Карл Йозеф (в роли профессора Брюкнера). «Мендель^{56}, великий Грегор Мендель тоже причесывал свои статистические данные. И никому не приходило в голову называть его из-за этого шарлатаном».

Эдна Грубер (в роли Сони). «Да, отец».

Ставит бокал на радиатор. Он падает и рассыпается вдребезги. Эдна берет новый бокал из коробки, наливает вино, пьет и снова ставит бокал на радиатор — он снова падает на пол и т. д.

Карл Йозеф. «Все, чего я достиг, больше ничего не стоит? Все это одним махом потеряло всякую цену? Нет, еще вспомнят, что именно я указал новые пути иммунной диагностики! И вспомнят, быть может, и мои не такие уж поверхностные доклады о причинной терапии генетических дефектов человека!»

Эдна Грубер. «Да, отец».

Карл Йозеф. «Что с тобой, Соня? „Да, отец“. „Да, отец“… Ты стала совсем затворницей. Почему ты не выходишь на люди?»

Эдна Грубер. «Пытаюсь составить тебе компанию, отец. Я знаю, я не очень интересная собеседница, даже на малое время. Пожалуйста, не упрекай меня в том, что я делаю тебе одолжение».

Карл Йозеф. «Делаешь мне одолжение? Я же не просил тебя об этом. Ты вовсе не обязана спасать меня, даже если бы я не был в состоянии сам о себе позаботиться».

Эдна Грубер. «Сегодня ты говоришь одно, а завтра — другое».

Карл Йозеф. «Во всяком случае, ты толкаешь меня на все большую и большую изоляцию. Прилагаешь усилия к тому, чтобы я лишился всякого контакта с окружающим миром — с моей профессиональной средой. Не знаю, чем отличается мое настоящее положение от тюрьмы. Я у тебя под арестом».

Эдна Грубер. За шестьдесят спектаклей я расколочу этим способом от трехсот до четырехсот бокалов.

Карл Йозеф. Понимаешь, совершенно невообразимая беспомощность водит твоей рукой, вот твои бокалы и бьются один за другим.

Эдна Грубер. Если нам никто не поможет, то мы оба справимся и без текста, не правда ли, отец?

Карл Йозеф. Ну да, моя малютка. Конечно же. «Видишь ли, ты у меня одна-единственная. Моя милая красивая девочка, с которой я испытал столько хорошего, одно только хорошее. Моя профессия, моя жизнь, мои исследования — всё посвящено тебе. Всё, что я ни делал, я делал только ради тебя».

Эдна Грубер. «Зачем — зачем ты это сделал, отец?»

Карл Йозеф. «Ты о чем? Что это за тон? Ты что, веришь толпе, завистливым подонкам с улицы, ты веришь скорее им, чем собственному отцу? Ты хочешь мне учинить допрос в моем собственном доме? Жалкая, мелочная душонка! Ты ничего не достигла в своей профессии, абсолютно ничего. Подумай лучше о том, сведешь ли ты без меня концы с концами! Неужели рушится небесный свод? Ты забыла, к какому роду ты принадлежишь?»

Со стены спускается Макс.

Макс. «Господин профессор Брюкнер?»

Карл Йозеф (оборачивается на реплику). «Да, пожалуйста?»

Макс. «Я не знаю, помните ли вы еще меня…»

Карл Йозеф. Вы с ума сошли? Не выводите меня из творческого состояния! Этот проклятый второй акт и без того, кажется, превращается в ахиллесову пяту этой роли. Что вы тут забыли?

Макс. Я хочу, чтоб мне вернули мою роль.

Фолькер с переговорным устройством выходит на сцену.

Фолькер. Макс! Что это такое? Что это значит? Исчезни!

Макс (идет к Фолькеру). Я хочу, чтоб мне вернули мою роль.

Фолькер. Мы репетируем! Это репетиция! (В переговорное устройство.) Пожалуйста, кто-нибудь, уберите осколки. (Максу.) Ты слышал, что вчера произошло?

Макс. Да, я знаю. Мой преемник лежит в больнице. Нюхнул лишнего.

Фолькер. Полтора грамма снежку, четыре бутылки белого. Утром он едва не свалился с балкона.

Макс. Да, да, все они наркоманы. Вот только я (кашлянув) мизантроп.

Фолькер. У него вышибло из головы даже, мужчина он или женщина. Эдна перевернула его на спину, а Карл — обратно. Над этим спектаклем какой-то рок.

Макс. Со мной бы этого не случилось, Фолькер. Я бы никогда не поехал к Эдне в деревню. Разве бы я смог этот ранний инстинкт попечительства дамы из мира искусства подвергнуть столь смертельному испытанию? Эти культовые замашки мне противны. Они ведь и со мной пытались это проделать. Но я, конечно, не поддался.

Эдна Грубер (проходя у него за спиной). Как видишь, мой дорогой, я сделала свое дело — я позволила себе немножко пофантазировать, чтобы расчистить тебе дорогу обратно…

Макс. Эдна! (Идет вслед за ней за кулисы.)

Фолькер (в переговорное устройство). Сто седьмой готов?

Голос (из переговорного устройства). Еще пару минут.

Макс (выскакивает из-за кулисы). Бывают вечера, иной бы ночи взять с них пример: в них столько ароматов и полный мрак! (Снова исчезает.)

Карл Йозеф (Фолькеру). Если я этот призрак еще раз увижу на репетиции, поминайте меня как звали.

Фолькер. Господин Йозеф, у нас нет выбора. Нам нужен актер на роль Тайхмана. И немедленно.

Карл Йозеф. Любой другой. Только не он.

Фолькер. Я не вижу другого. У нас больше нет времени подыскивать замену.

Карл Йозеф. Он или я. И если эта фрау Зоопарк, эта фрау Лошадиный укус осмеливается за моей спиной устраивать свои дела…

Фолькер. Дела тут устраиваю я, господин Йозеф. Это моя обязанность — заботиться о том, чтобы мы успели к премьере. Это моя профессия. Я дам эту роль Максу Штайнбергу. Независимо от того, устраивает это вас или нет.

Карл Йозеф. Ха — этот ручеек вырвался на свободу!

Фолькер. Как вам будет угодно. Как вам будет угодно. Но вы будете играть. Будете играть свою роль. Я абсолютно уверен в этом. Абсолютно.

Карл Йозеф. Знаете, мне на вас наплевать! Трижды наплевать! Вы, букашка! Я тут работаю за вас — я! Делаю вашу работу, понимаете? Вы что, забыли о том, кто перед вами?

Фолькер. Мне это отлично известно. Чудесный артист и невыносимый партнер.

Карл Йозеф. Вы об этом пожалеете. Я клянусь вам: вы об этом пожалеете! (Уходит.)

Фолькер (в переговорное устройство). Что там со сто седьмым? Вы кончили?

Голос. Еще пару минут.

Фолькер. Что вы заладили одно и то же! О, Боже мой! (Уходит.)

Карл Йозеф и Эдна Грубер выходят из боковой кулисы.

Эдна Грубер. Голубчик, ну послушай меня, голубчик!

Карл Йозеф. Оставьте меня! Как вы смеете! Что вы натворили? Где Оливер?

Эдна Грубер. А я тут при чем? Со мной он только флиртовал. Это же он у вас набрался. Вы же не станете этого отрицать.

Карл Йозеф. Вы сделали меня посмешищем в глазах молодого коллеги.

Эдна Грубер. Господи ты Боже мой! Посмейтесь, наконец, хоть раз над собой! Иначе вы превратитесь в мумию еще до того, как с вас снимут посмертную маску. Вы же не можете допустить, чтобы на старости лет от вас остались на сцене лишь наутюженные брючные складки.

Карл Йозеф. Итак — вы знаете — уже пошли разговоры…

Эдна Грубер. Извините, но я однажды должна была это высказать.

Карл Йозеф. Вы… Какая вы ненасытная в вашем даре приносить несчастья… Искусство для вас святое, природа, животные — всё для вас святое; только в этом молодом человеке нечего святого для вас нет. Вы раздавили его как таракана.

Эдна Грубер. Я ему ничего не сделала.