыкнул Дима.

- Он не мой, - ответила я, - упаси Боже от такого счастья!

- Не смейте так отзываться о моём сыне! – заорала Ксения Михайловна. Она попыталась протиснуться мимо нас, но Дима загородил ей дорогу, а я выхватила сотовый телефон.

- Отдай! – заорала Ксения Михайловна, а я с чувством шибанула телефон о стену, и для верности раздолбила каблуком.

- Посидите здесь, - заулыбалась я, и без лишних слов засунула ей в рот кусок половой тряпки, а Дима заломил руки за спину, и связал.

Мы буквально приковали её к унитазу, и Дима запер дверцу.

- Только не забыть её освободить, когда это мероприятие кончится, - пробормотала я, когда мы выбрались из уборной.

- Действительно, - улыбнулся он, и скрылся в толпе.

- Ты где была? – спросил Максим, когда я вернулась к нашим.