В тексте из Дейр Алла ничего не говорится о царском достоинстве Валаама. По–видимому, это другой вариант повествования об этой очень популярной фигуре в западносемитской и особенно арамейской среде. Впрочем, поскольку текст из Дейр Алла дошел до нас далеко не в совершенном виде, утверждать что‑либо невозможно. Сочетание царского достоинства и пророческого дара в принципе не невозможно. Можно вспомнить Соломона, который, правда, пророком не был, но все же потомки считали его идеальным мудрецом. Предание относит царствование Валаама ко времени до появления монархии у евреев, т. е. до последней четверти XI в. до н. э. Это, как и в случае с Семирамидой, может означать просто далекую древность. Но Валаам как царь предшествует не только еврейским царям, но и Хададу. Возможно, что он был вообще каким‑то очень древним божеством, которого относили ко времени ранее явления Хадада и лишь позже «разжаловали» в царя и пророка. Текст из Дейр Алла, конечно, далеко не полный, но,, может быть, не случайно, что Хадад в нем не появляется.

Дамаск — один из самых древних городов Сирии. Он упоминается уже в XV в. до н. э. и уже тогда играет довольно значительную роль. В первые века I тысячелетия до н. э. Дамаск являлся столицей мощного арамейского царства, которое так и называлось — Арам. Существовал вариант предания, согласно которому основателем города был Дамаск. То, что этот Дамаск был бог, а не человек, доказывается сообщением римского писателя Помпея Трога, который говорит, что женой этого Дамаска была Атаргатис, т. е. явно речь идет о боге Хададе. Трог обычно старался использовать в своем произведении предания тех народов, о которых он писал. Поэтому можно думать, что и сообщение о божественном основании Дамаска основано на местном сказании. Надо, однако, отметить, что основание Дамаска и превращение его в царскую резиденцию далеко не совпадают; город возник гораздо раньше, чем он стал столицей.

Мадианитяне — североарабское племя. Оно упоминается и в Библии.

Рассказ о могуществе Хадада, его войне с Давидом и поражении, а также о дальнейшем правлении в Дамаске его потомков основан на сообщении историка I в. до н. э. Николая Дамасского. Будучи уроженцем этого города, Николай явно передавал местную традицию. В этом рассказе, видимо, отразились воспоминания о первом известном нам арамейском царе Хадад–Эзере, который действительно создал мощную державу, распространившуюся даже за Евфрат. В войне с Давидом он потерпел поражение, и его держава распалась, а ее остатки были подчинены Давидом. Только уже при сыне Давида Соломоне некий удалец Резон со своим отрядом захватил Дамаск и основал Дамасское царство. Потомком Хадад–Эзера он не был.

Это утверждение неверно. Действительно, на дамасском троне сидело, по крайней мере, три царя с именем Бар–Хадад (Сын Хадада), но были и цари, носившие другие имена. Да и не все цари Дамаска относились к одной династии. Бар–Хадад II был убит своим полководцем Хазаэлем (правильнее Хазаилом), который и стал царем, основав, таким образом, новую династию. И именно он одержал ряд побед над Израилем.

Если считать время поколения приблизительно в 30 лет, то получается, что потомки Хадада правили Дамаском триста лет. Учитывая, что Дамасское царство (Арам) было уничтожено ассирийцами в 732 г. до н. э., начало их правления надо отнести приблизительно к середине XI в. до н. э. Это более или менее совпадает с возникновением первого арамейского царства Цобах, но центр его располагался явно не в Дамаске.

Рассказ о происхождении моавитян содержится в Библии. По библейскому преданию, Лот был племянником Авраама и жил около города Содома. Из всех жителей Содома и Гоморры он был единственным праведником, за что и был спасен с женой и дочерьми (но не зятьями). Однако его жена обернулась, чтобы посмотреть, что стало с Содомом и Гоморрой, и за это была превращена в соляной столб. А Лот с дочерьми укрылись в пещере. Далее рассказывается об опьянении Лота и зачатии его дочерьми сыновей, ставших родоначальниками моавитян и аммонитян. Ученые, специально исследовавшие этот рассказ, пришли к выводу, что это все — остаток моавитянского сказания, которое затем было включено в библейскую традицию, а его персонажи соединены с героями еврейского предания. Связь Лота и его семьи с рассказом о Содоме и Гоморре, по мнению исследователей, также уже вторична и появилась только после соединения моавитянского сказания с библейским. Появление предка моавитян (а в Библии и аммонитян) в результате кровосмешения рассматривалось не как позор, а как героическое деяние дочери Лота, которая решилась на такой посту–пок ради спасения народа. «Чистота» крови высоко ценилась в древности. И Сарра, жена Авраама, по Библии, была его сестрой, хотя и сводной; последнее уточнение могло возникнуть достаточно поздно, когда связь с родной сестрой стала считаться несомненно позорной. Можно вспомнить и практику египетских фараонов, которые женились на своих родных сестрах, чтобы нецарская кровь не примешалась к роду благородных царей Египта. В другом месте Библии говорится о великанах Эмимах, которые ранее населяли Моав. Это упоминание, по–видимому, тоже связано с моавитянским преданием. Вообще рассказы о могучих великанах, ранее населявших землю, были широко распространены в западносемитской среде.

Эту историю рассказал автор, которого обычно называют Псевдо–Мелитоном. Собственно Мелитон был христианским епископом малоазийского города Сарды и писателем

II в. Он, в частности, написал Апологию (сочинение в защиту христианства), обращенную к императору Марку Аврелию. Под его именем дошло сочинение, написанное позже, уже в

III в., и на сирийском языке. Исследования показали, что этот неизвестный сирийский автор, которого и называют Псевдо–Мелитоном, перевел на сирийский язык какое‑то греческое произведение. Автор этого произведения собрал ряд мифов, которые, однако, обработал в духе того направления в философии, которое считало богов прославленными смертными людьми. Хотя Псевдо–Мелитон многое знал уже довольно плохо и часто путал, в его рассказах можно найти подлинную мифологическую основу.

Характерно, что в рассказе Псевдо–Мелитона Атаргатис отделяется от Хадада. Хадад называется царем Сирии, а страной Атаргатис автор называет Адиабену, область в северной части Месопотамии. И Сайм (или Симия, как ее называет этот автор) оказывается дочерью только Хадада, а не совместным ребенком Хадада и Атаргатис или же только Атаргатис. Неясно, является ли это результатом забвения древнего мифа или еще одним вариантом сирийской мифологии.

Имена волшебников весьма интересны. Набу — месопотамский бог, которого в Пальмире и, видимо, в других сирийских городах в первые века нашей эры почитали, как уже говорилось в главе о богах, под слегка измененным именем Небо. Что касается Хадрана, то это — особая форма того же самого Хадада. Под латинским именем Deus Hadarenus он вместе с Атаргатис почитался в одном из мест в горах Ливана.

В этом повествовании Псевдо–Мелитона, как и в ряде других его рассказов, можно узнать реальные черты сирийской мифологии и религии. Так, обряд принесения воды в Бамбику засвидетельствован Лукианом, но объясняется им совершенно иначе — воспоминанием о всемирном потопе. Имена персонажей также встречаются в религиозно–мифологических памятниках Сирии. Но многое в этом рассказе перепутано, и одно это свидетельствует о его сравнительно позднем происхождении. Интересно здесь упоминание Балти, оказывающейся дочерью Атаргатис. В сирийской письменности, как и в финикийской, к которой она восходит, и еврейской, как уже говорилось во Введении, не обозначаются гласные звуки, так что имя этой чудесной лечительницы передано только согласными буквами Blty, но именно такова форма имени пальмирской богини Белти. Пальмирская мифология нам практически неизвестна, поэтому что‑либо сказать об отношениях Белти и Атаргатис мы не можем. Но само упоминание этого персонажа в форме, отмеченной в Пальмире, тоже говорит о том, что это сказание — довольно позднее. Вероятно, перед нами результат уже позднего развития сирийской мифологии, когда в нее активно внедряются фигуры месопотамских мифов, таких, как Набу. В это время многое было уже непонятно, и тем более этого не смог понять христианин Псевдо–Мелитон.

Приведенный рассказ является очень гипотетической реконструкцией пальмирского мифа. Пальмирская мифология, к сожалению, практически неизвестна. Никаких местных повествований до нас не дошло. Греческие и римские авторы, по–видимому, мифами Пальмиры не интересовались, а в самой Пальмире не было писателя, который хотел бы познакомить греческого или римского читателя со сказаниями родного города. Пальмирские храмы и гробницы украшались рельефами, но фигуры, там изображенные, почти всегда статичны и не передают рассказа о действиях богов. Одним из немногих исключений является рельеф с изображением битвы бога со змееподобным чудовищем в присутствии других богов. Поскольку этот рельеф украшает храм Бела, можно полагать, что и изображен на нем один из подвигов именно этого бога. Борьба со змеем является одним из почти обязательных эпизодов мифологии различных народов. С чудовищным змеем Латану сражался угаритский Балу, с Левиафаном — израильский Йахве, с Тиамат — вавилонский Мардук. Каждый раз сражающимся и побеждающим был бог, особенно почитаемый данным человеческим сообществом. И это тоже — аргумент в пользу изображения именно Бела.