– Опыт не удался, – продолжал Ходов. – Такую возможность учитывали. Однако не следует думать, что это обстоятельство уменьшает ответственность всех нас, строителей, проектировщиков и некоторых несущих ответственность особую…
Алексей резко повернулся к Ходову, готовый с вызовом встретить его взгляд, но Ходов смотрел не на него, а на Александра Григорьевича Петрова. Алеша только что рассердился на дядю Сашу, но теперь он встревожился. Он вдруг впервые заметил, сколько прибавилось у того седины в бороде.
– Я имею в виду себя, начальника строительства, и вас, Александр Григорьевич, но не как парторга стройки, а как ученого-океанолога, своим заключением повлиявшего на решение строить мол вопреки некоторым другим мнениям.
Александр Григорьевич откинулся на спинку стула и ровным, спокойным голосом сказал:
– Решайся сейчас вопрос о строительстве мола, я снова бы дал точно такое же заключение.
Ходов едва сдержал себя.
– Нам с вами представится случай дать разъяснения по этому поводу, – жестко сказал он. – Получена радиограмма, вызывающая научного консультанта стройки океанолога Петрова в Москву, к товарищу Волкову. Там же спросят ответ и с меня.
– Добро, – удовлетворенно сказал Петров, неторопливо поднимаясь.
Алеша вскочил. Ему хотелось защитить дядю Сашу, взять ответственность на себя, только на себя одного.
– Вылететь надо немедленно, – все так же жестко добавил Ходов. – Наш летчик Росов, обслуживающий стройку, доставит вас. Постарайтесь получить все необходимые инструкции. Росова не задерживайте.
Дядя Саша пожал плечами. Ходов долгим взглядом провожал его широкую спину, пока за ним не закрылась дверь. Выйдя на палубу, Александр Григорьевич увидел настороженно смотревшую в небо Галю.
– Весну чуешь? – спросил он. – Даже птицу перелетную приметила!
В голубом небе, распластав застывшие в полете крылья, шла летающая лодка Росова.
Глава вторая. Бегут года
Сергей Леонидович Карцев родился в Казалинске, на границе пустыни, близ Аральского моря.
Еще в детстве он узнал цену воде. Он видел слезы матери, когда в засушливый год вода не поднималась по каналам и убогий участок за их домом выгорал. Вода означала жизнь. Недаром киргизы говорили: «Земля кончается там, где кончается вода», а туркмены: «Вода дороже алмаза», Сергей Леонидович с детства привык относиться к воде как к величайшей драгоценности. Он прошел суровую школу борьбы. Жизнь все время сталкивала его с огромными просторами плодороднейшей земли, лишенной воды. Мечта дать земле воду владела им с детства.
В студенческие годы Карцев заинтересовался смелыми мыслями русского инженера Демченко, еще в прошлом веке говорившего о возможности использования воды сибирских рек для изменения климата Арало-Каспийской низменности. В царское время эта мечта инженера казалась бредом.
В других условиях вернулись к этой мысли советские инженеры. Карцев ознакомился с проектом Букенича, предлагавшего в 1920 году повернуть Иртыш, чтобы он прошел через Тургайский перевал. Тысячелетия назад поднялся этот перевал и изменил ток сибирских рек. За новым водоразделом остались сухие древние русла, которыми можно воспользоваться.
Узнал вскоре Карцев и о проекте Монастырева, предложившего в 1924 году повернуть Обь и Енисей, чтобы они впадали в Каспийское море.
Мечта о грандиозных преобразованиях овладела молодым инженером. Он работал на стройках плотин и каналов. Для него это было подготовкой.
Он мечтал принять когда-нибудь участие в невиданном проектировании – разработать грандиозный замысел поворота сибирских рек.
Началась Великая Отечественная война. Инженер Карцев тщательно смазал именной маузер, полученный за храбрость, и явился в военкомат. Однако пришлось вернуться домой. Его боевой пост был там, где он работал.
И когда гитлеровские полчища уже давно откатились от Волги, карандаш инженера Карцева чертил на карте, похожей на штабную, линии каналов, которые должны были напоить водой приволжские степи. Карцев на чертежах перегораживал реку Обь сорокакилометровой плотиной высотой в семьдесят восемь метров. Там должна была возникнуть мощнейшая в мире гидростанция, равная десяти Днепрогэсам. Поднятая плотиной Обь разливалась по карте, затопляя болота и тундру. Карцев обводил контуры будущего Сибирского моря, площадью больше, чем Азовское и Аральское моря, вместе взятые, где должно было появиться рыбы больше, чем в Каспии. Другая плотина намечалась на Енисее. Ей предстояло повернуть великую реку вспять, чтобы воды ее прошли через Тургайский перевал и по древним руслам и поймам дошли до Аральского моря. Эти воды должны были принести жизнь в пустыни. Впоследствии ему пришлось внести в свои проекты перспективы, учитывающие новые гигантские гидростанции на Оби и Енисее. Но основная мысль его замысла сохранялась.
И Карцев, склонясь над картой, проводил воды Енисея по реке Кеть и древним узбоям через Аральское море, направляя их к устью Амударьи. Отсюда будет прорыт канал, по которому часть вод Амударьи направится в пески Черных барханов. Но с приходом вод Енисея Амударья может отдать все свои воды Хорезму. По каналу потечет Енисей, который будет впадать в Каспийское море, не давая ему высыхать. По пути он будет орошать Черные барханы. Но для этого его вода, пройдя через Аральское соленое море, должна остаться пресной. И Карцев перечеркивал Аральское море. Его или перепашут, отведя енисейскую воду в сторону, или превратят в пресное проточное озеро. Море становится соленым из-за солей, которые несут в него реки. Вода испаряется с поверхности моря, а соль остается. Если Арал станет проточным, соленость его не будет расти – надо лишь удалить старую соленую воду. Уровень. Арала выше Каспия. На карте проводится канал, и по нему вся вода Аральского моря будет спущена в Каспий.
В котлован бывшего моря направят воду Енисея, чтобы «промыть» бывшее море, затем высушить, едва не протереть тряпочкой, и снова наполнить енисейской водой, превратив Арал в огромное проточное водохранилище с многолетним запасом пресной воды для орошения.
В расчетной записке, составленной Карцевым вместе с другими инженерами, фигурировали цифры, дышавшие подлинной поэзией жизнеутверждающей мечты. Чтобы создать для енисейских вод реку-канал, более мощную, чем Волга, способную перебросить на четыре тысячи километров (в том числе тысячу двести пятьдесят километров по прорытым каналам) триста кубических километров воды в год, нужно вынуть грунта пятьдесят миллиардов кубических метров. Каждый этот вынутый кубометр земли, приведя в пустыню воду, обеспечит при двух-трех урожаях в год шесть килограммов ценнейшего хлопка, тридцать килограммов сахару, сто килограммов шерсти, двести килограммов мясопродуктов. Эти цифры следовало помножить на пятьдесят миллиардов, чтобы представить себе несметное богатство, которое получит страна, способная выполнить эти титанические работы.
Если слить вместе все молоко, которое можно получить там, то молочная река, полноводнее Дона, ежегодно не иссякала бы в течение месяца.
Бывшие пустыни, орошенные сибирской водой, способны будут дать труд пятидесяти миллионам и прокормить полмиллиарда человек!
И для этого нужно вынуть пятьдесят миллиардов кубометров земли. На Днепрострое за тысячу пятьсот дней было вынуто только три миллиона. Но с помощью новейшей техники – исполинскими скреперами или гигантскими экскаваторами – пятьдесят миллиардов кубометров можно вынуть всего лишь за пять лет, а взорвать и того быстрее – за два года.
Мечта – первый этап проектирования!..
Шли годы. Волга преградилась плотинами, появились грандиозные гидростанции на нижней и средней Волге, вслед за ними Чебоксарская, наконец, Братская на Ангаре и энергетические гиганты на Оби и Енисее. Волжские воды дошли до реки Урал, а с другой стороны в приуральские степи пришла сибирская вода Енисея и Иртыша. Морские суда плыли из Карского моря вверх по Енисею, через Тургайский канал, через Аральское пресное море в Каспий и оттуда поднимались до самой Москвы. Полосы лесов изменили облик страны, создали новый климат. В центре континента возник как бы новый материк, материк плодородия.