Изменить стиль страницы

— Что-нибудь не так? — забеспокоился толстячок.

— Да вот конверт…

— Что конверт? — не понял тот.

— Ну, несерьезный, что ли. Все-таки начальник отдела… Погоди-ка. — Петр махнул рукой и, порывшись среди пакетов молока, батона хлеба, других свертков, вытащил оттуда яркий фирменный пакет с изображением известного певца Хампердинка. — Что для приятного человека не сделаешь?! — Он переложил из конверта пачки денег в пакет, сложил и, вытащив из кармана ленту-скотч, аккуратно обмотал ею пакет крест-накрест. — Ну вот, сейчас не стыдно и министру отдать.

В этот самый момент показалась вишневая «Волга». За рулем сидел Гарик.

— Вот он! — воскликнул Петр.

Толстячок оглянулся и не заметил, как Петр подал знак Гарику и быстро подменил пакет, вынутый из-под полы пиджака. Мужчина взял пакет, и они подошли к остановившейся возле них «Волге».

— Ну как, все в порядке, Константин Львович? — весело спросил Петр.

Гарик ничего не ответил и хмуро кивнул на заднее сиденье. Они молча уселись в машину, и «Волга» тронулась с места. Некоторое время все ехали молча. Толстячок, почувствовав неладное, вопросительно взглянул на Петра, но тот недоуменно пожал плечами и успокоительно поднял руку.

— Вы извините, друзья мои. — Гарик сокрушенно покачал головой. — Вместо заграницы — Казахстан! — Он выразительно ругнулся. — Но… можете быть спокойны: напишите здесь свой адрес. — Гарик протянул толстячку блокнот и красивую шариковую ручку с вмонтированными в нее электронными часами. — Машину вы будете иметь… Я не люблю оставаться в долгу перед хорошим человеком… Месяц, от силы два, и вы с машиной не хуже этой…

— Я понимаю… — Толстячок тяжело и не без облегчения вздохнул и быстро написал свой адрес. — Если можно остановите здесь! — добавил он, вернув блокнот и ручку Гарику.

Гарик мягко притормозил недалеко от Театра кукол, и мужчина открыл дверцу.

— Подождите! — остановил его Петр.

— Что? А-а-а! — Вспомнив про пакет, он стал отлеплять ленту от него.

— Да что вы, — махнул небрежно Петр, — я не об этом: оставьте его себе… Вот возьмите: сделка-то не состоялась. — Он вытащил из кармана конверт и протянул мужчине.

— Ой, спасибо большое! — воскликнул тот. — Я так переволновался, что совсем забыл об этих деньгах! — Он взял конверт и вытащил оттуда сторублевую купюру. — Вот это вам: за хлопоты…

Петр потянулся машинально за купюрой, но, перехватив выразительный взгляд Гарика, похлопал рукой по плечу мужчины.

— Не надо обижать меня! Дело не получилось, значит, ничего мне не надо! Вот получите машину, тогда и отдадите всю сумму…

— Извините, не хотел вас обидеть… Еще раз спасибо вам и до свиданья. — Мужчина суетливо вышел и захлопнул за собой дверь…

…Перед картой города, рядом с дежурным офицером, сидел капитан Васильев. Неожиданно зазвонил телефон, и подполковник щелкнул тумблером.

— Дежурный по городу подполковник Синельников у телефона.

— Григорий Михайлович, привет! Захаров беспокоит, дай-ка мне Васильева.

— Здравствуй, Иннокентий Аристархович, даю! — Он кивнул Васильеву.

— Ну, как? — спросил Захаров. — Седьмой отозвался?

— Никак нет, товарищ подполковник, пока все тихо! — ответил капитан.

— Хорошо! Обо всем докладывайте мне лично!

— Слушаюсь…

Не успел Захаров положить трубку, как тут же раздался звонок.

— Захаров? — услышал он знакомый голос начальника Управления внутренних дел одного из районов города. — Машинами вроде ты занимаешься?

— Да, Коля, я… Новости? — спросил он, хотя по голосу своего приятеля сразу понял: новости, и очень важные.

— Любопытные вещи рассказывает потерпевшая, — усмехнулся он, и Захаров представил, как смешно шевельнулись у него усы, с которыми тот не расставался со студенческой скамьи (проходя практику в отделении милиции, Николай Скворцов, участвуя однажды в обычном рейде по району, задерживал пьяного нарушителя, который рассек ему верхнюю губу. С тех пор, стесняясь своего шрама, он и стал носить пышные усы).

— Доставить к тебе ее невозможно: у мужа сердечный приступ и его не с кем оставить… Записывай адрес: Краснопролетарский, дом сорок четыре, квартира тринадцать.

— Переулок?

— Да, Краснопролетарский переулок.

— Спасибо, Коля.

— Не за что! Дерзай!..

…Гарик уверенно вел вишневую «Волгу», лихо обходя городской транспорт.

— А ты молодец, Петюня! — похвалил Гарик своего напарника, сидевшего на заднем сиденье. — Лихо ты ему свой пакет подарил! Растешь!

— А как же! У тебя же, шеф, учусь!

— Если бы у меня, то не прокололся бы так с паршивой сотней! — буркнул Гарик.

— Я и сам не знаю, как дернулся за ней! — вздохнул огорченный Петр. Помолчав немного, спросил: — Сейчас куда, шеф?

— Заключительная фаза с этой вишневой красавицей! Пора от нее избавиться: много повисло на ней! Да и мы дважды высветились, а мы не звезды экрана: популярность нам ни к чему. Ты уверен, что этот чувак иногородний? — неожиданно спросил он.

— Гадом буду, не здешний! — горячо проговорил Петр, чиркнув ногтем большого пальца по зубам. — И по машинам с завистью зырит…

— «Зырит»… «Гадом буду», — передразнил Гарик. — Когда я отучу тебя от этого жаргона, юноша?

— Извини, шеф, сорвалось как-то…

— Ладно…

…Подполковник Захаров медленно прохаживался по гостиной Венивитиновых. У стола — хозяйка дома, с низко опущенной головой, она старалась не смотреть на Захарова. Вадим Петрович лежал на широкой кушетке, застеленной цветастым финским бельем. Он тяжело дышал и говорить не мог. Врач, сидящий рядом, слушал пульс. Пахло лекарствами.

Иннокентий Аристархович, привыкший получать информацию из первых рук, досадовал сейчас, что не может опросить больного. Он снова в который раз взглянул на «дипломат». Рюмку, коробку из-под миндаля и «дипломат» нужно отправить специалистам, хотя вряд ли это что даст: преступник, вероятно, работает со спецклеем и… как сказал генерал, бережет свои пальчики…

— Да-а-а! — хмуро протянул Захаров, — очень вы некрасиво поступили в данной ситуации.

— Это я во всем виновата! — Стелла Николаевна всхлипнула. — Вадя предупреждал меня, что ему все это не нравится и может плохо кончиться, — я настояла…

— Значит, плохо предупреждал, — резко оборвал подполковник и стал нервно ходить по комнате. Ему нисколько не было жаль этих потерпевших. На них у Захарова просто не хватало злости: интеллигентные вроде люди, неплохо зарабатывают и вот пожалуйста — за легким рублем потянулись! С каким бы удовольствием он сейчас учинил бы этим супругам разнос! Уверен, что более всего виновата эта… он взглянул на нее и мысленно окрестил «фифочка». А этот Вадим Петрович — типичный «тюфяк», хотя и можно его как-то понять: старше своей дражащей половины, да и привлекательности меньше, чем у нее… интересно, что заставило выйти эту женщину за него? Положение? Квартира? А может — заграничные поездки? Скорее, и то, и другое, и третье… Размазня! А ведь явно любит ее! Вон какими глазами смотрит, словно он во всем виноват!.. Конечно, лучше бы его допросить, но он же еле дышит…

— В общем, мне кажется, что вы оба должны извлечь урок из случившегося! И более всего вы, Стелла Николаевна! И на месте вашего мужа я бы… — Он хотел сказать, что «взял бы ремень и отхлестал ее по тому месту, на чем сидят», но не решился и, махнув рукой, сказал: — В общем, ваше заявление у меня, и если что-то откроется или вы нам понадобитесь, то вызовем… Выздоравливайте, Вадим Петрович! До свиданья! — бросил он и быстро вышел.

Когда подполковник Захаров садился в машину, раздался зуммер, и он взял трубку.

— Товарищ подполковник. — Голос дежурного по городу был, как всегда, внешне спокоен. — К вам в управление направлен пострадавший… некто Харитошкин Павел Сидорович. По предварительному опросу можно предположить, что минут двадцать назад он общался с преступниками…

— Спасибо, Валентин Иванович! Еду к себе.

— Миша, быстрее в управление, — бросил он водителю. События начинали разворачиваться стремительно. Захаров чувствовал, что между вишневой «Волгой» и тем пострадавшим существует связь. Он и сам не смог бы объяснить, почему чувствует это. Чувствует, и все! Но почему не дает знать о себе седьмой?..