– Я сейчас попрошу Волкову принести все чертежи. – Алексей поднялся.

– Можно посмотреть не только чертежи, – вставил Федор.

Волков повернулся к нему:

– Что вы имеете в виду, Федор Иванович?

– Проехать на опытный участок, – ответил Федор, кладя на стол трубку.

– Наши комсомольцы успели реализовать новый технологический процесс на своем участке, – разъяснил парторг.

– Вот как! – сказал Волков, поднимаясь. – Подождите, товарищ Карцев. Можете не ходить за чертежами. Посмотрим, как это выглядит в натуре. Жаль, что вы не успели доложить Ходову.

– Прошу прощения, товарищ Валков, – мрачно вставил Ходов. – Это я виноват, не выслушал товарища Карцева, потому что не хотел задерживать начало заседания.

– Хорошо. Поедем, – решил Николай Николаевич. – Далеко это?

– Не очень, – ответил Александр Григорьевич. – Но вы замерзнете, Николай Николаевич. Надо одеться потеплее.

– Найдется ли одежонка впору? – рассмеялся Волков.

Волкову принесли доху, которая человеку обычного роста доходила до пят. Николаю Николаевичу она была чуть ниже колен.

Николай Николаевич вышел на палубу и увидел Галю.

– Вот и хорошо, поедем с нами!

Галя села в вездеход с Николаем Николаевичем. Ходов неприветливо пригласил Алексея в свой вездеход. Федор и Александр Григорьевич уехали вперед.

– Ну как, Галчонок, дела? – спросил Волков, кладя руку на Галин рукав, когда они уселись рядом на сиденье. – Говорят, закончила разведку грунтов?

– Папа, – тихо сказала Галя, – я так счастлива! – И она уткнулась лицом в мягкий мех дохи.

Отец гладил ее по голове. Ему показалось, что дочь плачет.

– Ну вот! – с укоризной говорил он. – Небось на острове Исчезающем не ревела.

Плечи девушки стали вздрагивать еще сильнее.

– Ты мне хоть о новом методе расскажи, наверное, над ним тоже работала, – спросил отец.

Галя только выговорила:

– Увидишь, все увидишь, – и опять уткнулась лицом в мех.

Вездеход остановился. Отец с дочерью вышли на снег. Надо льдом поднималась ребристая стена радиатора, около которой, ожидая Волкова, стояли все руководители стройки.

Снегопад не прекращался, ветра не было. Снежные хлопья, искрясь в лучах прожектора, не падали, а летали над ребристой стеной. Подойдя ближе, Волков заметил, что от стены вверх тянутся стальные тросы. Алексей указал на них рукой:

– Мы применили телескопические трубы. Они годятся для любой глубины. Правда, придется просить о частичной поставке труб большего диаметра…

Стоящий рядом Денис казался громоздким из-за походной рации, видневшейся у него за спиной. Держа в мохнатой рукавице микрофон, он сипло скомандовал:

– Ну давай, хлопец! Вира! Вира! Помаленьку! Чуть влево. Легче. Погнешь трубу, жалеть будешь. Трошки еще!

Волков видел, как кабина вертолета, которую он скорее угадал чем увидел в вышине, стала удаляться. Тросы натянулись, часть ребристой стены длиною около десяти метров поползла вверх. Частокол труб, похожих на прутья, стал расти на глазах. Трубы, прогретые электрическим током, легко выходили изо льда. Алексей объяснил:

– Вертолет для нас не только кран – мы используем его и как транспорт. Вытащив целиком неразборный блок, вертолет несет его к полынье, где сразу опускает в воду. Трубы у нас теперь как бы двухъярусные. Нижняя часть трубы – более тонкая – входит в верхнюю, большего диаметра. Поэтому при спуске нижняя труба упирается в дно и начинает вдвигаться в верхнюю, пока радиаторы не встанут на нужном уровне. Таким путем мы избегаем всех лишних операций сборки и разборки.

– Стоп! Так держать! – закричал Денис. Поднятых радиаторов уже не было видно. Казалось, что трубчатый забор уперся в самое небо, оторвавшись в то же время от земли. Во льду под ним стали заметны отверстия.

– Хлопцы! Надевай патрубки! – скомандовал Денис.

– Соединяющие патрубки остались на дне, ими мы пока жертвуем, – объяснял Алексей. – Сейчас на трубы снизу наденут новые дугообразные патрубки, и блок будет готов к спуску. Кстати, будем их отливать изо льда.

Через несколько минут вертолет со своей ношей улетел.

– Орел! – с довольным видом заметил Денис. – В торосах не застрянет!

Сверху все еще слышался характерный свистящий звук горизонтального винта.

– Вернулся? – спросил Волков.

И как бы в подтверждение его слов, из снежной сетки стал спускаться блок радиаторов, но трубы были не длинные, а коротенькие, словно их успели обрезать.

– Этот новый блок, доставленный вторым вертолетом, останется здесь стоять навечно, чтобы поддерживать ледяной мол в замороженном состоянии. Все блоки мы собираем теперь в теплых трюмах, их приносят по воздуху, чтобы установить здесь. – Алексей показал ногой на дырки во льду.

Блок опускался. Галя тронула отца за рукав, чтобы он отошел в сторону. Волков шагнул к Ходову и вопросительно посмотрел на него. Тот закашлялся.

Подошли Алексей, Федор и дядя Саша.

– Я выслушал доклад о новом методе, примененном на опытном участке, – с обычным спокойствием начал Ходов и внезапно замолчал, стараясь взять себя в руки.

Волков распахнул доху, наблюдая, как устанавливают радиаторы. Подъехала автоцистерна для заполнения блока раствором.

– Я как инженер должен признать решение удачным, – сказал Ходов, кладя руку на плечо Алексея.

– Не скупитесь, не скупитесь, Василий Васильевич! – подбадривал его Волков. – Не только удачным…

– Я должен признать это техническое решение блестящим и полностью снимающим все возражения… – он закашлялся, – все мои возражения против строительства мола без труб. Я был не прав…

Гале казалось странным, что в голосе Ходова не слышалось привычного скрипа. Он звучал почти взволнованно, и она подумала, что, быть может, Ходов этой нарочитой скрипучестью всегда смирял свою страстность.

– Василий Васильевич! – сказал Алексей. – Если бы не вы, мы ничего бы не придумали. Вы заставили нас искать это техническое решение, и в нужном направлении!

Воздух был наполнен гулом и свистом лопастей. Над полыньями висело около десятка вертолетов. Людей почти не было видно, казалось, что всю тяжелую работу здесь, на льду, выполняют только эти гигантские стрекозы.

Алексей смотрел на ребристый забор и уже представлял себе, что он тянется на тысячи километров на восток – до самого острова Врангеля, славного традициями своих первых жителей, и дальше – к Берингову проливу. Он видел ледяной мол уже законченным.

По всей земле прошла весна, прошла бегущими с юга волнами. Удивительные синие тени, каких не было зимой, ложились на снег от потемневших деревьев, от фигурки лыжника, от зверя на полянке.

Осели, подтаяли сугробы. В поле до самого окоема – глазурный наст, а по нему тянутся золотые дорожки – пути к яркому, веселому солнцу. Из-под зимнего спуда вырвались ручейки, забили несчетными ключами, зажурчали раньше птиц весенними песнями.

Не сошли снега, а уже прилетели неугомонные грачи – галдят, шумят, сидя на голых ветках.

И шла с юга на север волна загадочного запаха весны, который не могут объяснить ни физики, ни поэты. Втянешь в себя обновленный воздух – и набираешься неведомых сил, а в ушах звенит неумолчный зов.

Идет еще одна волна весны и смахивает прочь с проснувшихся полей скучный их белый покров. Деловито чернеет влажная земля, и свежей травкой одевается луг.

Постоят в золотисто-зеленой дымке леса – и вдруг белыми взрывами начнут распускаться там и тут первые яблони или кусты черемухи, пьянящие, горькие, нежные.