В Москве рассуждали так: «Не будут же посылать в Финляндию 20000 тонн зерна, если чувствуется непосредственная опасность нападения Финляндии на Советский Союз».

Через несколько дней, направляясь к станции метро Дзержинская, я заметил, что в подвалах некоторых домов ведутся строительные работы. Вначале я этому не придал никакого значения. Но когда на следующий день я побывал в других районах Москвы, я увидел, что подобные работы ведутся во многих местах. Конечно, я не был единственным, кто это заметил. И опять по городу поползли слухи.

— Вы уже видели? Строят бомбоубежища …

— Абсурд, это строят склады.

— Я вам говорю, это готовятся к противовоздушной обороне.

— Какие глупости! Просто строятся зимние склады для картошки.

Так в первой половине июня по всей Москве бродили тревожные и успокаивающие слухи. Сообщение о поставке 20000 тонн зерна Финляндии прекратило разговоры о финском нападении. Но те, кому удавалось слушать иностранные радиопередачи, выражали теперь свои опасения в отношении гитлеровской Германии.

С одним из таких людей у меня был следующий разговор:

— В Англии утверждают, что Гитлер готовится к войне с Советским Союзом. — Он поспешно добавил: — но, конечно, это английская пропаганда! Они явно хотят посеять недоверие между нами и Германией.

В то время пакт с Германией был выше какой‑либо критики.

Большинство людей, с которыми я разговаривал в те дни в Москве именно так и считали: «враждебная пропаганда».

А те, немногие, которые продолжали сомневаться и тревожиться, окончательно успокоились 14 июня 1941 года, В этот день — за восемь дней до начала войны! — все советские газеты опубликовали на видном месте сообщение, что слухи о будто бы ухудшившихся отношениях между СССР и Германией не имеют никаких оснований. В этом сообщении подчеркивалось, что Советский Союз, верный своей политике мира, не нарушал и не намерен нарушить советско–германский договор о ненападении. Поэтому все слухи о том, что Советский Союз готовится к войне с Германией являются не чем иным, как провокационной выдумкой.

Дальше следовало заявление, которое в истории международных отношений останется единственным в своем роде. Советское сообщение не ограничилось тем, что еще раз подтвердило верность Советского Союза договору о ненападении. В сообщении опровергались также все ходившие слухи о военной подготовке Германии. Естественно, что именно эта часть сообщения привлекла самое пристальное внимание.

В ней утверждалось, что по данным, имеющимся в Советском Союзе, Германия так же твердо придерживается условий пакта о ненападении, как и Советский Союз. С советской точки зрения слухи о существующем будто бы намерении Германии нарушить этот договор, слухи о готовящемся нападении на Советский Союз лишены всякого основания. По всей видимости, — говорилось далее в сообщении, — перегруппировка немецких войск, происходящая после балканского похода в восточной и северо–восточной части Германии, как следует полагать, зависит от причин, не имеющих ничего общего с отношениями между Германией и СССР.

В это утро никто к экзаменам не готовился. Студенты толпились в вестибюле общежития перед «Правдой», вывешенной, как обычно, на стене. Настроение было превосходное. Все бесконечно обрадовались, что самые страшные предположения не оправдались. Строились планы на летние каникулы.

22 июня — последние экзамены. И тогда отдых, отдых,

Я разделял всеобщую радость. У меня еще не было твердых планов, как провести каникулы, но не это было главным, главное — что все опасения оказались беспредметными! Лишь бы выдержать экзамены, а тогда можно по–настоящему отдохнуть!

Вечером 21 июня мы сидели с моим товарищем по комнате, польским студентом Бенеком Гиршовичем, над нашими книгами. На следующий день предстоял последний экзамен.

Вдруг послышался стук в дверь.

— Кого это еще черт несет? — возмутился Бенек.

Мы не переносили, когда нам мешали во время подготовки к экзаменам. Стук упорно продолжался. За дверью послышался полупросительный, полутребовательный голос:

— Откройте!

Тот, кто стоял за дверью, по–видимому не был студентом. Я раздраженно рванул дверь. Передо мной стоял маленький человек с большим свертком не то бумаги, не то картона под мышкой.

— Товарищи студенты, я бы вам не помешал заниматься, но меня прислало управление института, чтобы наладить маскировку окон в вашей комнате.

Он завозился около окна, прибил какую‑то планку и прикрепил к ней бумагу. Мне стало не по себе. Но Бенек, участник испанской войны, оставался спокойным. Он даже спросил с улыбкой:

— Да разве мы в такой опасности? Маленький человек махнул рукой:

— Помилуйте. Это лишь общие меры предосторожности. У нас обстановка мирная, но в Западной Европе война‑то в полном разгаре. Эти меры предосторожности так, на всякий случай.

По всей видимости это было официальное объяснение которое он уже давал и в других комнатах. Через несколько минут маскировка была сделана.

Бенек не стерпел:

— Ну, посмотрим, как она действует. В Барселоне у нас тоже были такие приспособления.

Мы начали развлекаться, спуская и подымая маскировку, которая стала новым украшением нашей комнаты.

Вскоре эта игра нам надоела. Но ни я, ни Бенек и никто другой из студентов не поверил бы в этот вечер, что надвигается настоящая опасность. У нас были другие заботы; завтра был день последних экзаменов в этом учебном году.

Все это происходило 21 июня 1941 года. До поздней ночи мы были заняты подготовкой к экзаменам.

На следующий день, 22 июня, многие студенты встали спозаранку. Многие поставили будильники на пять и шесть часов утра, чтобы использовать последние часы перед экзаменами для проверки своих знаний. Мы с Бенеком были другого мнения, — он согласился со мной, что самое важное перед экзаменами — сон. И мы решили проспать до девяти часов.

Однако нам это не удалось. Рано утром поднялась взволнованная беготня по коридору.

— Проклятые идиоты! Не дают выспаться перед экзаменами, — пробурчал в полусне Бенек.

Я его поддержал и прибавил еще смачное русское ругательство. Однако, беготня все усиливалась. Ни о каком сне нельзя было больше и думать. Мы не успели встать с постелей, как кто‑то начал ломиться в нашу дверь.

— Будет выступать Молотов! Полчаса назад об этом передали по радио и с тех пор непрерывно повторяют. Говорят, что будет важное сообщение, — прозвучал за дверью взволнованный голос одного из студентов.

— Когда же он выступит?

— В 12 часов, — послышалось в ответ из коридора.

Мы посмотрели на часы, было 9. Оставалось еще много времени, и мы пытались сосредоточиться на предстоящем экзамене. Но из этого ничего не получалось.

Казалось, что время движется невероятно медленно. Наконец, мы услышали объявление:

«Говорит Москва. Мы передаем выступление заместителя председателя Совета народных комиссаров Советского Союза, народного комиссара иностранных дел Советского Союза, Вячеслава Михайловича Молотова». После короткого перерыва мы услышали голос Молотова.

«Граждане и гражданки Советского Союза, — начал он торжественно и серьезно, — сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких‑либо требований и без объявления войны немецкие войска перешли границу нашей страны и бомбардировали Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и ряд других наших городов. Вражеские налеты и артиллерийский обстрел ведутся также с румынской и финской территорий. Это неслыханное и вероломное нападение на нашу страну не имеет примеров в истории цивилизованных стран. Нападение на нашу страну произошло несмотря на то, что существовал договор о ненападении между Советским Союзом и Германией и несмотря на то, что советское правительство точно выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну произошло несмотря на то, что в течение всего времени существования этого договора немецкое правительство ни разу не предъявляло каких‑либо требований к Советскому Союзу. Ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз ложится тем самым полностью на фашистских правителей Германии»».