Он услышал плеск весел, перевернулся и поплыл к лодке, оставив на воде самодельные пузыри, сделанные из непромокаемой робы.

– Где Виктор?

– Где Витяка? – спрашивали в один голос дядя Саша и Алексей, помогая грузному Денису перебраться через борт.

– Если б не хлопчики… – с трудом выговорил Денис, – не стал бы дожидаться…

Сразу он не смог больше ничего сказать и только ругал себя, словно он был во всем виноват.

Его заставили глотнуть спирта.

Оказывается, Виктор, едва разломило льдину, лег лицом вниз и затрясся, как в лихорадке, все время твердя, что мир сейчас перестанет существовать…

Напрасно Денис пытался растолкать его. Виктор твердил свое как помешанный и не поднимал головы.

Льдина была маленькая, она плясала по волнам, нужно было всякий раз, как она взлетала на гребень, стараться удержаться на скользком льду. Виктор ничего не – хотел видеть. Он боялся действительности, он прятал лицо в сгибе локтя, он уже не видел мира. И волна смыла его. Денис, вспомнив слова Алеши об одежде, стащил с себя робу, завязал рукава, чтобы она стала в воде пузырем, и бросился в воду. Виктор мелькнул где-то совсем близко, но Денис не дотянулся до него рукой. Он нырнул. Одежда, тяжелые унты мешали плыть. Он вынырнул на поверхность, судорожно глотнул ртом воздух, прихватил соленой воды, закашлялся, опустился с головой, снова вынырнул и огляделся. Близкий туман, и ничего… Ни человека, ни льдины, только вспененный гребень. Денис взлетел на него и снова ничего не увидел.

Он снял с себя унты, крепко вцепился в пузырь-робу. Он плавал и кричал. Кричал Виктору, не надеясь, что он услышит, кричал друзьям на льдине, которые тоже были далеко.

Прошло много времени, Виктора не было – он утонул. Денис лег на спину и решил держаться на воде до последней возможности. Он слышал рев самолета. Он догадался, что сброшена лодка. И он стал кричать своим гудящим басом, кричать спокойно, ритмично, словно не он ждал спасения, а сам давал о себе знать кому-то гибнущему.

– Ой, друже! Ой, Витяка, дурная твоя голова!.. – закончил Денис свой сбивчивый рассказ и замотал головой.

– Бедный Витяка, – прошептал Алеша. Некоторое время все молчали.

– Помощи с воздуха нам теперь не ждать, – проговорил Алексей. – Все вертолеты переброшены уже на материк.

– Держаться надо до подхода корабля, – заметил дядя Саша.

– Скорлупа, конечно, – сказал Денис про лодку. – А все лучше, чем на пузыре…

Говорить перестали и все думали о погибшем товарище. Каждый старался рассмотреть что-нибудь в тумане.

Ветер все-таки разогнал туман. На гребнях волн виднелись только белые пятна далеких льдин и клочья пены.

Глава десятая. Остановленная волна

Маша Веселова убедила академика Овесяна, что ей совершенно необходимо с воздуха изучить изменение ледяного покрова вблизи и вдали от установки «подводного солнца». Так Маша стала постоянной участницей ледовых разведок Росова.

Однако если ледяной покров моря исчезал у Маши на глазах, то «ледяная корка» с летчика Росова никак не сходила. После разговора о письме он старался не оставаться с Машей вдвоем.

Во время одного из полетов пришло известие о прорыве ледяного мола. Вслед за тем была получена радиограмма от капитана Терехова, просившего Росова немедленно доставить в Москву тяжело больного начальника строительства Ходова. Едва Росов изменил курс, чтобы лететь к ледоколу Терехова, как принята была еще одна радиограмма за подписью самого Ходова. Он требовал, чтобы летающая лодка включилась в поиски, быть может, унесенных на льдине Карцева, Петрова, Денисюка и Омулева.

Росов показал Маше обе радиограммы. Она вспомнила портрет Карцева, который рассматривала когда-то в журнале, подумала о бородатом океанологе Петрове – они недавно летели вместе из Москвы, – потом она попыталась представить себе Ходова, отказавшегося от помощи, чтобы помочь тем спасению других людей.

– Лодка идет на поиски. К сожалению, высадить не могу, – сказал Росов, глядя в сторону.

– Зачем же? Я сама была бы рада помочь, – бледная, взволнованная Маша вопросительно смотрела на летчика.

Росов пожал плечами:

– Разве что штурману помочь… наблюдать за экраном радиолокатора. С гидромонитора ничего металлического в море не обнаружили. Может быть, вам посчастливится. – И он ушел в кабину пилотов.

Летающая лодка стала снижаться. Маша подошла к молчаливому, сосредоточенному штурману, совсем не похожему сейчас на добродушного Портоса, и вызвалась нести вахту перед экраном радиолокатора.

Только с ее выдержкой и привычкой к наблюдениям можно было высидеть с неослабным вниманием около экрана все время, пока Росов зигзагами прочесывал море.

Маша первая заметила сигнал на экране: ей показалось, что на его ровной матовой поверхности появилась мерцающая точка. Штурман тотчас сориентировался и предложил Росову изменить курс.

Точка на экране становилась все отчетливее. Штурман возился с приборами, старался дать увеличение. Изображение на экране должно было стать таким, словно предмет наблюдают в бинокль. По экрану мчались искрящиеся полосы, он порозовел. То в углу, то в середине на нем что-то мерцало. Маша различала теперь уже несколько точек. Они постепенно росли, туманные, становились все отчетливее, сливались в какой-то рисунок.

– Радиаторы! – воскликнула изумленная Маша.

– И впрямь радиаторы, – подтвердил примостившийся около экрана Костя.

Росов пошел на снижение.

Костя и Маша перебежали в кабину с куполом, рассчитывая увидеть людей на куске ледяного мола. Свободное ото льдов море было покрыто геометрической сеткой, словно заштриховано, и лишь кое-где виднелись белые пятнышки льдин.

– Волны, – кратко пояснил Костя.

Скоро сетка исчезла. Лодка шла круто вниз. Теперь уже были видны огромные волны.

– Заденешь такую за гребешок – каюк, – сказал Костя.

– А если понадобится сесть? – спросила Маша.

– Когда волнение больше двух-трех баллов – посадка запрещается, – строго ответил недавний авиалихач, в свое время переданный Росову на перевоспитание.

Волны действительно были гибельные. Лодка накренилась. Росов делал вираж. Он, очевидно, заметил льдину, которую искал. Вот она, криво взлетающая на хребты! Маша всматривалась в ее белую поверхность.

– Нет людей, – сказал Костя. – Одни радиаторы на льдине…

Маша снова пришла к штурману.

Он радировал на гидромонитор о найденных радиаторах.

«Неужели это все, что осталось от людей?» – тревожно думала Маша, до боли в глазах всматриваясь в экран.

И ей еще раз посчастливилось. Она заметила точку, которая в тот же миг исчезла. Штурман ничего не видел и сомневался. Но Маша настаивала. Опыт тонкого наблюдателя помог ей.

– Вижу, – снова уверенно сказала она. Штурман дал увеличение.

Действительно, на экране что-то появлялось и исчезало.

– Словно сигналы, – неуверенно сказала Маша.

– Нет у них такой аппаратуры, – отмахнулся штурман. – Должно быть, еще один кусок мола.

– Будто тире и точки, – настаивала Маша. – Жаль, не знаю азбуки Морзе.

– Арамису она известна, – отозвался Мамед. – Позвольте проявить свои познания. – Подойдя к экрану, он стал всматриваться.

– Помехи! – не верил штурман. – Не будет металлический предмет появляться и исчезать.

– Тире и точки? – переспросил Мамед. – Тогда можно прочесть слово.

– Какое слово?

– «Мол».

– Мол! Только они могут сигнализировать! И знаете как? Проволокой. Мне при некоторых опытах приходилось этим пользоваться.

Штурман уже не спорил: он лихорадочно вычислял новый курс, на который должна была лечь лодка. Снова Росов пошел на снижение и скоро на бреющем полете помчался над самыми волнами.

– Ой, не зацепи гребешок! – предупреждал командира Костя в особо опасные мгновения.

– Знаю, – отрезал напряженный Росов.

Он увидел на льдине людей и сделал над ними круг.

Костя и Аубеков сбросили резиновую лодку. Маша никого не рассмотрела как следует. Кажется, их было двое, они лежали на льдине.