Изменить стиль страницы

— Рад буду видеть у себя.

— А меня доктор Берк не приглашает в гости? — подходя небрежной походкой, спросил оберштурмбанфюрер Рудольф фон Штауфендорф. — Или его не интересуют берлинские новости? Я перед отъездом побывал у Дианы и скоро увижу Клауса — еду в штаб генерала Хофера. Кроме того, к вам есть поручение от шефа.

«Тебя еще не хватало, — с досадой подумал доктор Берк. — Почему Кестринг сам не обратился ко мне, а через этого…» Но вслух проговорил, поклонившись:

— Рад буду видеть. Красноармейская, семнадцать.

— Не боитесь жить на такой улице? — улыбнулся Штауфендорф.

— Название не кусается, — улыбкой ответил доктор Берк.

— До встречи.

2

Александр Николадзе задерживался, и доктор Берк нервничал, ругая себя же за эту нервозность. С какой стати он, доктор Берк, обязан ждать какого-то грузина? За долгие годы жизни в Германии Николадзе так и не привык к немецкой пунктуальности. Нет, очевидно, это качество присуще лишь арийцам.

Но неприятное чувство вызывало у доктора Берка не только унизительное ожидание грузинского князя. Предстоящий нежелательный визит Рудольфа фон Штауфендорфа, пожалуй, раздражал его гораздо больше. Увидеться, конечно, с ним следовало: надо было передать через него письмо Клаусу, отправить небольшую посылку. Но увидеться в другое время, наедине. Сидеть в одной компании с фон Штауфендорфом и Николадзе будет противно. Оба чопорные, и каждый будет строить из себя черт знает что.

Вошла секретарша и доложила о прибытии гостей.

— Просите, фрейлейн Тоня, — сразу взяв себя в руки, ответил доктор Берк и поспешил навстречу гостям.

Александра Николадзе сопровождал молодой широкоплечий господин в сером дорогом костюме спортивного покроя.

— Кутипов Борис Михайлович, — представил его Николадзе.

Кутипов изящно поклонился, тряхнув кудрявым рыжим чубом, затем резким движением головы отбросил чуб назад. При этом доктор Берк успел заметить, как у гостя дернулась щека, изрытая глубокими оспинами.

«Нервный господин», — отметил Берк.

Они расположились за низким журнальным столиком, на котором, кроме пепельницы и сигарет, ничего не было. Большой стол у стены уставлен широкими блюдами с холодной закуской, бутылками с коньяком, вином и пивом. Отдельно — горка тарелок, вилок, ножей. Вместо хлеба — лишь несколько тонких сухариков. Однако стулья возле стола не стояли. Все это сразу отметил Кутипов и заерзал в кресле.

«Немчура проклятая! — подумал он. — Неужели самим брать жратву? Или будет подавать та светловолосая девочка, которая встретила в вестибюле?»

Как бы в подтверждение его догадки в комнату вошла Тоня. Но, к удивлению Кутипова, не поспешила подавать закуски, а, поклонившись, бесшумно прошла в угол комнаты и села за низкий столик с пишущей машинкой. Тоня включила настольную лампу и придвинула к себе стопку бумаги.

Она так бесшумно все это проделала, что Николадзе даже не заметил ее присутствия. Затягиваясь сигаретой, он пояснил доктору Берку:

— Господин Кутипов назначен начальником строевого отдела штаба национальных формирований. Жаль, что вы раньше не познакомились. Вы ведь уже полмесяца в Ростове, доктор Берк? — Николадзе осекся, заметив, что Кутипов все поглядывает в угол. Он проследил за его взглядом и вопросительно посмотрел на доктора Берка. Доктор Берк тоже посмотрел на Тоню и, улыбнувшись, поднял руку в успокоительном жесте. — Разве нам нужен переводчик? — удивленно спросил Николадзе.

— Конечно нет, — согласился с ним доктор Берк. — Я, кажется, неплохо владею русским языком. Однако фрейлейн Тоня не только переводчица, но и стенографистка.

— Я думаю, у нас не официальное совещание, доктор. Зачем утомлять… гм… фрейлейн…

— Тоня Гарбузова, — представил доктор Берк и, повернувшись в угол, добавил: — Фрейлейн Тоня, отдыхайте.

Тоня понимающе кивнула головой и не торопясь направилась к двери. Кутипов пристальным взглядом проводил ее. Когда Тоня вышла, сказал доктору Берку:

— А у вас недурной вкус, доктор Берк. Кто эта девушка?

— О, эта девушка мой добрый ангел. Можно сказать, помощница.

— Аппетитный ангелок, — цокнул языком Кутипов.

— Борис Михайлович, нельзя ли без пошлостей, — укоризненно заметил Николадзе. — У вас на уме одни бабы.

— Наговариваете, князь, наговариваете.

— Да где там! Вы и в Люкенвальде этим отличались.

— Когда мне исполнится столько лет, сколько вам, — обиделся Кутипов, — я тоже буду…

— Господа, господа, ну что вы, право, — попытался отвлечь их доктор Берк. — Прошу закусить.

Доктор Берк первым подошел к столу, разлил в рюмки коньяк.

— Прошу. Как говорят у вас: чем богаты, тем и рады. Извините за холостяцкий ужин. В Берлине я любил бройлеры и сам их недурно готовил.

Доктор Берк и Николадзе привычными движениями брали на тарелки закуски, умело орудуя вилками и ножами. Кутипов чувствовал себя неловко. Тонкие, почти прозрачные, кусочки сыра и колбасы никак не цеплялись на вилку. Борис Михайлович смущался, рябое лицо краснело и становилось цвета его залихватского чуба. Доктор Берк будто не замечал неловкости Кутипова, а Николадзе посмеивался. Это бесило Кутипова.

— И все же, кто эта Тоня? — вернулся к прерванному разговору Борис Михайлович.

— Внучка моего, можно сказать, приятеля, смотрителя музея Сергея Ивановича Гарбузова. Неплохо знает немецкий язык. Хорошая помощница в моем отделе, — ответил доктор Берк, приглашая гостей вернуться к столику.

Кутипов облегченно вздохнул. Он никак не мог приспособиться есть стоя, держа в руках вилку и нож одновременно.

— И ваш отдел, и все мы должны работать сейчас на одно — вербовать как можно больше людей на сторону великой Германии, — назидательно проговорил Николадзе. От этого тона доктора Берка передернуло, но он сдержался. Ссориться с другом Арно Шикеданца было опасно. Пусть потешится этот мнимый князь своей временной ролью. И еще подумал: «Хорошо, что не принесли пока черти Рудольфа фон Штауфендорфа — покуражился бы в душе». — Когда великая немецкая армия проливает кровь за освобождение человечества, — торжественно продолжая Николадзе, явно копируя генерала Кестринга, — мы все до одного должны помочь ей выполнить эту благородную миссию.

— Насколько я понимаю, вы неплохо выполняете свои задачи в «Динстштелле», — вставил доктор Берк.

— Да, — согласился Николадзе. — Уже создаются легионы калмыцких и казачьих патриотов, заканчивается формирование грузинской группы «Штейнбауэр». Формируется часть особого назначения «Бергманн». Кстати, командир этой части, капитан Оберлендер, мой хороший знакомый. Он также вербует людей в лагерях для военнопленных. Но, надо признаться, дела идут не так успешно, как мы предполагали.

Николадзе встал, подошел к столу, налил себе в рюмку коньяку и вернулся за столик. У Кутипова уже давно была пустая рюмка, но он не решался проделать то же самое, боясь каким-нибудь неловким движением вызвать усмешки.

Усевшись в кресло, Николадзе не спеша сделал глоток, так же не спеша пошевелил губами, как бы дегустируя коньяк, еще помедлил и заговорил тоном старшего:

— Нам надо учесть, господа, одно немаловажное обстоятельство. В лагерях для военнопленных — далеко не рай. Из лагерей люди могут вербоваться от отчаяния, а некоторые — с целью сбежать при удобном случае. Переходя к нам из лагерей, они ничем не рискуют. Наоборот, понимают: чем быть замученным или умереть голодной смертью, лучше перейти на сторону германской армии, где оденут и накормят. Более стойкий материал — это добровольные перебежчики. Перебежчик-солдат — это другое дело. Он рискует получить пулю в спину, но он переходит к нам, потому что личная убежденность побеждает страх. А нам нужны люди, ненавидящие большевиков. Фюрер призывает нас вербовать главным образом перебежчиков. И в этом смысле вы, доктор Берк, можете оказать нам немалую услугу.

Доктор Берк заерзал в кресле. Это уж слишком. Этот грузинский князек ему диктует. Берку хотелось грубо оборвать Николадзе, поставить его на место. Но, помня, кто стоит за спиной Николадзе, он лишь заметил: