— В конструкторском бюро вашего завода хранится документация на известную вам машину, прошедшую все испытания и запланированную к выпуску с начала будущего года. Эта документация должна оказаться на той стороне.

Мейерович побледнел, лицо его сразу осунулось. Он встал, выпрямился, но тут же беспомощно опустился в кресло.

— Когда ожидается ревизия? — снова заговорил мягким, вкрадчивым тоном Раджими.

— Дней через пятнадцать.

— Вот к этому сроку я вас и переправлю. Раджими встал, решив, что на этом беседу можно закончить, но Мейерович вдруг спохватился:

— А как же жена? Что будет с ней?

— Все предусмотрено, — успокоил Раджими. — Двух сразу переправить невозможно, но недели через две она будет вместе с вами.

Выйдя из дому, Раджими по привычке осмотрелся и облегченно вздохнул.

11

Абдукарим сидел в своей машине на стоянке такси. Уже несколько дней сряду он избегал встреч с Саткынбаем, вставал раньше, чем обычно, и тихо уходил на работу; а вечером, прежде чем войти в дом, заглядывал в окна, желая убедиться, спит его жилец или нет. Но долго так продолжаться не могло, Абдукарим прекрасно это понимал. Да и с какой стати он должен чувствовать себя в своем доме стесненно!

«Подлец!» — мысленно обругал своего жильца Абдукарим и вздрогнул: у машины стоял Саткынбай.

— Открой, — попросил он.

Не без колебания Абдукарим открыл дверцу. Саткынбай влез на заднее сиденье.

— Выручи, — сказал он, — заплачу. Не хотел с тобой связываться, да, как назло, нет ни одной машины. А время не терпит.

Абдукарим вышел якобы для того, чтобы проверить покрышки. Он постучал по каждой из них ногой и осмотрелся: действительно, ни одной машины на стоянке не было. Абдукарим не знал, что Саткынбай специально, в течение нескольких часов выжидал этого удобного случая.

— Куда? — коротко спросил Абдукарим, запуская мотор.

— Туда, где нас первый раз ждал Раджими. Тронулись. Некоторое время ехали молча, потом Саткынбай сказал:

— Давай обо всем забудем. Нам ссориться невыгодно…

Абдукарим насторожился: тон был необычный.

— А я и не хотел ссориться, — промолвил он. Снова помолчали. Машина неслась по пустующим ночным улицам города. Мелькали освещенные окна. Асфальт окончился, началась мощенная булыжником мостовая.

— Когда свадьба? — раздался сзади голос Саткынбая.

— На следующей неделе.

— Пригласишь?

— Ты живешь в нашем доме, зачем тебя приглашать!

— А мамаша твоя иначе рассуждает: она хочет отказать мне в квартире.

— Живи сколько хочешь, — коротко ответил Абдукарим и почувствовал на своем затылке горячее дыхание Саткынбая.

— Вот и хорошо! — согласился Саткынбай. — А когда тебе трудно будет с деньгами — скажи, я всегда выручу.

Абдукарим молчал. В душе росла тревога: почему сегодня Саткынбай сел не рядом с ним, как обычно, а позади?

Миновали второй мост. Где-то внизу шумел канал. Из-за тучи выплыла луна и залила все вокруг бледномолочным светом. Справа от моста тянулись редкие жилые строения, слева начинался пустырь.

— Бери влево, — сказал Саткынбай и похлопал Абдукарима по плечу. — А теперь разворачивайся на обратный ход. Подождем минут пять.

Абдукарим остановил машину и выключил мотор. Сразу стало тихо, и от этой тишины ему сделалось жутко. Желая скрыть нарастающее волнение, Абдукарим полез в карман за папиросами.

— А машину ты водить здоров! — сказал Саткынбай. — Дай-ка и я закурю.

Абдукарим хотел чиркнуть спичкой, как вдруг что-то обрушилось на его голову, перед глазами вспыхнули огни, потом свет погас…

Саткынбай прислушался: дыхания не слышно. Вышел из машины, вытащил Абдукарима, легко поднял на руки и понес. На краю обрыва положил его на землю. Ощупал карманы: коробка папирос, пачка денег — дневная выручка. Все переложил к себе в карман. Столкнул тело вниз.

— Вот так будет лучше, — произнес он спокойно и направился к машине.

Никита Родионович подал Шарафову только что полученную перед выходом из дома телеграмму от Ризаматова.

Майор прочел:

«Институт срочно вызывает сдачу экзаменов Москву. Как быть?»

Шарафов задумался. Брови его сошлись на переносице.

— Да, мы не учли приближение осени, — произнес он с огорчением. — Вы, кажется, предупреждали меня, что Ризаматов поступает в институт…

— Месяца два назад.

Майор постучал пальцами по столу.

— Что ж, задерживать не будем, — сказал он, возвращая Ожогину телеграмму. — Пусть едет. — И, заметив удивление в глазах Никиты Родионовича, добавил: — Телеграмма подсказала мне интересную мысль. Я думаю, Что отъезд Ризаматова надо даже ускорить. Пусть сядет в поезд не завтра, а сегодня ночью.

… Два дня спустя, в девять часов вечера, Юргенс надел очки и вышел на очередную прогулку.

Как обычно, он неторопливо направился к центру города. Он старался держаться теневой стороны, избегал освещенных мест и хотя и сознавал, что такая предосторожность излишня, все же не пренебрегал ею по привычке.

Войдя в сквер, он замедлил шаг и присел на скамейку у густой зеленой изгороди летнего ресторана. Оркестр исполнял попури из какой-то оперетты. За близстоящим столиком двое громко разговаривали.

— Да ты толком расскажи, — просил один: — кого убили?

— Не убили, а пытались убить шофера нашей базы.

— Как же это произошло?

— Машина с базы ушла утром, а ночью на пустыре заметили человека. Подобрали. Оказался шофер двадцать шестой машины. Голова разбита, чуть дышит… Вызвали неотложную помощь и отправили в больницу.

Оркестр заиграл марш и заглушил голоса.

Юргенс всячески напрягал слух, но теперь ничего разобрать не мог.

При всей своей выдержке он не смог унять мелкую неприятную дрожь в ногах. Очевидно, Абдукарим жив. Надо было немедленно принимать меры, и Юргенс заспешил домой.

Не успел он переступить порог, как навстречу поднялся Раджими.

— Я с плохими вестями, — сказал он.

— Да… — не то спросил, не то подтвердил Юргенс.

— Исчез Алим Ризаматов.

Удар был неожиданным. Юргенс стоял, не двигаясь, в напряженной позе, но на лице его ничего нельзя было прочесть.

— Как исчез?

Раджими вскинул плечи, развел руками:

— Его соседка по квартире мне рассказала, что позавчера подошла неизвестная машина. Алим отдыхал после обеда. В комнату вошли двое, вернулись с Ризаматовым, усадили его и увезли.

— Что это, провал? — глухо проговорил Юргенс и быстро заходил по комнате. — Немедленно идите на квартиру Саткынбая и предупредите его, чтобы он скрылся: Абдукарим жив. Я слышал собственными ушами. Бегите скорее! Раджими остолбенел.

— Не тяните, бегите! — грубо сказал Юргенс. Раджими поспешно бросился к двери. Минул час.

«Тик-так… Тик-так…» — выстукивал монотонно маятник на часах.

Юргенс ходил, опускался в качалку, вновь вставал, курил, пытаясь успокоить взбудораженные нервы.

Бледная и неровная полоска лунного света падала на расстеленный на полу коврик.

«Тик-так… Тик-так… Тик-так…»

Юргенс быстро подошел к часам и остановил маятник: он начинал действовать ему на нервы.

Заскрипела дверь, раздались тихие шаги, и в полумраке комнаты обрисовались контуры человека. Это был Раджими.

Он вошел, облокотился на дверной косяк и тяжело перевел дух. Юргенс ждал, нетерпеливо постукивая ногой.

— Беда! Саткынбая вчера под утро арестовали.

— Как это произошло? — глухо спросил Юргенс. Раджими молчал. С таким же точно вопросом и он мог обратиться к Юргенсу.

Кто мог ожидать, что все так сложится! Надо было свертывать широко задуманные планы. Снимался с повестки дня, как неразрешенный, вопрос получения данных о стратегическом сырье республики. Не могло быть и речи об использовании дома тетушки Раджими под нелегальную радиостанцию.

Обстановка требовала ускорить похищение документов Мейеровичем.

Принятый ранее вариант вывозки одного Мейеровича теперь уже не подходил: оставлять его жену — значило рисковать делом. Должен был уйти и Раджими.