Выйдя во двор, Куропаткин сел за стол, обвел тяжелым, усталым взглядом господ и, не вставая, что он во время застолья делал редко, сказал:
- Просьба к вам или требование, как вам будет угодно, так и понимайте, сводится к одному - заставить всякого живущего в Закаспии, не жалея сил, трудиться на оборону. Понаблюдал я нынче за асхабадскими обывателями, за их аморфной апатией, и самому занеможилось. Конечно, господа, с фунта хлеба не порезвишься, но и складывать руки да глядеть на все пустыми глазами - тоже, однако, негоже. Серость и запустение кругом - вот что я вам скажу, - заговорил он громче и строже, словно зажигаясь от собственных слов. - Понастроили за мое отсутствие много контор и прочих учреждений, - банки, гостиницы, хлопкоочистительный и маслобойный заводы, мыловаренный, кишечный, кирпичный, - и производительность вроде в сводках большая, а продукции не видно. Да и одно лишь слово - заводы, а по сути - кустарные мастерские. Все внимание уважаемых господ приковано к ним, а сельские общины, о которых я денно и нощно пекся, вовсе без внимания остались. О них у вас и речи нет... Сколько вокруг Асхабада русских поселений, а ну-ка, вспомним! Комаровка, Янгоб, Рербергский, Романовский, Нефтоновка, Ванновский, Обручевка, Михайловка, Нижняя Скобелевка, Верхняя Скобелевка, Прохладный, Самсоновка... Что еще?
- О своем, Куропаткинском, забыли, - подсказал Доррер.
- Я забыл, но вы-то, господа, должны помнить. Вы, судя по всему, начисто обо мне забыли - до сих пор в Алексеевке, под Кушкой, сельскохозяйственная школа не открыта. Туркменские общины вовсе без внимания. Вот полковник Хазарский доложил мне - в нынешнем году у закаспийских мировых судей находится около четырехсот дел, и половина из них не рассмотрена. Кяризные дела в самом жутком состоянии. Вам, граф, я вынужден сделать порицание за столь невнимательное отношение к туркменскому обществу.
- Его сиятельство оказывает внимание только тем, у кого сердце доброе и рука щедрая! - Хазарский надменно посмотрел на Доррера.
- Господин полковник, вам бы следовало выбирать выражения и знать, о чем говорить! - Доррер демонстративно отложил вилку. - Думаете, я не понимаю, куда вы клоните?!
- Прекратить разговорчики! - жестко выговорил
Куропаткин. - Мировыми судами и состоянием служебных дел займемся особо. Кстати, господин Хазар-хан, вы мне представьте докладную о беспорядках в Гасан-Кули и Чикишляре. Черт знает что творится...
- Измельчали прибрежные туркмены, что и говорить, - вмешался генерал Мадритов, приехавший из тех мест для встречи с генерал-губернатором. - Куда только подевалась храбрость туркмен, отвага, порядочность...
- Вам ли, генерал, говорить о порядочности! - мгновенно вспылил Хазарский. - О вашей «порядочности» легенды по всему каспийскому побережью слагают, детей пугают вашей фамилией: «Не плачь, чага, а то Мадритов услышит - придет!».
- В чем дело, полковник?! - Мадритов встал из-за стола.
- А в том, что, обвинив всех иомудов в дезертирстве, вы привели свой отряд на Гурген и начали сжигать кибитки дехкан. Вы, под видом контрибуции, устроили бандитский грабеж, а в своих реляциях в Ташкент занялись самовосхвалением. Все туркмены от аула Беум-Баш до Боджнурдской провинции покинули свои селения и бежали в Персию. Кибитки их сожжены, посевы уничтожены, скот угнан вами. Вы закапывали туркмен живыми в землю! Вы накалывали на пики грудных детей и поднимали в воздух! Вы насиловали женщин, и даже были случаи, когда ваши каратели вырывали из животов беременных женщин детей!..
- Замолчать! - прокричал вне себя Мадритов.- Да как вы смеете! Вы ответите мне перед офицерским судом!
- Сядьте оба. - Куропаткин поднял руку и, когда оба на какое-то время, словно опешив, замолчали, добавил: - И прошу обоих удалиться прочь. Отправляйтесь, Мадритов, немедленно к месту службы. А вы, Хазар-хан, поезжайте в Геок-Тепе к Теке-хану, подготовьте его к встрече со мной...
Поезд Куропаткина геоктепинская делегация встречала со стороны музея, который доселе не открывался с год, а может, и больше, а теперь аллея к нему была устлана текинскими коврами, и на углах здания трепетали на ветру два российских флага. Теке-хан заметно волновался, и волнение его шло от неуверенности - узнает ли его генерал-адъютант Куропаткин, ведь прошло около двадцати лет, как они не встречались. Сомнения, однако, оказались напрасными. Куропаткин, выйдя из вагона, сразу направился к выстроившейся в длинную шеренгу делегации и безошибочно отыскал в ней Теке-хана.
- Хай, Махтум, постарел ты, мудрая голова! - Куропаткин обнял его и трижды расцеловал по-русски. - Давно мечтал с тобой повидаться, да чтобы добраться до тебя, целые годы понадобились. Как живешь-можешь, дорогой аксакал! Жена, дети, внуки - все ли хорошо? Слышал, по кяризу своему тяжбу вел? Мне рассказал обо всем Хазар-хан, потом подробнее потолкуем, а сейчас веди. - Он повернулся к полковнику Хазарскому. - Что у нас тут по программе?
- Музей, господин генерал-адъютант.
- Ах, это тот музей, который я сам закладывал, а достраивали уже без меня! Ну что ж, посмотрим... Охотно посмотрим... Пойдемте, господа. - Все приехавшие с генерал-губернатором и текинская делегация направились к кирпичному, терракотового цвета, зданию музея, выстроенному в восточном стиле, с двумя пушками у окон.
Куропаткин вошел в мрачное помещение первым и сразу увидел портреты монархов России - Александра II и Александра III, в чью бытность была завоевана крепость Геок-Тепе и добровольно вошла в состав России Туркмения. Здесь же, но чуть меньших размеров, висел портрет бывшего кавказского наместника князя Михаила. Генерал прошел дальше, с интересом глядя на стены, и остановил взгляд на огромной картине художника Сверчкова, изобразившего генерала Скобелева на белом коне. Эту картину ко дню открытия музея из Петербурга прислал сам Куропаткин, будучи военным министром. А вот и фотографии офицеров, отличившихся при взятии крепости, и Куропаткин среди них. Тут же портреты текинских ханов, оружие, каким оборонялись защитники крепости... Продолжая осмотр, генерал тихонько втолковывал Теке-хану, чтобы не мешкал - поскорее собирал нукеров и гнал без всякой жалости и сострадания тех, кому положено, на тыловые работы.
- Дезертиров много развелось, в аулах скрываются,
а некоторые ханы не видят этого, или делают вид, что не видят, - подсказывал Куропаткин. - Больше десяти тысяч душ надо послать из Закаспийской области... Помощь твою особо отмечу.
- Не извольте беспокоиться, господин генерал. - Теке-хан, то и дело кланяясь, преданно заглядывал в глаза Куропаткину.
После осмотра музея Куропаткин произнес небольшую речь, разжигая национальные чувства ханов и мулл, еще раз попросил Теке-хана, чтобы всем миром служили текинцы исправно, и поднялся в вагон. На следующее утро, после непродолжительной остановки в Джебеле, генерал-губернатор приехал в Красноводск и занялся осмотром госпиталей. Здесь, как и всюду, где он появлялся, его также встречали различные делегации. И он, особо не церемонясь, старался уйти от второстепенных дел и решить самое главное для него: поднять дух солдат, отъезжающих на фронт, взбодрить и вселить уверенность в находящихся на излечении раненых фронтовиков, наладить снабжение госпиталей всем необходимым. Он был далек от мысли принимать от кого-то подарки или дарить кому-то что-то. Но вот к морскому офицерскому клубу, куда генерал со свитой отправился обедать, и только-только сел за стол, конюхи подвели серой масти арабских скакунов. Чудо-красавцы, перебирая копытами, цокали подковами по булыжной мостовой - зрелище было столь впечатляющим, что многие из господ вышли на улицу. Куропаткин тоже встал и, выйдя, увидел генерала Мадритова. Тот стоял впереди семерки аргамаков, нагловато улыбаясь, а потом, чеканя шаг, подошел к генерал-губернатору:
- Ваше высокопревосходительство, это вам-с... от меня-с... Не извольте обидеть...
- Вы что же, смеяться надо мной вздумали?! - побагровел Куропаткин. - В эту-то пору, когда народ гибнет!.. - Он круто развернулся и скрылся в здании морского клуба.