– Это упрямство! – Ходов впился в Алексея холодным взглядом.

– Может быть, это упорство, Василий Васильевич? – вмешался дядя Саша. – И пожалуй, хорошее упорство. А?

Ходов закусил губу.

– В Москве я вынужден буду доложить, что строительство не может перейти на новый метод при существующей механизации. Заменять труд машин человеческими мускулами, возвращаться на десятилетия назад мы не будем. Работы на опытном участке смогут продолжаться, как я полагаю, лишь до моего возвращения из Москвы. На это время, поскольку инженер Карцев все еще будет занят только своим опытным участком, руководство строительством возлагаю на вас, товарищ Терехов. Тебя, товарищ Петров, как парторга ЦК, прошу помочь. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Душа будет болеть за всех.

Говоря это, Ходов пожал всем руки. Сутулясь, он пошел к выходу. Было слышно, как он закашлялся на палубе.

Федор, Алексей и дядя Саша остались в салоне. Дядя Саша пристально смотрел на Алексея, боясь уловить в его взгляде растерянность. Но он заметил только решительность и упорство. Довольная улыбка снова пробежала по лицу дяди Саши.

– Нашему Василию Васильевичу, Алеша, нельзя отказать ни в резкости, ни в справедливости суждений. Дела на вашем опытном участке потому идут плохо, что вопрос вы решили только наполовину.

– Да, вы правы, дядя Саша, – задумчиво сказал Алексей. – Но было бы преждевременно прекратить опытные работы и поиски решения.

Дядя Саша сел к столу и, подперев подбородок руками, сказал:

– Боюсь, что за последнее время ты, Алеша, все свои силы отдавал не поискам новых решений, а текущим заботам: как бы не отстать еще больше на опытном участке.

– Да, это правда, – согласился Алексей.

– Самое трудное место – это переделка блоков. Что же ты думаешь об этом?

Алексей немного смутился.

– Я думал… думал о том, чтобы сделать передвижные мастерские в трюмах ледоколов. Там, в тепле, переделывать блоки будет легко.

– Не выйдет, – прервал до сих пор молчавший Федор. – Ледоколов не хватит. Прикидывал. Из портов не доставишь.

– Пожалуй, ошиблись мы, что поручили тебе руководить опытным участком, – продолжал дядя Саша.

Алексей вспыхнул.

– Надо было оставить тебе свободу мысли, чтобы не подгонял своих опытников, а смотрел бы на приемы их работы со стороны, критиковал бы их, находил бы новые решения.

– Понимаю, дядя Саша, – сказал Алексей, опустив голову. – Конечно, самое трудное – критиковать себя.

– И отказываться от своего, – добавил дядя Саша.

– Алексей, мы советовались, – сказал Федор, выколачивая трубку. – Пока прав Ходов. Ты оказался в плену у своих первоначальных мыслей. Когда пробиваешься через тяжелые льды, никогда не идешь прямым путем. Все ищешь нового пути.

Дядя Саша и Федор не сказали Алексею ничего обидного, они не сказали ему, казалось бы, и ничего значительного, но они добились от него именно того, чего хотели. Алексей выскочил из салона капитана, как из бани. Вытирая потное красное лицо, он побежал к своей каюте.

«Ехать на участок, немедленно! На минуту представить себе, что ничего не знаешь, видишь все впервые! Критически осуждать и отвергать все, пусть даже предложенное самим. И того же потребовать от других. А то все свелось к слепому и усердному выполнению раз принятого».

Рывком открыв дверь в свою каюту, Алексей увидел там заснувшую Галю. Она сидела у стола, уронив на него голову с рассыпавшимися черными волосами.

В первое мгновение Алексей смутился. Он хотел разбудить спящую девушку и вдруг почувствовал желание поцеловать ее волосы, пока она спит. Но Галя проснулась и сразу же заметила в Алексее перемену. Его возбужденное лицо сияло внутренним светом.

Она спросила его взглядом.

– Хочешь поехать со мной на участок? – предложил он.

Гале смертельно хотелось спать, но она вскочила, счастливая, готовая ехать куда угодно.

Глава двенадцатая. Телескоп

К ночи снова разыгралась пурга.

В потускневшем свете прожекторов снежные струи полупрозрачными полотнищами то взвивались к тучам, то стелились волнами по льду. Летающих кранов в белой пелене совсем не было видно. Казалось, что канаты свисают прямо с низкого неба.

Денис сам руководил вытаскиванием труб на опытном участке. Он весь был в заботе – как бы догнать остальные участки строительства.

Снятые радиаторы лежали на льду бесформенными грудами. Над ними сразу же наметало сугробы.

– Вира! Вира! – осипшим басом кричал в микрофон Денис, держа его в рукавице. – Легче бери! Не занозу тянешь!..

Пурга не прекращалась. Где ж тут перекрыть задание, наверстать упущенное!.. Лишь бы дневное задание выполнить!

Трубы из запасов Алексей не давал. Заставлял использовать вытащенные, переделывать их, укорачивая или наращивая в зависимости от новой глубины, на которую их предстояло опустить.

Доставленные по воздуху к новому месту, они лежали около полыньи, полузанесенные снегом, и ждали своей очереди.

Бригада подгонщиков с механическими ножовками, опиливавшими трубы, и сварочными аппаратами, надставлявшими их, сбивалась с ног. «Слесарная мастерская» была под открытым небом. Число помороженных все увеличивалось.

Денис был вне себя от ярости и бессилия. Он носился на вездеходе между двумя участками, где вынимались и вновь опускались под лед трубы.

– Куда? Куда садишься? – кричал он в сердцах пилоту «летающего крана», видя, что тот опускает вертолет около вагончика дизельной электростанции.

Однако пилот посадил машину именно там. Возмущенный Денис ринулся к кабине и тут только заметил выходящих на лед Галю и Алексея. Галя протянула ему руку:

– Дениска! В таких мехах да при твоем росте ты совсем медведище.

Денис перебросил микрофон в другую руку, встряхнул за спиной ранец радиостанции и, стащив меховую рукавицу, осторожно пожал тонкие Галины пальцы.

– Как работа? – кратко спросил Алексей, идя рядом с Денисом.

Денис махнул рукой и крякнул:

– Мартышкин труд. Собираем да разбираем. То радиаторы на трубы поставим, то снова снимаем, чтобы трубы тягать. То режем, то варим, потом снова режем, потом опять надставляем.

Алексей остановился, наблюдая за работой и мысленно повторяя слова Дениса: «Мартышкин труд… Собираем да разбираем… режем да надставляем…» Действительно, ведь сколько раз приходится одни и те же трубы ввинчивать и вывинчивать из коллекторов. А зачем? Разве нельзя вместе с коллекторами вынимать? Или подгонка труб по длине? То резка, то сварка!.. И все это на морозе!.. Только и мечта о теплых трюмах ледоколов, которых нет и не будет. Значит, надо искать иной выход из положения.

– Как только вы тут работаете? – спросила Галя. – Дух захватывает от ветра. У нас, у геологов, право, лучше. Хоть в кабине вездехода можно погреться.

Алексей воспринял слова Гали как укор и задумался.

К Карцеву подошел один из строителей. Алексей, поздоровавшись, стал расспрашивать, как рабочие устраиваются на ночь. Оказалось, что спят здесь в теплых палатках с надувными стенками.

– Тепло-то тепло, – сказал строитель. – Воздух, он лучший теплоизолятор. Только порой недосыпаем. Денис Алексеевич поднимает…

Еще вчера Алексей шуткой подбодрил бы строителя, сегодня и эти слова звучали как упрек. Строитель прав. Люди не должны так работать в наше время. Алексей сам осудил бы такие методы, если бы столкнулся с ними впервые. Конечно, это только опытный участок. Но здесь-то и должны вырабатываться передовые приемы. Должны… но еще не выработаны. И по вине Алексея, который слишком беспокоился о том, чтобы выполнять дневные задания, и упускал из виду главное – возможность перехода всего строительства на разработанный здесь метод.

– Алеша, ты отморозишь себе левую щеку. Надо потереть снегом.

Алексей словно и не слышал Галиных слов.

Денис предложил пойти в вагончик дизельной станции погреться. Галя взглянула на Алексея. Ей не хотелось, чтобы он заподозрил ее в слабости.