- Раз говорить он не хочет, уберите мерзавца отсюда! – вскричала вдруг Инесса Никифоровна, - немедленно посадите его!

- Успокойтесь! – воскликнул Григорий Матвеевич, - никто и

никого убирать не будет. Не кричите здесь. Эвива, начинайте.

- Григорий Матвеевич, - я внимательно на него посмотрела.

- Я понял, - кивнул он, - говори, время уже давно ушло, за помыслы не карают.

- Что за помыслы? – нахмурился Антон Антонович.

- Всё началось с того, - начала я, - когда в руки Григория Матвеевича и Якова Михайловича попали фальшивые доллары, изготовленные одним парнишкой. Вы хотели их продать, но вовремя одумались, - и я перевела взгляд на Якова Михайловича, - куда вы дели деньги?

- Не ваше дело, - процедил Яков Михайлович.

- Почему вы взяли преступление на себя? – повторила я, - повторяю, я всё знаю, - но он молчал, и говорить стала я.

Анфиса Сергеевна сказала мне, что Юлия Дмитриевна ей никогда не нравилась. Скользкая особа, любящая только деньги, и себя, любимую.

В тот вечер Яков Михайлович действительно хотел сжечь деньги, но он и не подозревал, что за ним следили...

- Я понял это, когда деньги исчезли, - вдруг заговорил Яков Михайлович, - но я не хотел, чтобы мою любимую посадили.

- Конечно! – заорала Инесса Никифоровна, - за эту мерзавку волновался? – бросила она неприязненный взгляд на Юлию Дмитриевну.

- Да причём тут Юля? – воскликнул Яков Михайлович, - я за Эллу переживал! Вообще, причём тут моя жена?

- А вы не знаете? – улыбнулась я, - расскажите, почему вы бросили Эллу?

- Слушайте, - вздохнул он.

Дело давнее, быльём всё поросло, но, тем не менее, Яков Михайлович тот день хорошо запомнил.

Была вечеринка, день милиции, и их компания, собравшись на даче у Дьякова, была уже изрядно пьяна.

Только Яков Михайлович и Григорий Матвеевич были трезвы, у них в тот день голова была другим занята.

Они вовремя опомнились, и, решив сжечь злополучные доллары, пошли в баню, разжечь печку...

- Яков разжигал, - обрёл дар речи Григорий Матвеевич, - я стоял рядом. Мы не слышали, как кто-то вошёл, и я получил удар по голове. Упал на Якова, тот ударился виском о дверцу раскрытой печки, и, когда мы очнулись, пакета с долларами рядом не было. Мы долго думали и гадали, кто это мог сделать, но ни к какому выводу так и не пришли. Никто не знал, что фальшивки у нас, никто. Я даже боялся, что Яков начнёт меня подозревать, - он посмотрел на друга.

- У меня и в мыслях подобного не было, - вздохнул тот, - и я знал, что это мог сделать только один человек, но не хотел в это верить. Я потом тщательно осмотрел всё в округе, нашёл серёжку на полу в бане, и рыжий волос на кустах. Я бросил Эллу поэтому.

- Не смей на мою внучку поклёп возводить! – прохрипела Инесса Никифоровна, - слышишь, сволочь?

- Я понимаю, это тяжело, - опять вздохнул Яков Михайлович, - но эти серёжки подарил ей я, да и яркий волос о многом говорит. И только она знала о долларах, у меня от неё не было тайн. Я не хотел жить с преступницей, но, в тоже время, сдать её не мог. Я любил её. Я не встречался с ней, хотя знал, что она под именем Юдифь заполонила мир фальшивками, но сделать ничего не мог.

- А Настя? – прищурилась я.

- Настя? – вздохнул Яков Михайлович.

Настя – девушка очень умная. Она начала охоту на Юдифь, и, спустя какое-то время, поняла, что Яков Михайлович что-то знает.

Он берёг женщину, которую любил больше всего на свете. Постоянно следил за ней, он боялся, как бы она, что похуже не сделала, но его засекла Настя, и пришла в управление.

- Что вы знаете о Юдифь? – в лоб спросила она, и Яков Михайлович вздрогнул, - только не делайте удивлённых глаз, о Юдифь все слышали, она закидала пол мира фальшивками. Вы знаете, кто скрывается под этой маской? Я знаю, вы незримо оберегаете этого человека.

- Что вы за чушь городите? – взорвался Яков Михайлович, - откуда я могу это знать?

- Знаете, - кивнула Настя, и встала, - это кто-то, близкий вам, и потому вы так бережёте этого человека, - она ушла. А Яков Михайлович перепугался, что она узнает правду, и стал только пристальнее следить за Юдифь.

В один, совсем не прекрасный день, Юдифь приехала в

галерею, занимающуюся выставкой картин, и скрылась там. Яков Михайлович сидел в напряжении, тем более, туда приехала и Настя.

Он весь извёлся, потом Юдифь выскочила, и стартовала с места. Яков Михайлович упустил её, и стал дожидаться Настю.

Но её всё не было и не было, и он заволновался.

Запер машину, и пошёл в эту галерею.

Секретарша Маша тут же спросила, к кому он идёт, и пришлось ретироваться.

Походив кругами вокруг галереи, Яков Михайлович прошёл через чёрный ход, и зрелище, которое предстало его глазам, повергло его в ужас.

- Я не мог иначе поступить, - сказал он сейчас, - понимаю, что мне нет оправдания, но я сбегал за мешком, засунул туда Настю, и повёз за город. Я за Эллу жизнь отдам, не то что, свободу.

- Ясно, - кивнула я, и посмотрела на Инессу Никифоровну, - вы не верите ему?

- Ни в одно его слово! Это самый лживый мерзавец, какой только существует на свете, и место ему в тюрьме.

- А теперь мы откроем вам, Яков Михайлович, одну тайну, - я опустила глаза, - не люблю говорить неприятные вещи, но Элла мертва.

- Что? – Яков Михайлович побледнел так, что я испугалась, как бы ему плохо не стало, - что вы такое говорите?

- Это правда, - кивнул Антон Антонович, - Элла Гольдштейн покончила жизнь самоубийством, она не перенесла того, что вы её бросили.

- Я не верю, - покачал головой Яков Михайлович, - но кто же скрывается под именем Юдифь?

- Ваша законная супруга, - кивнула я на Юлию Дмитриевну, - начнём сначала. Элла не понимала, почему вы её бросили.

Бедняжка любила вас больше всего на свете. Когда она поняла, что беременна, то решила, пусть, хоть ребёнок для будет для неё отдушиной. Спустя положенный срок Элла родила двойню, мальчика и девочку, но малыши умерли. Элла не находила себе места от горя, и выпрыгнула из окна, - я замолчала, и вынула пачку с сигаретами, закурила, и вздохнула, - это официальная версия.

- А... неофициальная? – прохрипел Яков Михайлович.

- И до неофициальной сейчас доберёмся, - вздохнула я, - вы дружили с Иваном Николаевичем, были шапочно знакомы с Юлией Дмитриевной, а та случайно подслушала ваш разговор. Она захотела красивой жизни, и стала действовать. Купила себе рыжий парик, красное пальто, точь-в-точь такое, какое было у Эллы, украла у вашей невесты серёжку, сняла волос с одежды, и подкинула в баню. Юлия Дмитриевна, я верно излагаю? – прищурилась я.

- Выдумывайте дальше! – фыркнула она.

- Она оглушила вас, забрала деньги, - продолжила я, - и оставила улики. Как она и предполагала, будучи в уверенности, что под маской скрывается Элла, вы оберегали её, а она, - кивнула я на женщину, - дёргала вами, как марионеткой. И она же велела Арине Савченко, медсестре из роддома, где рожала Элла, убить ваших новорожденных детей.

- Что ты мелешь? – вскричала Юлия Дмитриевна, - спятила? Что за зверство, платить медсестре за убийство?

- А откуда вы знаете, что медсестре заплатили? – прищурилась я, и та дёрнулась.

- Ясное дело, за бесплатно такое никто не станет делать, - пожала она плечами. Однако, завидное хладнокровие.

Я сложила руки на груди, и улыбнулась.

- Я долго думала, гадала, кому всё это нужно? Кто скрывается под маской Юдифь? Но соседка Эллы, Ангелина, сказала, что слышала, как в день своей смерти Элла разговаривала с какой-то женщиной наверху. Соседка слышала разговор. Элла говорила, что знает какую-то правду, и пойдёт к вам, Яков Михайлович, на что ей ответили, что не дадут ей этого сделать. Раздался крик Эллы о помощи, и она вылетела из окна. Вы, Юлия Дмитриевна, в молодости хотели стать акробаткой, и руки у вас накачанные, следовательно, вам

ничего не стоит человека из окна выкинуть. Тем более, соседка запомнила ваш голос, она видела вас в вашем красном пальто и парике.